Чжоу Чен проснулась. Она обожала дневной сон.
За окном был солнечный день, воронцовский парк и пели птицы.
Арендованная квартира была просторной, обставлена аскетично. Посреди белого, в цвет стен, журнального столика лежал небольшой блокнот.
Чжоу встала с кровати и села на корточки у столика. Тонкими пальцами она взяла ручку и принялась заполнять очередную строку в блокноте.
Вместо букв она нарисовала три символа: птица, женщина и стрела.
Теперь мы найдём отступника.
Подумав это, Чжоу с нежностью провела рукой по серебрянной броши в виде птицы, прикреплённой к вороту небесного цвета пижамы.
В дверь позвонили.
Чжоу подошла к входной двери и наклонившись к небольшой изящной тумбе и прошептала маленькой стальной фигурке человека на самокате “подари даме еду”, а затем открыла дверь.
- Я… - растерянный курьер смотрел на девушку.
- Да? - Чжоу невинно улыбнулась.
- Я вам это дарю. - сказал курьер, протянул пакет и широко улыбнулся.
- Как приятно! - Чжоу взяла пакеты и закрыла дверь.
Телефон зажужал. Чжоу посмотрела: списали 200 рублей.
Чен выругалась на неизвестном нам языке и снова открыла дверь. За ней всё ещё стоял курьер с чашкой кофе в руках.
- А за кофе значит я плачу? - Чен была раздражена.
- Простите… я просто подумал, что подарю вам еду, а про кофе не подумал, как-то странно. А почему я вообще… ну то есть…
Чжоу не дослушала - она взяла кофе из рук курьера и захлопнула дверь перед его носом, оборвав бормотание на полуслове.
Чжоу обожала грузинскую кухню. Хачапури на мангале - топ-1. Покушав и допив кофе она вышла на балкон. Было очень холодно, но холод не мог навредить бессмертным. Чжоу любила холод - сквозь века он укреплял её связь с единственным местом в мире, о котором Чен вспоминала как о доме - горе Тайшань. Она закрыла глаза.
Мысленно она шла по тропе к пику нефритового императора, а затем свернула на небольшую поляну. Если бы кто-то мог сопроводить Чжоу Чен в её голове, то он бы увидел, что в центре поляны стоит нечто вроде большой вращающегося столба с полочками, а по кругу на некотором отдалении стоят резные деревянные кресла уставленные фигурками, свечами и мягкими игрушками.
Чжоу посмотрела на столб и он податливо повернулся полочкой, на которой лежала маленькая куколка в виде рыцаря.
Ну что, безродный, дурная кровь всегда даёт о себе знать, верно?
Прикоснувшись к кукле Чжоу Чен вспомнила знакомство с Персифалем. Вспомнила, как Магнус притащил какого-то мерзкого наглеца на священную гору Тайшань, как представил их друг другу. Как предупредил Персифаля, что Чжоу честолюбивая, но мудрая, а ей представил его как доброго, но непутёвого. Вспомнила жгучее желание поскорее запереть воспоминание в чертогах памяти в какой-нибудь неприметной кукле и иррациональный порыв подмести все тропы на горе Тайшань, чтобы убрать любой след безродного из далёких земель.
В этом месте Чжоу улыбнулась, потому что вспомнила она и то, что специально отлила в тайне от других бессмертных несколько фигурок местных жителей и как те, двое суток без остановки подметали тропы на горе, а после, обессиленные едва выжили.
Положив куколку рыцаря обратно на полочку на вращающемся столбе Чжоу подошла к одному из кресел, стоявшему поодаль от столба. На кресле стоял сундук с резной птицей на окованной крышке. В сундуке лежало всего три мягкие игрушки, - она редко прибегала к вмешательству в сны людей, опасаясь, что другие бессмертные узнают об открытом ей новом способе использования лунной стали.
Чжоу Чен прошептала что-то и рядом с тремя фигурками появилась новая: в виде дерева с голубым стволом и оранжевыми листьями.
Чжоу была старше Персифаля на 100 лет. Когда вы бессмертный это не играет особого значения, но всё-таки внутренне она ощущала его глупым мальчишкой. А ещё Чжоу Чен никогда не прощала предателей.