Лихорадочные телодвижения и речи, которые мы наблюдали в конце прошлой недели после объявления о знаменитом гаагском ордере, и какая-то по литературному, киношному жуткая история с обысками и издевательствами в московских барах – события хоть и разного масштаба и темы, но все же очень похожие. Объединяет их то обстоятельство, что оба они являются реакцией системы зла на свою распадающуюся иллюзорную реальность, которую зло так тщательно выстраивало, чтобы убедить окружающих, что оно вовсе не зло.
С ордером все понятно, и про это многие уже написали, так что давайте посмотрим на ситуацию с барами. К этой же ситуации страшно подверстывается история с девочкой Машей из города Ефремова, и другие похожие истории, и все это, безусловно, звенья одной цепи. Изощренная, какая-то демонстративная жестокость, эпатажность издевательств над людьми, как я уже не один раз писала, не являются силой – они являются проявлением слабости и неуверенности в своей правоте.
Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на злодея, который чувствует, что находится в безопасности, что у него все под контролем. Что ему вполне успешно удалось убедить большинство людей вокруг себя, что он является добром, и что ему не грозит за его злодеяния никакое наказание. Такой злодей будет благодушен и расслаблен, и он не будет излишне, демонстративно жесток – напротив, он постарается демонстрировать окружающим свои «доброту» и «милосердие». Чем в большей безопасности чувствует себя злодей, тем «добрее», «щедрее» и «благодушнее» он будет.
Злодей, демонстрирующий окружающим свою жестокость и изощренность в этой жестокости – злодей далеко не в таком благодушном состоянии. Это злодей, иллюзорная реальность которого распадается буквально у него на глазах – ему уже нечем прикрыться и не за что держаться. Ресурсы для поддержания иллюзии «добра» закончились, и зло предстает перед изумленной общественностью во всей своей «красе». Выбор представляется невеликим – признать свои былые злодеяния, раскаяться и понести справедливое наказание или пойти по пути эскалации зла, пустившись во все тяжкие.
В тот самый момент, когда злодей искренне раскаивается и выражает готовность идти отныне по дороге добра, он, конечно, не перестает быть злодеем – но уже отчетливо меняет вектор, отказываясь от дальнейшего увеличения объемов жестокости и насилия. Злодей, который от своего злодейства по каким-то причинам не готов отказаться, вынужден идти по этому пути – ему просто ничего другого не остается. И идет он на это, прекрасно понимая, что маски сброшены – все окружающие знают, что он злодей, и ему не будет ни оправдания, ни снисхождения.
Человек, проявляющий изощренную жестокость, подобно тем людям в московских барах или тем, кто разлучает родителей и детей, прекрасно понимает, что он делает и кем он является на самом деле, прекрасно понимает, что он является злодеем и творит зло. И чем изощреннее издевательства, тем лучше человек это понимает. Сама по себе эта изощренность – признак того, что человек глубоко фрустрирован своим собственным злодейством, что оно сильнее всего его ранит и мучит. Больше всего пугает других тот, кто сам страшно боится – в основе любой агрессии всегда лежит страх.