Найти тему
Владимир Мукосий

14. Не очень юмористическая, почти фантастическая, совсем не научная, но вовсе не сказочная… история

Этюд № 14 (из 89)

Полковник ещё раз представил всех друг другу, посматривая в свой список, и сказал:

– Уважаемые товарищи! Я попросил вас прийти сюда для того, чтобы, во-первых, доложить вам обстановку, в которой мы все оказались по состоянию на четырнадцать ноль-ноль сегодняшнего дня; во вторых – чтобы попытаться совместно выработать версию того, как и почему мы в эту ситуацию попали; в-третьих – чтобы попробовать разобраться, где мы находимся; и, в-четвертых – наметить реально выполнимый план выхода из создавшегося положения. Выбор для сбора консилиума именно в этом составе пал на вас потому, что нам придётся понять самим и объяснить людям, причём объяснить не только научно, но и доходчиво, чрезвычайно необычное явление, с которым ни я, ни, думаю, вы, доселе не встречались.

– Эк, вы закрутили, батенька! Нельзя ли чуточку проще? – нетерпеливо проговорил в стол профессор Маслов.

– Вот именно, господин э-э-… полковник, кажется?.. У нас не так много вгемени, чтобы внимать вашим потугам поупгажняться в кгасногечии! – вздёрнув подбородок, с апломбом сказал Кидман и солидарно посмотрел на коллегу.

Но Маслов вовсе не сочувственно бросил взгляд на химика и даже чуть сдвинул брови недовольно.

Маковей удивлённо посмотрел на обоих, отложил в сторону листок, который до этого вертел в руках, опёрся обеими руками о стол, слегка нависнув над профессорами, и тихо, почти шёпотом, сказал:

– Уверяю вас, товарищи академики: времени и у вас, и у нас впереди больше, чем достаточно, и вы в этом очень скоро убедитесь!

Затем снова выпрямился, сделал полшага назад и сложил руки за спиной:

– Итак, всех присутствующих я прошу меня внимательно выслушать и отнестись ко всему сказанному спокойно, как бы нелепо это не выглядело на первый взгляд!

Невольно задержав взгляд на животе Марии Александровны, он заметил, как та машинально прикрыла его руками.

«Точно – беременная», – вздохнул Маковей и продолжил:

– Я буду излагать вам только факты; некоторые из них вам уже известны; выводы будем делать вместе…

На описание всего увиденного с утра и своих разведвылазок, с учетом ответов на уточняющие вопросы, а также на выжидание неизбежной немой сцены с отвисшими челюстями, у полковника ушло почти сорок минут. После первого возгласа отца Александра «На все воля Твоя, Господи!», Маковей подытожил свой рассказ:

– Ну, вот, пожалуй, и все факты. Добавлю только, что, не справившись с неожиданными впечатлениями, уже скончался от инфаркта один человек, кстати, в недавнем прошлом – боевой генерал, лётчик, мой сосед по купе. Вас, как мужей учёных… а также высокообразованных дам, – в последний момент спохватился полковник, – я призываю, в том числе и по этой причине, здраво оценить положение, найти всему происходящему материалистическое, реальное объяснение, – взгляд на священника, – и только после этого рассказать остальным пассажирам.

– Вы обошли весь разъезд, Владимир Михайлович, видели почти всё своими глазами, у вас у самого есть какие-то предположения, мысли? – спросил после общего минутного молчания «д-р ф.м.н.» Маслов, больше всех задававший уточняющие вопросы, отпустив зажатую до этого между пальцами пухлую нижнюю губу и откинувшись на спинку сиденья.

– Есть, Александр Андреевич! Само собой – дилетантские, но, всё же, основанные на некой имеющейся у меня информации.

И Маковей ещё раз пересказал сообщение, сделанное областным военным комиссаром, добавив его своими догадками:

– Таким образом, я полагаю, мы все оказались жертвами испытания американцами современного оружия, основанного на каких-то новых физических принципах, и были телепортированы вот в этот район, который, думаю, нам и предстоит определить по карте, если таковая в поезде найдется! Ну, а в этом, надеюсь, нам квалифицированно поможет Мария Александровна…

– Чушь собачья! Пгошу пгощения у дам! – вскочил на ноги и забегал по вагону молчавший до этого, как рыба об лёд, Кидман.

Общество выжидательно вертело головами, следя за резкими рывками профессора от буфетной стойки до третьего столика и обратно.

После четвёртой петли Кидман внезапно остановился в полуметре от Маковея, зло посмотрел ему в лицо и похлопал себя ладонью по лбу:

– Полковник, вы сколько газ контужены?

– Простите?.. – Маковей приготовился, было, дать ответ на какой-то вопрос, который, казалось, зрел в голове профессора всё это время, но этот его обескуражил.

– Судя по вашим колодкам, – Кидман воткнул длинный тонкий палец в одну из двух нашивок за ранение на кителе полковника и попал в жёлтую, – вам довелось повоевать, и вы, возможно, были ганены или контужены?

– Ну, знаете… – догадался полковник, к чему клонит химик. – Да… Зацепило разок… В ногу! – он постеснялся упомянуть о более интимном месте в присутствии учительницы. – А не в голову, как вы подумали!

– Вот-вот! Именно так я и подумал, и даже увеген в этом! – продолжал горячиться профессор. – Да вы хоть на минуту пгобовали себе пгедствить, что это значит: газложить живой огганизм, мозг и всё, что в нём отпечатано, до невесомого атома, а, может, и ещё мельче, в считанные мгновения пегенести его из одного места и собгать в той же последовательности – в дгугом? Даже табугетка, полковник, даже табугетка, будучи пегемещённой на один метг с помощью вашей «телепогтации», – профессор выхватил из-за буфетной стойки стул и с силой бросил его перед собой, – уже никогда не станет такой, как была, потому что она не только по своему стгоению, но и по стгуктуге – не-од-но-год-на с пегвоисточником! И на новом месте на «сбогку» будут влиять сотни, тысячи неустганимых одновгеменно, объективных, отличных от исходных, условий: наклон пола, атомагный состав воздуха, освещение, не говогю уж о темпегатуге, влажности и… чёгт знает, ещё о чём! Или вы знаете хотя бы гипотетические пгимегы исчезновения и появления вновь какого-либо геально существующего пгедмета, вещества?

Владимир Михайлович помотал головой, переваривая услышанное и, переварив, хитро посмотрел на умного еврея:

– Хорошо… а как же Иисус Христос? Ведь считается признанным факт, что человек с таким именем существовал на самом деле! А вдруг и его исчезновение из пещеры, и последующее воскрешение – тоже факт?

– Что значит – вдруг? – неожиданно подал голос из-за спины профессора, стоящего между ним и полковником, батюшка. Священник хмурил брови и водил рукой по бороде, заканчивая её поглаживания где-то ниже середины живота. Наверное, ему хотелось, чтобы борода выросла именно до этих пор.

Профессор повернул голову на голос, посмотрел на батюшку сверху вниз, отступил так, чтобы видеть обоих оппонентов сразу и погрозил им пальцем из-под подбородка:

– А вот это как газ, газлюбезные вы мои, только подтвегждает мои айгументы! Ведь кто исчез из пещегы? Человек, хотя бы и мёгтвый! А кто явился мигу спустя известный сгок? – Полубог, сын божий в облике человеческом! То есть, стгого говогя, возникла совсем иная субстанция, нежели пегвоначальный матегиал. И это вам любой матегиалист подтвегдит! Дгугими словами, полковник, ваша вегсия о телепогтации несостоятельна, ибо подобное не под силу совегшить даже Всевышнему!

– Во даёт, Иудино племя! – прошептал, как ему показалось, себе в бороду, батюшка, прикрывая усы.

– А вы, отец Александг, на меня не дуйтесь, как мышь на кгупу, – обиделся профессор. – Я, между пгочим, кгещён в пгавославии ещё в тысяча девятьсот согок четвёгтом году; вас тогда, я полагаю, и на свете-то не было! Да-да, батюшка, – заметив вскинутые брови священника, пояснил Кидман. – Нас немцы гасстгеливать вели, гаввина гядом не было, а был поп, белогус, он меня и окгестил. И, кстати, если забыли, напомню: дева Магия была евгейкой!

– Прости, сын мой, если обидел: машинально вышло! – потупился батюшка.

Неловкое молчание нарушило интеллигентное покашливание профессора Маслова:

– Резонно, коллега! И главное – доходчиво! Особенно мне понравился последний аргумент – насчет воскрешения. Почти, можно сказать, научно… Ну, хорошо, тогда какую же гипотезу мы будем развивать?

– Коллега, мне думается, что пгежде, чем пгиступить к газгаботке каких-либо гипотез, необходимо собгать хотя бы минимум фактического матегиала, фактов, от котогых можно было бы оттолкнуться. Пока же очевидно, что за аксиому можно пгинять лишь инфогмацию уважаемого полковника о том, что в настоящее вгемя наш поезд стоит в тупике и с отпгавлением задегживается на неопгеделённое вгемя. Но сидя здесь и попивая кофе, мы не подвинемся к истине ни на йоту!

– Так в чём же дело? – хлопнул ладонью по буфетной стойке Маковей, в глубине души уже почувствовавший себя школяром-недоучкой, предложившим маститому ареопагу свой проект вечного двигателя. – Одеваемся и через пятнадцать минут встречаемся у четвёртого вагона – пройдем по периметру, вы пощупаете всё своими руками!

– А можно, я своего мужа возьму? – подала, наконец, свой голос Мария Александровна.

Все услышали, что голос у учительницы дрожал, и она едва сдерживала слёзы.

– А он у вас кто? – настороженно спросил Маковей.

– Тоже учитель, мы один факультет заканчивали. Историю преподаёт.

– Ну ладно, берите, только ничего не говорите своим соседям! – разрешил полковник.

Когда совет разошёлся, к Маковею подошёл со списком в руках директор ресторана:

– Детей до пятнадцати лет по списку около 89 человек. С учётом грудных и того, что родители не всех захотят привести, думаю, в три смены за час-полтора управимся.

– Хорошо, Наиль. Подсчитайте повагонно и из второго вагона, из радиорубки, приглашайте детей на обед. А я пошёл показывать профессорам очевидное-невероятное. – Взял куртку и направился к выходу.

------------------------------------