В 1939 году я оканчивал Киевский государственный университет, к моменту выпускных экзаменов, к его названию прибавили фамилию национального писателя. Родители хотели чтобы их сын выучился на инженера, но я очень любил историю, поэтому выбрал соответствующий факультет. Изучение истории территории, которая находилась на западных рубежах страны, было почти невозможным без знания польского языка. На четвёртом курсе, забрав из библиотеки все имеющиеся учебники, я принялся изучать язык. Помню, как Ольга Павловна, университетский библиотекарь, удивлённо на меня посмотрела. У молодого студента даже мысли не возникло, что мои действия могут вызвать непонимание. С преподавателями в университете нам повезло, это были люди влюблённые в свои предметы, желающие передать нам те знания, которыми обладали сами. Историю Римской империи нам преподавал Юрий Карлович, он был из обрусевших немцев. Обладая феноменальной памятью, несмотря на свой уже почтенный возраст, он очень редко пользовался учебниками или другой литературой. Многие студенты любили профессора, я в их числе. Учёба давалась мне легко, в отличие от других, я не проводил часы за штудированием учебников, искал интересующую меня тему и запоминал материал после однократного прочтения. На пятом курсе в университете появился новый преподаватель. Ангелина Владимировна была знатоком немецкой культуры, поэзии, истории, прекрасно владела языком. Заручившись поддержкой декана, она организовала курсы немецкого языка, желающих оказалось немного, в группу набралось всего человек двадцать. Выучив польский, меня потянуло к изучению других языков. Почему бы не немецкий?
Наступил июнь, все готовились к экзаменам. Закрывшись в своей комнате, я читал даже то, что могли не спросить, просто было интересно. Экзаменационная комиссия была большая, семь человек из преподавательского состава университета. Робости перед ними я не испытывал, был в себе уверен. Отвечать вышел четвёртым, хотелось сначала посмотреть как другие ребята справятся. В какой-то момент Юрий Карлович перешёл на польский язык, я был удивлён. Нет, не тем, что он его знает, а тем, что диалог у нас шёл на разговорном языке. Употребляемые нами слова нельзя было найти в книгах, многие были ругательными. Тут меня выручило знакомство с польской семьёй, которая жила в нашем доме, я часто заходил к ним в гости для языковой практики, там меня и поднатаскали. После нескольких дополнительных вопросов от экзаменационной комиссии, слово взял Юрий Карлович, теперь он говорил по-немецки. Если бы не всеобщее уважение к профессору, его поведение могло привести к нехорошим последствиям, несмотря на всеобщее удивление, его никто не остановил. Мой экзамен закончился одобрительными словами профессора, вот только мне показалось, что говорил он их не для присутствующих, а в чуть приоткрытую, в углу, дверь. Через два дня, когда я пришёл, чтобы сдать учебники в библиотеку, меня арестовали.
Такие аресты в то время были частыми. Подошли, взяли под локоть и увели, что-либо объяснять никто не утруждался. Поняв, что со мной случилось что-то страшное, я волновался не за себя, а за родителей. Мой арест мог повлиять на их жизнь, очень сильно повлиять. Меня привезли в следственный изолятор, приказали раздеться догола. Мылся я холодной водой, мыло, наверное, было не положено. После такого душа, мне выдали робу, с первого взгляда было понятно, что до меня её уже носили несколько человек. Угрюмый мужчина в форме проводил меня в камеру, там я оказался один. Оглядев серые стены, впал в уныние. Заметив на маленьком столике томик стихов Пушкина, от нечего делать, решил выучить его наизусть. Это у меня не вышло, через два дня меня перевели в другую камеру. Там находились люди, которые по тем или иным мотивам не сочувствовали нашей стране. С первых же минут на меня накинулись с вопросами, их интересовало всё. Не желая вступать с ними в какие-либо отношения, я рассказывал, как работает городской фонтан, какую лодку в парке лучше взять для прогулки, совсем скоро я стал им неинтересен. Потом было новое приключение, меня перевели в камеру к уголовникам. Здесь было хуже всего. Меня не били, дав с первой минуты прозвище Студент, заставляли по памяти читать книги. Стоя, я проводил по шесть часов без перерыва, подвергаясь словесным унижениям. Последние мои два дня прошли в одиночной камере, где лежала та же книга. Учить уже не хотелось, отвернувшись к стене, я пытался сдерживать слёзы.
Моё освобождение было неожиданным. Оно началось с прихода заросшего небрежной щетиной мужчины в полувоенном френче. Он указал на дверь, я повиновался. Мне отдали все мои вещи, даже ключи от квартиры. Придя домой, я ничего не рассказал родителям. С их слов к ним никто не приходил, не угрожал, я успокоился. Наполнив ванну горячей водой, погрузился в неё почти на час. Поставив два стула возле двери, родные терпеливо дожидались когда я выйду. Ужин был царским, я не заметил как съел всё, что положила мама в мою тарелку. На второй день к нам пришёл молодой парень, он представился студентом первого курса моего университета и передал, что мне надо туда прийти, чтобы забрать диплом. Пропустив торжественное вручение важного для меня документа, я на крыльях полетел в учебное заведение. На входе меня встретил тот же студент, казалось, что присутствие в аудитории заботит его меньше всего. Указав путь, он проводил меня по коридору до самого последнего кабинета на первом этаже, я здесь никогда не был. На стуле сидел тот самый мужчина, который вывел меня из камеры, только теперь щетины на его лице не было.
- Здесь два документа: билет на поезд и диплом об окончании университета, - сказал он без всяких эмоций.
- Куда нужно ехать?
- Вам предлагают учиться, чтобы служить Родине.
Слово «Родина» было для меня решающим, я согласно кивнул.
Тяжёлый разговор с родителями надолго запал мне в душу. Мало того, что обманул их ожидание в выборе профессии, так теперь ещё я уезжал работать в закрытое учреждение с не совсем понятным профилем – такова была моя легенда для отъезда.
На четвёртый день поезд привёз нас на небольшую станцию, было ещё темно, но нас встречали. Набившись в кузов двух грузовиков так, что не было возможности сесть, мы тряслись больше двух часов – это было ещё то испытание! Рассвет застал нас в глухом лесу, там нам позволили размять ноги и объявили, что дальше нужно идти пешком. Думаю, что многие этому обрадовались, была свобода движения. Когда мы вышли на едва заметную дорогу, и пошли за нашим провожатым, я обернулся, на дороге остались человек восемь, больше я их не видел. Следующей проверкой на выносливость было стояние в воде по грудь. Чтобы хоть как-то отвлечь себя, я вспоминал стихи русского поэта из той книги в камере. Лишь через три дня нас отвели в баню, где переодели во всё чистое. Выяснилось, что мне предстоит учиться на разведчика. Сколько времени займёт обучение, где придётся работать, нам, конечно, никто не говорил. Всем были даны прозвища, они были как второе имя. Представляться другому курсанту, такому же, как я, бывшему студенту было запрещено, разговоры больше пяти минут наказывались тяжёлым физическим трудом, за этим следили инструкторы. Разрешалось писать домой письма, одно в месяц, не более, отправлять какие-либо фотографии – запрещалось! В таких условиях прошло два года, может быть обучение продлилось бы дольше, но началась война.
Шёл конец сентября 1941 года, я только вернулся с задания, в ходе которого удалось завербовать польского полковника, перешедшего на сторону немцев. Он обещал сообщать всю информацию, которая станет ему известна о вражеских войсках. Отдых был коротким, уже на третий день меня вызвали в управление. Болезненно худощавый полковник с трудом прохаживался по кабинету, я его раньше не видел. Тогда была частая смена руководства, мы к этому привыкли. Не предлагая мне присесть, он как будто испытывал моё терпение своим молчанием.
- Профессора из своего института помните?
Я кивнул, поправлять начальство не решился, я учился в университете.
- Он до сих пор в Киеве. Нам стала известна информация, что немецкая разведка узнала о его сотрудничестве с нами. Его нужно вывести в расположение наших войск.
- Чем он может быть опасен? – спросил я, пытаясь сформулировать вопрос как можно более кратко.
- За пять лет он порекомендовал нам семерых человек, вы, кстати, в их числе. Он знает вас в лицо, знает ваши настоящие данные. Он ещё много чего знает!
- Если случится…?
- Если случится, что вывести его не получится, живым он к врагу попасть не должен. Справитесь?
- Так точно.
- Вас ждёт майор Севостьянов, он расскажет о подробностях операции «Профессор». Идите.
А дальше был ночной прыжок с парашютом, неудачное приземление, я чуть не сломал ногу. Всего хуже было то, что меня «выбросили» за много километров от нужного места. Вместо трёх дней, дорога до города заняла почти пять. Вместе с данными о профессоре, Севостьянов передал мне адреса двух людей, которым, с его слов, можно было доверять, но предупредил, чтобы я не торопился со встречей. В город я вошёл оборванцем, косолапя, я снимал шапку перед каждым немцем, им это нравилось. Заночевав в развалинах дома, я думал, что делать завтра. Сразу идти к профессору было опасно, нужно было чтобы кто-то из местных посмотрел за его домом. Где жил Юрий Карлович до войны я знал, но цел ли дом? Может, перебрался в другое место? Утром я решился, сам пошёл к дому профессора, как я и предполагал – он был разрушен. Встреченная мною женщина рассказала, что почти все жильцы этого дома сейчас находятся в общежитии ткацкой фабрики, уже к обеду я был на месте. Несколько женщин были заняты стиркой, другие варили что-то на костре, профессора видно не было. Теперь точно без посторонней помощи не обойтись. Первым местом, куда я пошёл, был клуб одного из районов города, там работал завхозом мужчина, с которым можно было встретиться. Понаблюдав за клубом до вечера, понял, что там сейчас немецкий склад. Охрана была такая, что меня и близко бы к нему не подпустили. В потёмках пошёл на второй адрес, горожан на улице почти не было, я тоже всю дорогу прятался. К хозяйке дома я наведался утром, проведя бессонную ночь занятый наблюдением. Дверь мне открыла пожилая женщина, с полминуты посмотрев на меня, пригласила войти.
- Пароля не надо, сразу поняла кто пришёл. Что нужно сделать?
«Не надо ей!» - пронеслось в моей голове. Я сказал заученную фразу, женщина ответила как положено.
- Нужно в общежитие сходить, узнать, где сейчас Юрий Карлович.
- Поняла, сейчас оденусь.
Я не дождался женщину ни к обеду, ни к вечеру, это вызвало у меня тревогу. «Неужели ждут?!» - подумал я. Оставался только один вариант – завхоз клуба. Не откладывая встречу в долгий ящик, я затаился в доме недалеко от клуба, если нужный человек соберётся домой, то мимо меня ему не пройти. Так и вышло. Уже в сумерках показалась фигура нетрезвого мужчины, он прихрамывал на левую ногу, меня об этом предупреждали. Остановившись возле угла дома, он приготовился справить нужду, я сказал пароль. Мужчина даже не вздрогнул.
- Баню на Парковой знаешь? – прошептал он.
- Знаю.
- Там кусты шикарные, в них и встретимся.
Благополучно добравшись до кустов, я затаился, вскорости показался завхоз.
- Что случилось?
- В ткацкое общежитие нужно сходить.
- Кто нужен?
Я назвал фамилию профессора.
- Там он, видел его.
- Вывести незаметно сможете?
- Постараюсь, но сейчас не выйдет, патрули кругом. Жди возле пожарного колодца, я ночью приду.
Было уже далеко за полночь, а завхоза всё не было. Неожиданно с торца здания открылась дверь, из неё вышли три фигуры. Я узнал завхоза и профессора, третья фигура была явно женской. Озираясь, они подошли к колодцу.
- Ты здесь? – спросил завхоз.
- Здесь, - ответил я шёпотом.
- Забирай их, идите по каналу, воды там мало, пройдёте.
- Кто эта женщина?
- То у Карлыча спроси, сказал без неё не пойдёт, - ответил завхоз, исковеркав отчество профессора, - я следом пойду, если что отвлеку внимание на себя.
Завхоз вывел нас к длинному строению, вероятно, это был цех. Указав рукой, в сторону уходящего в темноту неширокого канала, перекрестил. Спустившись в воду, мы, стараясь не шуметь, стали уходить из города. Позади послышался окрик, я приготовил пистолет – единственное моё оружие. Раздался одиночный выстрел, ему ответила очередь из немецкого автомата. Я поторопил людей. Где-то в темноте прозвучало ещё два выстрела, после чего наступила тишина. Добравшись до реки, я остановился.
- Кто это? – спросил я у профессора.
- Моя дочь, если уходить мне, то и ей.
- Хорошо, идёмте.
Закончив рассказ, я обвёл глазами аудиторию. В 1986 году меня попросили провести встречу с курсантами высшего командного училища, разрешили рассказать эту историю.
- У кого есть вопросы? – спросил я.
- Скажите, а в каком Вы звании?
Я пожал плечами, давая понять, что отвечать на этот вопрос не буду.
- А что случилось с той женщиной, которую Вы первой в общежитие отправили? – спросил второй курсант.
- Позже выяснилось, что она струсила, спряталась у родственницы.
- А завхоз выжил?
- Мне это не известно.
- А что было главным в Вашей службе?
- Главным было всё! Нужно выполнить задание, нужно побороть страх, ведь ты далеко от своих, тебе никто не поможет.
- А сколько раз Вы ходили в тыл к врагу?
- Много. Теперь уже не сосчитать.
Давая понять, что разговор окончен, я направился к выходу, провожая меня, курсанты поднялись со своих мест встав по стойке «Смирно»!
27