"Импровизированное" продолжение "Воспоминаний" императрицы Александры Федоровны, составленное из "Записок" Августа Теодора Гримма
(по биографическому очерку С. П. Яковлева)
Поездка в Берлин. - Праздник в королевском дворце. - Лето в Сан-Суси. - Рождение великих княгинь Марии и Ольги Николаевн. - Аничков дворец.
В сравнении с Санкт-Петербургом Берлин тогда (в 1820 году) казался маленьким городом, уступавшим много русской столице в богатстве, роскоши и великолепии. Несмотря на усилия Фридриха Вильгельма III (здесь отец Александры Федоровны) поднять значение Берлина, он не мог еще идти тогда в сравнение не только с Петербургом или Веной, но даже с Прагой.
В 1815 году во дворце короля и во всем Берлине нельзя было найти половины таких богатств по части изящных искусств, какими был украшен, например, дом князя Юсупова (Николай Борисович) в подмосковном селе Архангельском.
Искусства и науки не были в почете в Берлине, и великий Гумбольдт (барон, Александр фон), которого императора Николай I принимал пойти с княжескими почестями, должен был полчаса стоять перед генералом Мюффлингом (Карл фон), который слушал его сидя в креслах.
Берлин был городом, по преимуществу, военным. При прусском дворе был тогда один только знатный и богатый вельможа, родом поляк, князь Радзивилл (Антоний), женатый на прусской принцессе (Луизе); в свое время он был послан в Россию к великой княгине (здесь Александре Федоровне), для принесения ей поздравлений с благополучной свадьбой.
Семейство короля вело очень тихую и скромную жизнь, но Фридрих Вильгельм III, зная как сильно действует изящное на развитие вкуса и нравственности, заботился об учреждении в Берлине картинной галереи, об устройстве хорошего театра и оперной труппы, а университет был учреждён еще прежде войны за независимость: так основывалось будущее значение Берлина в умственном отношении.
Король с наследным принцем встретили великокняжескую чету за городом (здесь Николай Павлович и Александра Федоровна). Первые месяцы при дворе не было никаких празднеств. Король уехал вскоре в Троппау для свидания с императорами российским (Александр I) и австрийским (Франц II);великий князь Николай Павлович тоже возвратился в Берлин лишь к празднику Рождества Христова.
Тогда-то начался ряд тех празднеств, на устройство которых Фридрих-Вильгельм был особенно изобретателен; о нем императрица Мария Фёдоровна весьма справедливо заметила: "Он делает всегда более, нежели, сколько можно ожидать и думать". В ряду этих праздников, был один, совершенно новый по мысли и удачному исполнению.
Это было пластическое представление целой поэмы, - живые картины с музыкой и пением. Для праздника воспользовались сюжетом поэмы Томаса Мура "Лалла-Рук". В две недели приготовлено было все представление; в зале дворца выстроена сцена; Спонтини (Гаспаре) написал музыку, и ее разучили как оркестр, так и знаменитейшие того времени певцы и певицы; роли были розданы и выучены.
Содержание "Лалла-Pук" (или Нурмахаль, или Праздник роз в Кашмире, 1822) немногослойно. Бухарский эмир Абдалах отправляется к индийскому царю Ауренгзебу и просит у него для своего сына руки царской дочери Лалла-Рук. Молодые люди должны встретиться в Кашмире.
Невесте сопутствует поэт, молодой человек, развлекающий царевну рассказами разных интересных сцен, которые и составляют различные акты сценического представления, во время коих поется за кулисами объяснительный текст. Каждая картинка составляет станцию в путешествии Лалла-Рук. Прибыв в Кашмир, она видит, что к ней навстречу по дворцовой лестнице идет ее жених, и она узнает в нем своего спутника-поэта.
Весь двор прусского короля принял участие в приготовлениях к этому празднику и разделился на два лагеря, на "Индийцев" и "Бухарцев".
Главную роль Лалла-Рук исполняла Александра Фёдоровна; будучи тогда в полном расцвете своей редкой красоты, она была восхитительна в живописном костюме "Индианки"; белое, плотно прилегавшее к телу платье было перехвачено у талии лифом из золотой парчи; руки и грудь украшены драгоценными каменьями; волосы падали на плечи локонами; розовое, серебристое газовое покрывало облекало величественную царевну сверх всего этого костюма.
Николай Павлович, в роли поэта Алириса, в голубом наряде и зеленом тюрбане, резко отличался от всех своей мужественной красотой. Роль Ауренгзеба исполнял принц Вильгельм, младший брат короля; остальные роли были розданы членам королевской фамилии.
Этот замечательный праздник был дан 27-го января 1821 года, и никогда еще не видели короля таким оживленным, весёлым и счастливым.
Король не хотел лишать тех берлинцев, которые не имели приезда ко двору, удовольствия видеть этот праздник, и он был повторен 11-го февраля при трех тысячах (+-) приглашённых берлинцев.
Весной великокняжеская чета отправилась в загородный королевский дворец Сан-Суси. Прогулки по саду, совершенно свободная частная жизнь много поправили здоровье Александры Фёдоровны.
По утрам она занималась чтением; в одиннадцать часов королевская семья отправлялась завтракать на чистый воздух, вблизи дворца; обед подавался на балконе; крестьяне из соседних деревень собирались вокруг королевского стола, с которого нередко на их долю выпадал кусок печенья или стакан вина.
Часто дачники ездили на любимое место короля, Павлиний Остров (Pfaueninsel), где у Фридриха Вильгельма всегда росло редкое растение, названное им в честь дочери "Шарлоттой"; здесь же он впоследствии приказал выстроить русскую избушку, которую назвал Никольской, в честь своего зятя.
Пробыв восемь месяцев у отца, великая княгиня отправилась, для подкрепления своего здоровья, в Эмс. Рейн произвел глубокое впечатление на Александру Фёдоровну, судя по тому "отрывочному дневнику", который она вела во время этой поездки.
В половине августа великокняжеская чета вернулась в Берлин, пробыла там две недели и затем отправилась в С.-Петербург, чрез Варшаву, где великий князь Константин Павлович удивил ее более торжественным приемом, чем какой соответствовал их взаимным отношениям.
В последующие четыре года не произошло ничего особенного в жизни Александры Фёдоровны; 30-го августа 1822 года она разрешилась от бремени дочерью Ольгой (Николаевной). Зиму великая княгиня жила в Аничковом дворце, летом в Павловске, собирая у себя тот же кружок друзей и продолжая свои занятия музыкой и чтением. Николай Павлович посвящал семейству все свободное время, остававшееся у него от военных занятий.
Смерть императора Александра I. – События 14 декабря 1825 года. - Николай I, император Bcepoccийский. - Священное коронование в Москве.
Постоянно грустная и не пользовавшаяся семейным счастьем, императрица Елизавета Алексеевна заболела в 1825 году довольно опасно, и доктора присоветовали ей отправиться на юг России. Император сам хотел последовать за нею в этом путешествия; в день своего ангела, он молился в Александро-Невской лавре; на следующий день он присутствовал при освящении только что отстроенного Михайловского дворца и 1-го сентября отправился в путь, побывав предварительно в лавре, где посетил жилище схимника.
Александру I не суждено уже было возвратиться в С.-Петербург; 17-го ноября прибыл он в Таганрог, после небольшой поездки в Ростов-на-Дону, Азов и Новочеркасск; государь уже был болев перемещающейся лихорадкой. Известие, полученное им тут же о заговоре, который составился против его правительства преимущественно в обществе офицеров, еще более подкосило и без того слабые силы. 19-го ноября Александр I скончался, и гонец, посланный в С.-Петербург, принес императорской семье горестные слова овдовевшей Елизаветы Алексеевны: "Наш ангел на небесах, а я еще здесь!"
Великокняжеская чета, между тем, вернувшись из второго своего путешествия в Германию, жила себе тихо и спокойно в Аничковом дворце; Николай Павлович по прежнему целый день проводил на службе, а Александра Фёдоровна вся отдавалась воспитанию детей, из которых к старшему сыну Александру, приставлен был воспитателем полковник Мердер (Карл Карлович).
Вечера великая княгиня любила посвящать музыке и в это время исполняла произведения Гуммеля (Иоган Непомук), который вписал собственноручно в альбом августейшей особы свой "концерт A-moll". Князь Николай Борисович Голицын, принятый тогда к великокняжескому двору, устраивал концерты, квартеты любителей и превратил дверец великой княгини в консерваторию.
Известие о кончине императора Александра I августейшая мать его угадала по грустному выражению лица великого князя Николая Павловича за обедней в церкви Зимнего дворца. Мария Фёдоровна упала без чувств, раздавленная полученным незадолго перед этим известием о тяжкой болезни своего старшего сына.
Великая княгиня Александра Фёдоровна отвела свою свекровь в ее покои, а великий князь Николай Павлович отправился сообщить эту грустную весть караулу на дворцовую гауптвахту и присягнуть в верности Константину Павловичу.
Вечером того дня, когда Николай I был призван вступить на престол своего брата, он посетил со своею супругой Аничков дворец; в кабинете Александры Фёдоровны стоял бюст ее матери, королевы Луизы; перед этим бюстом они склонили голову и долго оставались в объятиях друг друга, размышляя о предстоящей громадной перемене в их судьбе.
В достопамятный день 14-го декабря, императрица встала рано и занялась приготовлениями к торжеству восшествия на престол; она выбирала себе приличные случаю платье и бриллиантовые украшения, когда в ее комнату вошел Николай Павлович со словами: "Артиллерия не присягает"; вслед за тем вошла Мария Фёдоровна с криком: "Не одевайся, дитя мое! Смятение! Бунт!"
Государь отправился усмирять бунт, и как ни была уверена Александра Фёдоровна в мужестве своего супруга, она пережила страшные минуты до возращения его в Зимний дворец. Из окна дворца она видела, как он во главе войска выступил против мятежников. Обе императрицы находились в обществе историографа Карамзина (Николай Михайлович), который, по своим дружеским отношениям к царской семье, имел право утешать цариц и быть свидетелем их слез.
Государь прислал предупредить свою супругу, что он вынужден сделать несколько пушечных выстрелов, но, несмотря на это предупреждение, выстрел до того поразил Александру Фёдоровну, что у нее с тех пор на всю жизнь осталось нервное движение в лице. Мать и супруга слились в одну общую молитву, которую прервал граф Толь возгласом: - Государь идет.
Александра Фёдоровна бросилась навстречу к мужу, обняла его и мысленно благодарила Бога за спасение героя. Вечер этого дня Николай Павлович провел в своей семье. "Какое начало царствования!" воскликнул он в одно время со своей женой. Императрица начала писать письмо к отцу, описывая события дня, но перо выпало из ее рук, и она почти без чувств упала тут же, от усталости и потрясения пережитых ею волнений.
Дней через восемь, после вступления на престол, Александра Фёдоровна напрасно ожидала императора, своего супруга, в обычный час; она думала, что он занят с министрами, но к удивлению узнала, что он сидит один в своем кабинете. Императрица отправилась туда и застала его в большом раздумье.
Она осведомилась о том, что его беспокоит. - Если Бог мне не поможет, - отвечал Николай I, - то я, в первые же дни изнемогу под тяжести короны. Думали ли мы в нашем семейном счастье, несколько недель тому назад, что я буду сидеть на этом месте в Зимнем дворце? Я не рос с мыслью управлять когда-либо 60-ю миллионами подданных. Не удивляйся, если я тебе скажу, что в делах понимаю менее моих министров; меня это-то и огорчает, потому что я нисколько не расположен зависеть от них и в то же время должен у них учиться.
Александра Фёдоровна своим вниманием и участием сумела развлечь думы супруга; она обратила внимание на его трудолюбие, природный ум, добросовестность в занятиях.
В августе государь и государыня имели торжественный въезд в Москву; Николай I ехал впереди с братом своим великим князем Михаилом Павловичем и принцем Карлом Прусским; императрица с наследником следовала за ними в золоченой карете. Пятьдесят тысяч войска были выстроены по пути; народ восторженными криками покрывал звон всех церквей древней столицы.
На другое утро, совершенно неожиданно, явился пред императором великий князь Константин Павлович, в польском мундире, с рапортом в руках, как первый подданный своего брата. Это искреннее выражение своего отречения от престола было понятно и трогательно для всех присутствовавших.
Коронация была совершена с большим торжеством. В десять часов, при громадном стечении народа, переполнившем Кремль, появился первый отряд царского шествия. Под золотым балдахином, в короне и порфире шла вдовствующая императрица, третий раз в жизни присутствовавшая на этой церемония: первый раз с мужем, а второй со старшим сыном.
Марио Фёдоровну сопровождали: Великая Княгиня Елена Павловна и принц Карл Прусский, который вел за руку наследника. Чрез час торжественно пронесли корону, порфиру, скипетр, а граф Орлов (Алексей Федорович) нес обнаженный государственный меч. Торжество в Грановитой палате, народные праздники, балы и увеселения дополнили общее торжество коронации.
Занятия императрицы женскими учебными заведениями. - Воспитание Наследника Цесаревича Александра Николаевича и Великих Княжон Марии, Ольги и Александры Николаевн. - Кончина императрицы Марии Фёдоровны.
Возвратясь в С.-Петербург, императрица занялась новыми своими обязанностями, по заведыванию Патриотическим и Елизаветинским институтами, которые, были вверены ее попечению, после кончины императрицы Елизаветы Алексеевны. Первый из этих институтов, учрежденный на весьма ограниченное число воспитанниц, высокая покровительница предположила увеличить.
Для этой цели в здании института начаты были перестройки, а воспитанницы на два лета переведены в Царскосельский дворец. Императорская фамилия довольствовалась одним из дворцовых флигелей; в главном корпусе были помещены воспитанницы.
Александра Фёдоровна ежедневно посещала своих соседок, знакомилась с их бытом, а дочь ее, Великая Княжна Мария Николаевна, проводила большую часть времени в обществе институток, форму которых она постоянно носила.
Но главный надзор за институтами оставался, по-прежнему, за вдовствующей императрицей Марией Фёдоровной, и только после кончины ее в 1828 году перешел к Александре Фёдоровне, усложнив и увеличив ее занятия.
Замечательно, что три императрицы, имевшие в России попечительство над женскими учебными заведениями, следовали одна за другой, и каждая на одинаковый период времени - тридцати двух лет: Екатерина II с 1764 по 1796 г., Мария Фёдоровна по 1828 г. и Александра Фёдоровна по 1860 год.
Государыня деятельно занялась подведомыми ей заведениями, и до того размножила их, что скоро у нее не достало времени вникать самой во все дела, и Государь учредил особый двенадцатичленный совет, под председательством принца Петра Георгиевича Ольденбургского, которому было поручено заведывание учреждениями императрицы Марии (Федоровны). Статс-секретари докладывали дела Александре Фёдоровне, и она клала на них свои резолюция.
Но еще более институтов интересовало императрицу воспитание ее собственных детей. Вот собственные слова г-на Гримма:
Еще будучи великим князем, Николай Павлович выбрал для своего сына военного воспитателя в лице капитана Мердера (Карла Карловича), учителя кадетского корпуса, а для заведывания общим образованием приглашен был русский поэт В. А. Жуковский.
Государь в первые года своего царствования чувствовал более чем когда-либо, что воспитание Наследника престола должно получить иное направление, нежели то, которое было дано его собственному воспитанию. Он, прежде всего, считал необходимым назначение ответственного начальника-воспитателя, находившегося постоянно при воспитаннике; но так как силы этого воспитателя были бы недостаточны для постоянного исполнения своей обязанности, то государь допускал ему на смену по часам помощника, который бы, однако, действовал в духе главного воспитателя.
Обстоятельства своего вступления на престол убедили Николая I в том, что военные качества должные занимать первое место в воспитании государя.
Поэтому молодой Наследник должен был ознакомиться со всеми трудностями и лишениями войны и лагерной жизни: его постель была жесткая, пища простая; отдых должен был заключаться в военных играх, тело окрепнуть в гимнастических упражнениях.
Всем начальникам должен он был оказывать военное повиновение, и государь сам наказывал за отступление от этого правила. В то время как государь наблюдал за будущим военачальником, императрица заботилась о его воспитании и благородстве его сердца и характера.
Для достижения этой цели нельзя было в империи найти другого человека с такой глубокой, детски-чистой душой, как Жуковский. Жуковский не был ученым; он не мог сам преподавать ни одной науки; он был писатель и более того, благороднейший, чистейший человек, вся натура которого дышала гуманностью; он был свободен от того мелочного самолюбия, которое особенно при дворах душит всякую внутреннюю жизнь.
Он с большим трудом и напряжением вник в свое новое призвание, в различные методы преподавания подчиненных ему учителей; его вмешательство в учебную методу иногда затрудняло учителей; его взгляд нередко был фантастичен, но его личное влияние было благодетельно для молодого питомца; Жуковский сделался толкователем глубоко любящего сердца государыни и ее возвышенных мыслей.
Он первый вполне понял редкую натуру императрицы и признал в ней высокий идеал женственности. С самого рождения Великого Князя, Жуковский был предназначен к этому призванию; он приготовлялся к нему целые годы, как путешествием за границей, так и знакомством со своим будущим воспитанником. Он выбрал преподавателей из одного воспитательного заведения, которое тогда процветало в Петербурге под руководством реформатского священника Иоганна фон Муральта.
Этот последний был другом и учеником Песталоцци (Иоганн Генрих) и императрица (Александра Федоровна) из уважения к этому имени, столь часто слышанному ею из уст покойной матери, вполне доверилась выбору Жуковского.
Воспитание Цесаревича происходило в отеческом доме, а не вне его, как это было с обоими сыновьями императора Павла; молодой Великий Князь (Александр Николаевич) вырос на глазах отца и матери. Ему дали двух товарищей детства, выбрав их нарочно из различных национальностей и разного характера, дабы избегнуть однообразия.
Петербуржцы с любопытством и удовольствием видели как ежедневно Наследник престола со своими двумя товарищами, в сопровождении Мердера, гулял пешком по городским улицам и в таких различных направлениях, что можно было думать, будто прогуливающиеся изучают город в топографическом отношении.
Ни дождь, ни холод не останавливали прогулки; ни балы, ни собрания не прерывали обычного дневного порядка. Сыновья и дочери Павла I были строго разлучены между собой: императрица Александра Фёдоровна, напротив того, в детстве привыкшая к семейной жизни, старалась соединять своих детей и воспитывать их в одном духе.
От всех своих общественных обязанностей она улучала каждый вечер час времени и посвящала его исключительно счастью матери, окружённой своими детьми. Картина превосходной работы в "романовской галерее" Зимнего дворца изображает императрицу, играющую с двумя старшими детьми. Из всех находящихся здесь портретов государынь, только на одном этом изображена императрица матерью (ныне портрет находится вРусском музее СПб.).
По воскресеньям и праздникам к Наследнику приглашали многих молодых людей, и он в их обществе знакомился с разными петербургскими домами и узнавал направление общественного воспитания в Петербурге. Их величества принимали живое участие в играх этой молодёжи.
Государь и государыня охотно беседовали не только с приглашенными к их сыну мальчиками, но даже с воспитателями этих мальчиков. Здесь можно было часто видеть как император Николай доверчиво и откровенно разговаривал с Жуковским и Мердером, напоминая беседы английского короля Генриха VIII с гениальным Гольбейном.
В высшем петербургском обществе тогда едва был слышен звук русского языка, и маленький Наследник русского престола, в кругу товарищей детства, был, как во Франции, потому что большинство его сверстников воспитывалось французскими гувернерами. Преподаванием французского языка к Великому Князю был избран г. Флоран Жиль, который знал исключительно свой язык и приучил на оном выражаться своего питомца.
Скоро государь заметил, что в воспитании молодёжи упускалось из виду изучение родного языка; ближе осведомившись об этом обстоятельстве, он увидел, что его догадка была правильна. Как ни маловажно казалось это наблюдение, но принятые по его поводу меры имели важное значение для всего последующего царствования.
Кроме научного образования, Наследник изучал военное искусство, знакомился с ремеслами и фабричной производительностью. Летом, в Царском Селе, часы отдыха имели особое назначение.
Трем воспитанникам отвели остров на озере; островок этот они обсадили деревьями и растениями; собственноручно выстроили они на нем домик, который и убрали собственноручно изготовленной мебелью. Впоследствии Император Александр II повелел воздвигнуть здесь памятник Жуковскому, в воспоминание о счастливых годах своего детства.
На другом конце острова мальчики выстроили крепость и с гостями своими делились на две партии, из коих одна брала крепость, а другая ее защищала; впоследствии здесь же было отведено место для гимнастических упражнений.
Все члены царской семьи любили живопись и имели страсть к рисованию. Эту страсть развивал в Наследнике художник, приближенный государя, знаменитый батальный живописец Зауервейд (Александр Иванович), столько же замечательный своим талантом, сколько и прекрасным характером. И Зауервейд имел еще одну привлекательную сторону для Николая Павловича: никто не звал и не изучил русской солдатской жизни лучше этого художника и никто не умел лучше его передавать эту жизнь карандашом и красками.
Наследник выказывал также расположение и к музыке; но тогдашний Петербург немного давал к поддержке этого расположения. Тем не менее, императрица обратила на эту часть воспитания свое внимание и время от времени приказывала ставить оперы, которые соответствовали бы юношеским вкусам: так одиннадцатилетний Великий Князь ездил со своими товарищами (Паткулем и Виельгорским) слушать оперу Мегюля (Этьен Николя): "Иосиф в Египте".
Русскую историю преподавал Великому Князю Арсеньев (Константин Иванович), человек, отличавшийся в университете самостоятельностью воззрений еще при Александре I; всеобщую историю преподавал иностранец Липман (Федор Иванович), беседы которого изобиловали "аттическою солью". Эта наука, равно как изучение литературы, интересовали Великого Князя более чем математика; в будущем властителе преимущественно развивалось гуманное чувство.
(из "Дневника" К. К. Мердера
23-го декабря, среда. Великий князь дурно приготовил урок для г. Липмана и по существующим законам был посажен на диету (оставлен без сладкого). Вообще внимание его могло быть лучше во время уроков гг. Жилля и Липмана. Поведение его не было похвально; он позволил себе оправдываться, когда я делал ему замечание, так что он занимается работой, ему не предписанной).
Граф Иосиф Виельгорский, товарищ и соученик Наследника (ходячее совершенство), был с детства его задушевным приятелем; этот умный и с теплым сердцем молодой человек наследовал от отца (Михаила Юрьевича) страсть к музыке.
Детство и юность свою он вполне отдал своему будущему повелителю; мать его (Луиза Карловна (урожд. Бирон)), благороднейшая и достойнейшая дама, видела своего сына, только присутствуя при дворе. Не довольствуясь общим курсом преподавания, граф Виельгорский по ночам занимался изучением музыки и классических языков.
Великие Княжны воспитывались под надзором графини Барановой (Юлия Федоровна), дочери графини Адлерберг; они все ревностно занимались музыкой, исполняли лучшие музыкальные произведения с аккомпанементом лучших артистов и дилетантов (здесь любителей музыки).
Воспитание их было самое простое и приучало к семейной жизни; предвидя, что им в будущем предстоит участь быть супругами небогатых, сравнительно с Россией, германских принцев, Александра Фёдоровна давала им сообразное с этим воспитание. Великие Княжны Мария и Ольга Николаевны походили более на отца и лицом, и отчасти характер ом, но Великая Княжна Александра Николаевна была вся в мать и даже напоминала свою бабку, королеву Луизу.
Будучи нрава самого тихого, скромного, она отличалась необыкновенной нежностью, сосредоточенностью; она была очень впечатлительна и любознательна; но до тринадцатилетнего возраста она далеко не равнялась со своими старшими сестрами ни по способностям, ни по красоте. Лишь позднее умственное развитие ее пошло быстро.
Время Великих Княжон было подчинено строгим правилам и порядку: они ежедневно гуляли; заниматься начинали в восемь часов утра. В десять часов все императорское семейство собиралось к завтраку в кабинете Александры Фёдоровны.
"Государь совсем иной человек у своего письменного стола, нежели наш папа, когда он приходит в кабинет матери, - говорила Великая Княгиня Александра Николаевна. Там сидит он, зарытый в бумаги, с мрачным лицом; министры, с боязливым видом, окружают стоя его стол, и он подолгу не замечает, что мы вошли к нему; даже страшно подойти к нему поздороваться и отвлечь его от занятий".
И в самом деле, государь забывал все свои государственные заботы, когда входил в кабинет жены. Он любил носить на своих могучих руках за раз по трое своих детей. Когда позволяло время, государь проводил и вечера в семейном кругу.
Императрица тоже не могла вполне свободно располагать своим временем: дела благотворительности и заведования воспитательными заведеньями занимали ее постоянно. Первые часы утра она посвящала корреспонденции по этим делам. Два раза в неделю она принимала государственных секретарей с докладами.
От двенадцати до двух часов, государыня принимала всех, кто желал иметь к ней доступ и был обязан являться к ней; от двух до четырех часов она, или каталась с императором, или посещала институты, а государь в это время ездил по городу, показываясь там, где его менее всего ожидали.
Государыня ездила четверней в карете, с двумя казаками на запятках. Начало весны царская фамилия проводила во дворце на Елагином острову. Придворная жизнь получила теперь более развития, нежели при Александре I, когда ко двору являлось лишь несколько его любимцев: теперь многие вельможи стали держать открытые дома и имели счастье нередко принимать у себя императорскую чету.
В 1828 году, через год после рождения Великого Князя Константина Николаевича, скончалась императрица Мария Фёдоровна. К ее похоронам прибыл в Санкт-Петербург, в последний раз в своей жизни, великий князь Константин Павлович.