Великий Вэн Клайберн (в русской традиции Ван Клиберн), победитель первого фортепианного конкурса П.И. Чайковского, для многих поколений советских людей ставший символом молодого прогрессивного американца. Его любили за открытую улыбку, за длинные пальцы, за попытки говорить на русском языке, за задушевное исполнение «Подмосковных вечеров». Помню стихотворение:
Что скажу о Ване я? Большое дарование.
Талант и руки Клиберна – всё крупнокалиберно.
При этом не было, наверное, во всём СССР, да что в СССР, во всём мире, человека, который бы ненавидел его так сильно, как я. А было мне тогда лет 7 или 8.
Это сейчас время летит быстро, а в те годы оно тянулось медленно-медленно. Особенно когда я садилась за инструмент. В смысле, за пианино "Калужанка", которое в те годы было неслыханной роскошью, а потому его в нашей семье иначе как "инструментом" не величали. Мама ставила передо мной часы и говорила, честно отмеривая полчаса: вот когда большая стрелка будет на 12-ти, ты можешь отдохнуть. Хорошо сказать, когда она будет. А КОГДА она будет? Стрелка стояла как вкопанная.
В те годы заниматься музыкой хотели все, но во времена тотального дефицита этим самым дефицитом было всё - инструменты (мою "Калужанку" покупали по страшному блату, теперь уже могу в этом признаться), учителя (записывались в класс заранее и тоже по всяким знакомствам), классы (их не хватало, и учителям разрешалось приглашать учеников на дом) и музыкальные школы (их не хватало, поэтому их размещали в различных учреждениях культуры). То, что дочь учится в музыкальной школе, наполняло моих родителей огромной гордостью, ведь они смогли преодолеть все препятствия.
Как гром среди ясного неба грянуло известие – здание филармонии, где размещалась наша музыкальная школа попадает под капитальный ремонт. Тут-то всё и началось – нас, учеников, расписали (чтобы не написать «распихали») по другим музыкальным школам, находящимся невероятно далеко от дома. При этом на улице зима, температура русского севера (однозначно ниже -25), темнеет рано (в 4 часа уже глаз выколи), автобусы не отапливаются, да ещё и от остановки топать минут 15 через чистое поле. Естественно, первая мысль любых родителей - как бедные дети будут добираться. На родительском собрании было принято решение возить нас по очереди, а чтобы в пути мы не теряли время – сопровождающие (их тут же окрестили «детоводами») будут нам (а заодно и остальному автобусу) читать недавно вышедшую книгу Розины Левиной о том, как она вела своего ученика Вана Клиберна к победе в конкурсе Чайковского, который тогда смотрели всей страной. Возили нас в основном мамы или бабушки. Оканчивавшая чтение, честно делала ногтем засечку, которая служила отправной точкой следующей чтице.
Когда до нашей семьи дошла очередь отрядить дежурного детовода, то по причине работающей бабушки жребий пал на моего отца. У нас и раньше такое бывало, потому что мама была оперирующим врачом, а папа преподавал в техникуме, где было более свободное расписание. Так вот ему непременно должна была достаться глава, где Левина описывает, сколько времени Клиберн проводил за инструментом. Как оказалось, проводил он за ним МИНИМУМ по 6 часов в день. С тех пор "а вот Клиберн занимался по 6 часов в день!" стало моим кошмаром. Не то, чтобы меня стали заставлять заниматься столько же, но, регулярно слушая сентенции о клиберновских подвигах, я понимала, что играть, как он, я не буду никогда – просто не смогу сидеть по 6 часов в день на одном месте.
Я честно садилась за инструмент, упорно тыкала кривыми пальцами в клавиши, они издавали какие-то непотребные звуки. Соседи, встречая меня на улице, жалостливо отводили глаза. Что-то должно было случиться в таких обстоятельствах. И оно случилось - возвращаясь из музыкалки, я поскользнулась, упала, как-то не очень ловко оперлась на руку. Результат - трещина, рентген, гипс на правой руке. И никакой музыки. Лучше бы и в школу не ходить, но это был не наш случай.
В школу я продолжала стоически ходить просто потому, что я вообще любила туда ходить, а уж с гипсом и подавно. С ним я превратилась из простой ученицы в особенную. Все на физкультуру - а я книжки читать. Все класс убирать - а я советовать, как лучше это сделать. А уж если кто кого задирать начинал, так тут и вовсе стала человеком незаменимым. Этаким разводящим, у которого был неоспоримый аргумент в виде тяжеленного гипса. Так продолжалось месяца полтора.
Когда гипс сняли, я вдруг ощутила небывалую лёгкость, а вместе с ней - впервые, наверное, захотелось сесть за инструмент и что-нибудь сыграть, как тогда говорили, "двумя руками". С тех пор и играю. Играла в студентах, в преподавателях, доцентах, депутатах и мэрах. Пару раз получала за это миллионные "гонорары". А, может, это были отступные, чтобы прекратила - трудно сказать. Но это совсем другая история, в которой мне уже было лет на 40 больше, и за плечами у меня ответственность за целый город с его трубами, дорогами, школами и детсадами.
Наверное, в конце каждого рассказа должно быть резюме. Но у меня его почему-то нет. У меня с ними вообще всегда были проблемы. Помню, оппонент, прочитав первый вариант моей кандидатской, сказал: я читал вашу работу как детектив, но в конце почувствовал, что меня обманули. Так вот, чтобы не почувствовать себя обманутыми, делайте выводы сами.
Но обязательный ПыСы должен быть. Когда Вана Клиберна не стало, я вдруг ощутила детскую обиду. Показалось, что меня самой стало чуть меньше.
