Найти тему
Литературная беседка

Мемуарчик

Знания приходят с годами, с опытом, с пониманием. В феврале 1986 года ничего этого не было в помине. Первый год, первая зима в Германии. Много позже я осознал, что мороз под пятнашку и сугробы на исходе зимы, естественные и привычные для жителя средней полосы России, в этих местах явление, мягко говоря, не самое частое. Пока же я пребывал в уверенности, что с климатом все более-менее в пределах нормы, если не учитывать вечную неистребимую ни жарой, ни морозами влажность. Служил я в ту пору в комендантской роте. Ну, как служил… числился. Фактически дни и ночи проводил в штабе дивизии. По причине срочности службы не считал себя аборигеном, но,  среди прочего, был назначен администратором гостевой комнаты при службе вооружения, использовал помещение по прямому его назначению – гостевал.

В войсках шел рабочий период (кто в курсе, тот поймет), ничто не предвещало… вообще ничего. Но в седьмом часу вечера в кабинет ворвался капитан Зайцев – помощник начальника автомобильной службы. В состоянии он находился несколько взвинченном, возмущенном. Понятно было, что случилось нечто неприятное, что вероломно рушило планы капитана на вечер.

Теория катастроф утверждает, что часто именно совокупность мелких обстоятельств является причиной разрушительных последствий. Так и тут: Начальник автослужбы дивизии, подполковник Павлик (он же начальник ВАИ гарнизона), уехал на какие-то сборы то ли группового, то ли армейского значения, старший инспектор ВАИ укатил в отпуск. А капитан Зайцев никуда уехать не успел. Потому по приказу комдива (он же начальник гарнизона) Зайцев был назначен «крайним» и отправлен к месту аварии на разборки с немцами, с которыми наш грузовик не поделил дорогу. Случилось это где-то в предместьях города Шенебек. По какой причине капитан Зайцев держал за руку свою дочь – миленький такой дошколенок – сказать не могу, ибо не в курсе. Могу только предполагать, что причиной взвинченности Зайцева был вынужденный выезд с дочерью (оставить не с кем) в ночь по снежному накату куда-то к черту на рога по делам, к которым капитан, по должности, никакого отношения не имел от слова «совсем». В принципе он мог бы оставить дочь в кабинете под моим приглядом. Сидела бы смирно, ломала бы печатную машинку или телефон, рисовала бы двумя имеющимися в наличии цветными карандашами (красный и синий) смешных уродливых кукол, пока папа в зимнем лесу на пальцах объясняет немцам, что они где-то не совсем правы. Но… он сказал – поехали! Рукой, вроде бы, не махал, но что-то похожее в этом было. И мы поехали. На почти новеньком УАЗике в ночь, в лес, в неизвестность.

За рулем в «нулевом» УАЗе сидел такой же водитель из моей роты. Лес выглядел шикарно: толстые белые шапки на деревьях, крупные снежинки заполняли почти все видимое в свете фар пространство, мела поземка, – красотища сказочная. Капитан Зайцев, как и положено старшему машины, сидел на переднем сиденье. Я наслаждался пейзажами сзади слева, юная мадмуазель Зайцева – рядом справа.

Надо сказать, что дороги в Германии узкие. Особенно – местного значения. Два встречных КАМАЗа, бывало, задевали друг дружку выступающими слева за габариты зеркалами заднего вида, разбивали оные в хлам. Ох, и достали меня за шесть лет эти камазовские зеркала! Дефицит, да. А я с первого и до последнего дня снабжением таких дефицитов и занимался. В разных ипостасях. Сначала контрольная картотека учета материальных средств. После собирание заявок из частей дивизии, формирование номенклатурного заказа в автослужбу армии. Дальше, уже в штате автобата, подвоз «дефицитов» с армейских и групповых складов, их учет, хранение и выдача: но это уже другая история – с картами учений и умными лицами, с передвижными пунктами в составе рембата, с первым «купанием» в сугробе и тэдэ.

Всякий раз, когда слышу в прогнозе погоды фразу – «на дорогах гололедица», воображение неизменно рисует мне силуэт дерева – этакого полувекового дуба у обочины, с кроной, нависшей над проезжей частью. Будто исполинскими своими ладонями хочет он накрыть, схватить проезжающую мимо железную букашку, мешающую в дреме думать о вечном. Но это теперь. А тогда, в первый раз, «железная букашка» на прямой, как биллиардный кий, дороге решила вдруг, что она корова, вышедшая на лед. УАЗик понесло сначала к правой обочине, потом – к левой, после снова к правой. И тут возник он – тот самый «хватающий букашек» дуб. Он подплывал удивительно медленно. Машину все больше кренило вправо. Казалось, еще чуть-чуть, и мы выскользнем из его цепких пальцев, проскочим, просочимся…

Удар пришелся вскользь в водительскую дверь и дальше в дверь заднюю. Обе они так и остались лежать у ствола дуба, а сам УАЗ замер в кювете метрах в трех и от дерева, и от обочины.

Такая тишина случается, когда внезапно обесточивается слесарный цех на крупном предприятии или выключается ревущий во всю мощь минут двадцать к ряду пылесос советской марки «Ракета».

Мадмуазель Зайцева вообще не поняла, что произошло. Причиной того был ваш покорный слуга, инстинктивно уклоняющийся от неизбежной встречи с достойным представителем вечности, оттого завалившийся вправо, и тем не позволивший девочке даже шелохнуться. Целехонек, без единой царапины, остался и водитель, если не считать душевных травм от предчувствия скорого на расправу будущего. Зайцев пробил лоб креплением стеклоочистителя. Мне плеснуло в лицо стекляшками разбитого фароискателя, обнаруженного позже под ногами, сорвало с руки часы. Уцелел только добротный кожаный ремешок.

Поиски самих часов оказались тщетны. Окончательно спутали физику разлета предметов «гаишный» жезл и мои рукавицы, обнаруженные под машиной ровно под тем местом, где они, по идее, должны были лежать внутри нее: на сиденье между мной и мадмуазель Зайцевой. Как они оказались под задним мостом – совершенно непонятно. Причем лежали они под машиной точно так же, как и внутри нее: пара рукавиц поверх жезла. И никакого разброса. И как тут не поверить в мистику?

Зайцев, взяв дочь за руку, поплелся в направлении предполагаемого немецкого поселка: за помощью, за возможностью связаться со «своими».

Ночь, зимний лес, красота которого тут же трусливо сбежала с места происшествия, холодрыга, два солдатика и разбитый УАЗик. В общем, холст, масло, Репин.

Не было у меня на левой руке ни единой царапины. Просто часы как ветром сдуло, и пальцы вдруг распухли, будто сосиски стали. Что это было – не знаю. Но, как только соорудили мы с водителем небольшой костерок на обочине, погрели озябшие руки, так и опухоль улетучилась. Пальцы «сдувались» и принимали нормальный вид прямо на глазах. Ни боли, ни проблем с подвижностью. Ни до, ни после ничего подобного не видел. Позже, когда в свете дня осматривали машину, офицеры хлопали меня по плечу и приговаривали, что, мол, в рубашке родился, что, мол, Бог тебя уберег. Против всех законов физики я умудрился не встретиться с вышибленными, вместе с навесами и стойкой между ними, дверьми. УАЗ восстановлению не подлежал, ибо его немного согнуло в месте удара: выражение «обнять дерево» – самое подходящее в подобной ситуации.

Топтались мы около своего костерка на обочине около часа. Ни души в лесу. Ни единого звука. Снег сыпать прекратил, а мороз, казалось, крепчал. Не скажу, что мне было сильно тоскливо от положения, в котором мы внезапно оказались, но и перспектива провести ночь на ногах, приплясывая у костра, точно не радовала. Полагаю, что жизнь человеческую роднит с теорией катастроф то, что состоит она из совокупности мелких обстоятельств, так или иначе влияющих на развитие событий, на направление, в котором жизнь пойдет дальше. Может и занести на прямой, как кий, дороге, а может и вытянуть из леса на буксире.

В начале было слово – точно вам говорю! И это слово было механическим. Непонятным, но в то же время знакомым, добрым. Вдалеке урчал мотор приближающейся машины. Вскоре блеснули фары. Низко посажены – значит, не УАЗик, но по звуку сильно похоже: движки УАЗа и «Волги», хоть и не близнецы, но близкие родственники. Похоже на то, что какого-то немца в лес занесло среди ночи. Стоял я у обочины, размышлял – тормозить эту машину или нет? Легковушка замедлилась и остановилась сама. Ночью все коты черные, но «Волга» и вправду оказалась черной. С черными же номерами – значит, наша, военная. А вытекало из этого следующее: на машинах такого класса ездили либо генералы, либо начальники особых отделов от соединения и выше. Машину нашего начальника восьмого отдела я знал хорошо. И водителя знал, и самого полковника знал. Но это не моя заслуга, а маленькая часть его работы – лично знать всех лоботрясов, которые практически живут в штабе, потому могут знать и то, что как бы знать не могут, не должны, во всяком случае. Даже в темноте эту «Волгу» я определил как чужую: не из нашей дивизии. Чаша логических весов склонялась к папахе и широким лампасам. Впрочем, я понимал, что кататься на генеральской «Волге» вполне мог и адъютант – сверхсрочник или прапорщик.

Из «Волги» вышли два капитана. Оба без шинелей, в одних кителях, без шапок. Понятно, что в машине им явно было не холодно. Спросили – что случилось, кто старший. Ответил, пояснил, показал. Походили, посмотрели, прикинули, как вытянуть наш искалеченный, но явно способный двигаться на буксире УАЗик. Офицеры уехали, сказав, что скоро вернутся на более подходящей для буксировки машине.

Спустя полчаса, или около того, я уже зацеплял буксировочный трос к фаркопу УАЗа, на котором вернулись капитаны.

– Дорогу в свою часть знаешь? – спросил один из них, и сразу пояснил: – Мы тут у вас в командировке: сами из Дрездена.

Дрезден – это на юге, это далековато. Бывал я там позже. Раз несколько бывал. Я покачал головой, потому что понятия не имел, где мы, насколько далеко от своей части. Дорогу водителю показывал Зайцев. Впрочем, он и сам все время елозил пальцем по карте. Но он хотя бы представлял – куда нас занесло этой ночью. Я не представлял вообще. И карты у меня не было.

– Тогда садись сзади. Как, говоришь, называется местечко?

– Альтенграбов, – ответил я, располагаясь на заднем сиденье их УАЗика.

Ехали мы медленно и довольно долго. Ехали молча. О чем разговаривать с двумя офицерами особистами? С ними лучше помалкивать, если не спрашивают. А они и не спрашивали.

Почти всю дорогу я провел сидя вполоборота, смотрел сквозь маленькое обмерзшее стекло в задней части тента – все ли в порядке там, сзади: с озябшим водителем, с дистанцией между машинами.

Не помню, сказал ли я «спасибо» этим особистам. Думаю, что сказал: слова благодарности обычно вылетают из меня «автоматом». Тем более что оба показались мне людьми достойными, способными бросить все и прийти на помощь. Не отправить кого-нибудь, а лично прийти и помочь. Один из них представлялся, как и я ему. Процедура это автоматическая – отдал честь, представился, и тут же забыл. Много лет спустя, просматривая видео в интернете, я узнал фамилии тех самых капитанов, что служили в особом отделе Дрездена. Мистика какая-то, ей-богу. А потерянные часы все равно жалко: мне их родители передали через земляка сослуживца. И месяца не поносил, эх.

Автор: Емша

Источник: https://litbes.com/memuarchik/

Больше хороших рассказов здесь: https://litbes.com/

Ставьте лайки, делитесь ссылкой, подписывайтесь на наш канал. Ждем авторов и читателей в нашей Беседке.

Здесь весело и интересно.

#проза #рассказ @litbes #литературная беседка #дом #сын #дерево #главные ценности жизни #мир #жизнь