А Валерка продолжал улыбаться: очень уж заметно было, как за приличествующей случаю Раисиной – показной – нерешительностью и сочувствием так и сквозит злорадное торжество… Рая словно била под дых, – пользовалась тем, что Валерка сидит в инвалидном кресле. Хитренько опустила ресницы, помолчала. Вздохнула:
- Я знаю, как тебе тяжело, Валер… Но ведь лучше знать правду… Все говорят, что у твоей жены и Стрепетова… Ну, ты сам понимаешь. Я не могу судить Любу: она молодая и красивая женщина. А ты так долго был в больнице… и теперь – в этом кресле. А ей хочется… жить. – Рая достала из сумочки платочек, поднесла к глазам. Но тут же резко рубанула рукой воздух, заговорила возмущённо: – Я всё понимаю!!! Но – нельзя же так явно! Чтоб все знали!
Валерка улыбался… А глаза застилал туман, – не камень же в груди у шахтёра.
- Рай, спасибо, что зашла. У тебя у самой как дела?
Раиса поднялась:
- Не веришь, значит. Это тоже понято: в такое не хочется верить. – Ещё раз поднесла платочек к глазам: – Выздоравливай, Валер. Мне пора.
И быстро вышла со двора.
А Валерий безотчётно попытался встать… Ну, чтоб Любашу увидеть… Прямо сейчас пойти к ней – до вечера так далеко ещё… Встать, конечно, не получилось. Валерий прикрыл глаза рукой, вспоминал, какой Любаша была сегодня утром, – перед тем, как в медпункт убежала. А была Любаня, как всегда, ласковой и заботливой, тревожилась о нём, как о маленьком ребёнке… Много раз повторила, чтоб осторожным был, чтоб не вздумал чинить оконную раму в летней кухне. Валерка хорошо знал, где у Любани стоит миска с его любимыми пирожками, а она всё равно напомнила, чтоб поел,– потому что до обеда, когда Светлана и мальчишки вернутся из школы, ждать долго…
И ночь вспоминал. Любаня в счастливой усталости прикрывала глаза. Она до сих пор стеснялась его бесстыдных ласк, старалась побыстрее надеть ночную рубашку… но он чувствовал, как ей нравится, как хорошо ей, – до чуть слышного, немыслимо сладкого стона… Потом Валерка бережно прижимал её к себе: ему хотелось, чтоб Любаша так и уснула, – в его объятиях.
Раисина показная жалость к Любе… Намёки на то, что сейчас у Любани нет самого простого и желанного женского счастья, – чушь. По ночам в больнице он метался без Любани… И знал, что всё у них будет по-прежнему. А перед выпиской профессор Смолина – с чуть грубоватой прямотой, присущей всем пожилым врачам, – сказала:
- С женой всё нормально будет. Противопоказаний нет, – наоборот, я рекомендую: регулярно и смело.
А Валерий и сам это знал. И от смелости своей, бесстыдной такой, жарко вспыхивал.
Рая, Раиса Андреевна, понятно, всего этого не знает. Да ей и знать не надо… Валерка не обижался на неё: она просто думает, что, раз травма позвоночника… Так она же не врач, Раиса, что ж на неё обижаться. Но она всё-таки женщина… И ей понятнее, как тяжело Любане видеть его в инвалидном кресле.
И – нахлынуло… Всё сразу: вдруг услышал, как к остановке подъехал шахтёрский автобус. Будто даже знакомые взрывы хохота слышал, – так всегда бывает, когда мужики шумно рассаживаются в автобусе… Потом вспомнил: прошлой осенью, уже в предзимье, звонкое от ледка в лужах, они с Любашей ездили за тёрном… Любаня, как все шахтёрские жёны, умеет – и как они все умеют это?... – делать терновку. Без терновки этой – и зима не зима… По склонам Журавлиной балки они собирали крупные, матово-сизые ягоды, подмёрзшие, как всегда в это время, а потому – терпко-сладкие, чуть хмельные. Люба по-девчоночьи, горстями, ела тёрн, а Валерка спешил набрать полную горсть, – самых спелых, чтоб поднести к Любаниным губам… И целовались, – пока хватало дыхания. И Валерка на руках нёс Любашу в машину…
Нахлынуло… Завтра родительское собрание в Светланкином одиннадцатом классе. Он всегда ходил на собрания, – если в шахте с ними не совпадала. А на рыбалку с мальчишками?.. И с мотоциклом надо бы помочь им…
А Юрка Стрепетов… Всего один раз Валерка видел, – на День шахтёра было, – как Юрка проводил взглядом Любашу… какая скрытая грусть вдруг промелькнула в его захмелевших глазах:
- Жена у тебя, Валер… Любаня твоя…
Валерка, ясно, чуть нахмурился:
- Я сам знаю, Юрка. Тоня твоя – тоже молодец.
Раиса права: тяжело Любе, когда он вот так, в инвалидном кресле. Валерка в горьком отчаянии стукнул кулаком по поручню кресла: сегодня перед рассветом ему снилось, как он кружил Любашу на руках…
Нахлынуло, – от усталости за все эти месяцы, от какой-то мальчишеской обиды на свою беспомощность…
Миска с пирожками, прикрытая чистым полотенечком, стояла на столе. А Валерка потянулся к шкафу: там с незапамятных времён стояла бутылка самогонки. Когда-то с Юркой выпили по стопарику – за новую лаву (лава – это подземная очистная горная выработка, где ведётся добыча угля, протяжённостью от нескольких десятков до нескольких сот метров. Один бок этой выработки образован массивом угля, а другой – закладочным материалом или обрушенной породой выработанного пространства. Имеет выходы на транспортный и вентиляционный штреки, – примечание автора). Бутылка с тех пор так и стоит недопитой…
Валерка налил в стакан, выпил одним махом. Прислушался: ничего не изменилось. Налил снова – вровень с краями…
А потом из какой-то бездонной пропасти тяжёлого сна различал тихий звон посуды… Будто Светлана что-то говорила мальчишкам… А дочка обняла его. В родном, ласковом голоске звучала тревога:
- Папа, папочка! Давай обедать будем, – я борщ подогрела…
Мальчишки убрали опустевшую бутылку из-под самогонки, – чтоб мать не увидела…
Вечером Валерий присматривался к Любе: сегодня она вернулась из медпункта совсем уставшей…
Светлана в комнате гладила бельё, мальчишки во дворе – при свете уличного фонаря – ещё возились с мотоциклом. Валерий взял Любашину ладошку. Показалось, что Люба прячет глаза…
- Любань?..
Уже под вечер к Любане в шахтёрский медпункт заглянула Альбина Георгиевна, поселковый фельдшер-акушер:
- Можно, Люб?..
Люба подняла голову от медицинских карт. Альбина присела напротив. Помолчала. Любаша улыбнулась:
- Видела б ты себя в зеркало, Альбинка… Вид у тебя, – будто ты одна во всём мире знаешь какую-то самую тайную тайну. Рассказывай, – вдвоём легче знать. Ты ж и пришла, чтоб со мной поделиться?
- Тайна, Люб. К тому же – не моя…
- Не твоя? А чья же?
- Скорее, Люб… твоя.
- Альбин!.. У меня работы ещё… а уже конец рабочего дня. В общем, мне не до загадок.
- Люб!..
- Ну?..
- Ко мне сегодня девчонка приходила… Знаешь, – дочка учительницы, Раисы Андреевны. Они с твоей Светланой, кажется, подруги.
- Вика?.. Что с ней?
Альбина разгладила белую клеёнку на столе. Не поднимала глаз. Любовь Григорьевна встревожилась:
- Что-то серьёзное?
- Беременная она, Люб.
- Что?..
- Плакала. Умоляла, чтоб я – никому. Чтоб мать не узнала.
Люба растерянно поправила волосы:
- А… этот её мальчик, – он-то хоть знает?
- Это, Люб, не мальчик. Это… Валерий твой.
Любаша рассмеялась. А Альбина рассказывала:
-Говорит, – было у них… Ещё до аварии в шахте. На Донец вроде ездили, – там и случилось. Ездили они на Донец? Ты что-нибудь знала об этом?
Люба покачала головой:
- Ты иди, Альбин. Мне с картами надо закончить.
Альбина ещё что-то говорила… А Люба уже не слышала её, – поспешно листала чью-то медицинскую карту.
Потом Альбинка ушла. То, что она сказала… слова её были такими неправдоподобными… – ну, как если бы она сказала, что на месте привычного террикона вдруг осталось пустое место…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15
Часть 16 Часть 18 Часть 19 Часть 20 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы»