Продолжаем разбирать перевод Кистяковского - вторую часть "Хранителей" (книга больше известна как "Братство Кольца").
Толкиен:
" - Привет! Доброе утро! - сказал Бильбо. - Готов к большому совету?
- Я готов ко всему, - ответил Фродо. - Но больше всего хотел бы сегодня погулять и изучить долину".
Кистяковский:
" - Доброе утро, - сказал он хоббитам. - Совет, я думаю, скоро начнется.
- Скоро? Ты уверен? - спросил Фродо. - А я надеялся немного погулять".
Далее описание Боромира.
Толкиен:
"Он был в плаще и сапогах как бы для путешествия верхом и, действительно, хотя его одежды были богаты, а плащ подбит мехом, они были запятнаны от долгой дороги. На нем было серебряное ожерелье с единственным вправленным в него белым камнем; его волосы были подстрижены у плеч. На перевязи он носил большой рог с серебряным наконечником, сейчас лежавший у него на коленях".
Кистяковский:
"Его давно не стриженные волосы беспорядочными кудрями ниспадали на плечи, прикрывая тонкое серебряное ожерелье с бледно-перламутровым самоцветом впереди; через плечо у него была перекинута перевязь с охотничьим рогом, оправленным в серебро; а его дорогая и богатая одежда - он был одет для путешествия верхом, - посеревшая от пыли, заляпанная грязью и залоснившаяся до блеска от конского пота, говорила о долгих и трудных странствиях".
Похоже, Кистяковский недолюбливает Боромира, раз выставляет его таким неряхой)
Толкиен: "Вот, друзья мои, хоббит, Фродо, сын Дрого. Немногие приходили сюда через бОльшую опасность или по более важному поручению".
Кистяковский: "Позвольте представить хоббита Фродо, племянника Бильбо из далекой Хоббитании. Нелегким и опасным был его путь, а в Раздол ему пришлось прорываться с боем".
Далее Арагорн рассказывает о своей встрече с Голлумом.
Толкиен: "Боюсь, я не пришелся ему по душе, ибо он меня кусал, и я не был с ним вежлив. Вот и все, что мне удалось добыть из его уст, - отметины его зубов. Полагаю, худшей частью моего путешествия был обратный путь, когда я следил за ним день и ночь, заставлял его идти впереди с веревочной петлей на шее и заткнутым ртом, пока он не смирился от нехватки воды и еды, вел его все время к Лихолесью. Наконец, я привел его туда и отдал эльфам, ибо ранее мы условились так поступить; и я был рад избавиться от его общества, ибо он смердел. Со своей стороны, надеюсь, что больше никогда его не увижу".
Кистяковский: "Боюсь, ему не за что меня любить: он прокусил мне руку, и я не стал с ним нежничать, так что потом он упрямо молчал, а раскрывал рот, только чтоб есть - мне приходилось в пути добывать ему пищу, - мои вопросы оставались без ответа. Возвращение на север с пойманным Горлумом далось мне гораздо тяжелей поисков: всю дорогу я гнал его впереди себя, заткнув ему рот кляпом из мешковины, а на шею накинув веревочную петлю, и, когда мы добрались наконец до Лихолесья и я сдал его на попечение эльфов Трандуила, меня от усталости шатало ветром. Надеюсь, что больше мы с ним не встретимся, - ведь он, вдобавок ко всем его прелестям, еще и воняет, как дохлый стервятник".
Толкиен: "Ибо Саруман Белый - величайший в нашем ордене. Конечно, и Радагаст - достойный маг, мастер форм и перемен оттенков; и он много знает о травах и животных, а птицы - особенно его друзья. Но Саруман долго изучал искусство самого Врага, благодаря чему нам часто удавалось предвосхищать его. Именно по планам Сарумана мы вытеснили Врага из Дол Гулдура".
Кистяковский: "Ибо Саруман - МУДРЕЙШИЙ ИЗ МУДРЫХ... ТАК МНЕ В ТО ВРЕМЯ КАЗАЛОСЬ. Радагаст тоже могущественный маг, ИСКОННЫЙ ПОВЕЛИТЕЛЬ растений и животных (особенно РЕВНОСТНО СЛУЖАТ ЕМУ птицы), но Саруман исстари следит за Врагом, он хорошо изучил все его повадки и часто помогал нам справиться с ним. Мы легко выбили Врага из Дул-Гулдура благодаря мудрым советам Сарумана; ЖАЛЬ, ЧТО НАС ТОГДА НЕ УДИВИЛА ОТВЕТНАЯ ПОБЕДА ВРАГА НА ЮГЕ...".
Толкиен:
" - Мне больше нравится белый цвет, - сказал я.
- Белый! - усмехнулся он. - Он служит только началом. Белые одежды можно покрасить. Белую страницу можно исписать, а белый цвет - рассеять.
- Тогда он уже не белый, - сказал я. - А тот, кто ломает вещь, чтобы узнать, что она собой представляет, покидает путь мудрости."
Кистяковский:
" - Белый цвет заслужить нелегко, - сказал я. - Но еще труднее обелить себя вновь.
- Обелить? Зачем? - Саруман усмехнулся. - Белый цвет нужен Мудрым только для начала. Отбеленная или попросту белая ткань легко принимает любой оттенок, белая бумага - любую мудрость.
- Потеряв белизну, - упорствовал я. - А Мудрый остается истинно мудрым, лишь пока он верен своему цвету."
Мотив призмы, рассеивающей белый цвет на радугу, Кистяковский предпочел опустить, заменив его каким-то кодексом Мудрых собственного сочинения.
Толкиен:
" - Я видел тебя! - воскликнул Фродо. - Ты ходил взад-вперед. Луна сияла в твоих волосах.
Удивленный Гэндальф остановился и посмотрел на него.
- Это был только сон, - сказал Фродо, - но он внезапно вспомнился мне. Я совсем про него забыл. Он приснился некоторое время назад, думаю, после моего ухода из Шира.
- Тогда он запоздал, - сказал Гэндальф, - как ты увидишь. Я был в дурном положении. А те, кто меня знает, согласятся, что я редко бываю в такой нужде и плохо переношу такое злополучие."
Кистяковский:
" - Я видел тебя! - вдруг воскликнул Фродо. - Ты ходил, словно бы заключенный в темницу - два шага вперед и два назад, - но тебя ярко освещала луна!
Гэндальф удивленно посмотрел на Фродо.
- Это был сон, - объяснил ему хоббит, - и я его сейчас очень ясно вспомнил, хотя приснился-то он мне давно: когда я только что ушел из дома.
- Да, темница моя была светлой, - сказал Гэндальф, - но ни разу в жизни меня не одолевали столь мрачные мысли".
Толкиен:
"Сила, которая еще остается, заключается в нас, здесь в Имладрисе или у Кирдана в Гаванях или в Лориэне. Но есть ли у них или здесь у нас сила, чтобы сопротивляться Врагу, приходу Саурона в конце, когда все остальное будет разрушено?
- У меня нет такой силы, - сказал Элронд, - и у них нет.
- Тогда если Кольцо нельзя сберечь от него силой навсегда, - сказал Глорфиндел, - нам остается испробовать только два выхода: послать его за Море или уничтожить".
Кистяковский:
"Я думаю, только эльфы - Перворожденные - могли бы дать отпор Саурону. Так хватит ли у нас для этого сил?
- У меня - не хватит, - ответил Элронд.
- И У ТРАНДУИЛА НЕ ХВАТИТ, - СКАЗАЛ ЛЕГОЛАС.
- Я НЕ ГЛАШАТАЙ СЭРДАНА КОРАБЕЛА, - НЕМНОГО ПОМОЛЧАВ, ПРОГОВОРИЛ ГЭЛДОР, - НО БОЮСЬ, ЧТО И МЫ НЕ ВЫСТОИМ ПРЕД ВРАГОМ.
- А ОБЪЕДИНИТЬСЯ ЧЕРНЫЙ ВЛАСТЕЛИН НАМ НЕ ДАСТ, И НАШИ ЗЕМЛИ ПРЕВРАТЯТСЯ В ОСТРОВКИ, ОКРУЖЕННЫЕ ОКЕАНОМ ЧЕРНОГО ВОИНСТВА, - ЗАКЛЮЧИЛ ЭТИ ГОРЬКИЕ ПРИЗНАНИЯ ЭЛРОНД.
- Мы не сможем, - вступил в разговор Всеславур, - силою защитить Кольцо от Врага, а поэтому у нас есть только два выхода: отослать его за Море или уничтожить".
Судя по последней фразе, Кистяковский вполне умел переводить точно. Но почему-то не хотел, хотя вроде и он не глашатай Кирдана Корабела...
Толкиен:
"Если я правильно понял все, что услышал, то думаю, что эта задача предназначена тебе, Фродо; и что если ты не найдешь дорогу, то и никто другой не найдет. Вот час народа Шира, когда они восстанут со своих тихих полей, чтобы потрясти башни и советы Великих. Кто из Мудрых мог предвидеть это? Или, если они мудры, почему они должны надеяться узнать это, пока не пробьет час?
Но это тяжелое бремя. Настолько тяжелое, что никто не может возлагать его на другого. Я не возлагаю его на тебя. Но если ты принимаешь его добровольно, я скажу, что твой выбор верен; и даже если бы все могучие друзья эльфов былых времен - Хадор, Хурин, Турин и сам Берен - собрались здесь, твое место было бы среди них".
Кистяковский: "Насколько я понимаю, - проговорил он, - именно тебе суждено это сделать, и если ты не проберешься в Мордор, то Завеса Тьмы сомкнется над Средиземьем. От слабых невысокликов из мирной Хоббитании зависит судьба средиземного мира - перед ними падут могучие крепости, а Великие придут к ним просить совета... если бремя, которое ты берешь на себя, в самом деле окажется тебе по силам.
Ибо это тяжкое бремя, Фродо. Столь тяжкое, что никто не имеет права взваливать его на чужие плечи. Но теперь, когда ты выбрал свою судьбу, я скажу, что ты сделал правильный выбор".
