Поутру батальон снялся с места и отправился на вокзал. К месту ночной погрузки. Всех построили, произвели перекличку. Дезертиров вроде не было. Наш комбат, майор Некрасов представил личному составу двух медиков-контрактников, которые примкнули к батальону уже в Софрино. Сказал, что со всеми проблемами по здоровью нужно обращаться к ним. Дальше, как всегда, был проведён инструктаж по воинской дисциплине, куда же без него! Лишние движения были запрещены. В туалет с разрешения старших по званию.
- Остальное всё по распорядку. Режим дня никто не отменял. - протрубил своим пароходным голосом, сотрясающим всё вокруг, комбат. - И смотрите у меня! Чтобы никаких косяков не было! На войну едем!
Весь батальон погрузился в эшелон. Комбат дал команду к отправке, и поезд тронулся. Ротный назначил наряд по охране вагона, который менялся каждые сутки. Тем, кто попадал в караул, никто не завидовал. Дневальные должны были провести все эти сутки в касках и брониках, с автоматами за плечом и с четырьмя магазинами в подсумке. В течение суток всё это снимать запрещалось. Дежурит охрана в тамбуре, менялись каждые два часа.
В вагоне места всем не хватало, поэтому на ночь срочников загоняли на третьи полки для багажа. Питались сухпайками. Хотя эшелон и был военным, но двигались мы медленно. На остановках контрактники бегали к платформам с техникой и подтягивали ослабевшие от тряски стальные канаты ломами.
На исходе третьих суток обнаружилась, что среди срочников разразилась эпидемия бельевых вшей. Их почему-то называли БТРами. Нас собрал медик и приказал всем снять с себя нижнее бельё, то бишь трусы. Он внимательно швы одежды на наличие БТРов и гнид. Вскоре выявились трое несчастных обладателя вышеозначенной «техники». Что касается меня, то медик сказал, что хотя у меня БТРов нет, но всё равно трусы у меня какие-то подозрительные. Видимо, остались расплющенные и прогретые утюгом куколки или что там у этих «вездеходов». Данную проблему я решил радикально. Просто взял и выкинул «подозрительные» трусы в открытое окно вагона на всём ходу. Так спокойней. Второй комплект нижнего белья из вещь-мешка отправился туда же, как говорится, от греха подальше. Без белья было не совсем удобно, но я быстро к этому привык. На дворе стояло лето, и дискомфорта я не испытывал. Я его испытал потом в Чечне, когда пришли холодные кавказские ночи. Было зябко, и о своём поступке с трусами я сильно пожалел. Достать нижнее бельё было негде.
Через пару дней мы начали приближаться к предгорьям Кавказа. Кавказское лето было в разгаре, было жарко. В вагоне стояла нестерпимая духота. Из соображений безопасности комбат приказал закрыть все окна и занавесить их матрасами. Единственное место в вагоне, в котором было более-менее нормально – это тамбур, но туда не пускали. Там находились дневальные и охраняли вагон. Попасть в тамбур и хоть немного подышать свежим воздухом стало моей заветной мечтой. Меня даже не остановила перспектива находиться в 16-килограммовой армейской амуниции целые сутки. Это при том, что все солдаты в основной своей массе избегали нарядов вообще из-за тяжести несения данного вида службы. Обстановка в вагоне становилась просто невыносимой. Я, вопреки солдатской логике, напросился в наряд. Ну как напросился… Когда капитан Зверев, временно замещающий обязанности ротного, собрал срочников и сказал:
- А в наряд у нас сегодня пойдёт… – и его взгляд пробежал по лицам солдат, остановился на моём, умоляющем, - рядовой Сажин и рядовой Петелко.
Я с облегчением выдохнул. Наконец-то я покину этот душный вагон на целые сутки, конечно, с перерывами на пересменку. Заступив в наряд, я был просто счастлив. Никогда со мной такого не было. Нас с Вадиком проинструктировали о том, что теперь на остановках выход из вагона запрещён, проверили, как мы умеем досылать патрон в патронник, рассказали, в каких случаях нужно открывать огонь.
- При нападении будешь прикрывать личный состав - сказал капитан Зверев, твоя задача выиграть время, пока всё вооружаться.
Оружие ехало в соседнем вагоне и пока личный состав сообразит, что требуется делать, действительно нужно было время. Но предчувствие мне говорило о том, что до этого не дойдёт и всё будет хорошо. Я не особо зацикливался на этом.
Солнце становилось нещадным и пока все томились в душном, вонючем вагоне, в полумраке из-за матрасов на окнах, я устроился на полу в тамбуре, открыл дверь между вагонами, с наслаждением ловил свежий ветерок, который прорывался в щели между вагонами. Я кайфовал.
У одного из контрактников была «мылница» и когда мы с Вадимом менялись, он нас сфотографировал. Пожалуй, это единственная фотография со мной на Северном Кавказе, которая есть у меня. Да и появилась она спустя 15 лет после окончания службы, когда мы с Денисом списались во «В контакте» и он мне её переслал.
Мы уже подъезжали к Моздоку. Только у меня была возможность смотреть в окно и то, что я там увидел, меня не очень обрадовало. На стенах из бетонных блоков, столбах можно было заметить надписи примерно такого содержания: «Русские! Идите домой!», «Русский Иван кровный враг» и «Добро пожаловать в АД!». Я напрягся. Было ясно, что мы въезжаем на враждебную территорию. Я пощупал свой автомат, убедился, что магазины в подсумке на месте, и стал проигрывать в уме свои действия при внезапной атаке. Эшелон остановился. Я увидел местных пацанят лет по пять-шесть, которые выкрикивали лозунги, схожие с надписями, которые я до этого прочитал:
- Идите домой, русские!
- Вас сюда не звали!
- Мы вас всех перебьём! Уезжайте!
Становилось жутко и не по себе. Мы ехали воевать со здоровыми наёмниками и бородатыми бандитами, а тут сопливые пацанята нам угрожают. Нам, которые едут их защищать! Что-то тут не то. Что-то нам не договаривает телевизионная пропаганда! Поезд тронулся, а дети бежали вслед уходящему эшелону и выкрикивали проклятия.
Мы подъезжали к Ханкале. Сквозь стук колёс прорывался какой-то гул. Когда поезд остановился на станции, стало ясно, что это звуки совсем недалёкой канонады. Меня сняли с наряда. Поступил приказ к выгрузке. Наш батальон высыпал на перрон и там построился. Я заметил, что ни у одного офицера, сержанта и прапорщика на погонах не было знаков отличия. Лычки сняли все, включая нашего комбата. Мишенью для снайпера никто быть не хотел. Звуки канонады перемежались автоматными очередями. По перрону совершенно спокойно разгуливали «федералы» и командированные МВДшники. Как будто ничего не происходит. Как будто нет ни канонады, ни звуков стрелкового оружия. В то же время личный состав батальона находился весь в напряжении, ведь оружия у большинства не было. А я свой автомат сдал в оружейный вагон при снятии с наряда.
Комбат пояснил, что бояться нечего, что приказа вооружаться не поступило, потому что мы в охраняемой зоне и что бандитов сюда не допустят. По глазам было видно, что сам он в это не верит. Мы стали ожидать, когда за нами придёт техника, чтобы отвезти к аэродрому. Контрактники приступили к разгрузке техники, чтобы своим ходом добраться до места назначения. Эшелон отогнали на запасной путь, где он ожидал разгрузки.