Жила одна семья дружная. И все там друг друга по-родственному обожали. Если у кого несчастье случалось - с работы гнали или хворь обнаруживалась - вся семья на помощь спешила. Переживала и поддерживала добрым словом. Такая вот замечательная это была фамилия.
И вот у Любы, одной молодой женщины из той фамилии, произошло событие: муж ее Колька бежал к разлучнице по фамилии Собакина. Собрал чемодан и бежал. А Люба в одиночестве женском осталась. Но при малых детях - их аж четверо имелось. Самому младшему, Петеньке, едва год отметили. Серьезная человеческая трагедия, если вдумчиво разобраться.
И покинутая мать детей, ясное дело, в глубоком шоке находилась - все плакала и волосы на себе рвала. “Не прощу, - кричала еще, - пусть провалится у своей Собакиной! И к детям на пушечный выстрел подойти не позволю!”. А родственники все собрались кружком и поддерживали. Кто корня валерианы заваривает, кто младенца Петю тетешкает. Дед Василий кран еще сломанный чинит - у него руки золотые.
- Кольку поймаю и изобью, - это старший брат Любы говорит, - будет знать, как козьи морды творить. И ладно бы к нормальной бабе бежал, а то - к Собакиной! И детишек не пожалел!
И кулаки такой разминать начинает. И лицо изображает зверское.
Все на него немного зашикали - чреваты такие, мол, поступки. А жена этого брата заголосила: запрут тебя в темницу, а я мыкаться стану. Ой, горюшко какое! Не сметь Кольку ловить и уродовать, тут культурно ситуацию разрешать надо!
А второй брат поддерживал старшего.
- Вместе брать будем, - говорил этот брат, - и без свидетелей отвесим тумаков негодяю. С такими личностями разговор у нас очень короткий. Пусть-ка ему Собакина юшку потом утирает. Ха-ха.
И собираются братья Кольку лупить - тулупы надевают, разминаются будто физкультурники. Они боксеры в прошлом и драки делать хорошо обученные. А все на них руками машут - нечего, мол, уголовщину средь бела дня разводить. И еле удерживают боксеров. Крики, слезы и экспрессия.
Дед Василий кран чинить бросил и братьев этих по углам разогнал.
- Беседу с Колькой самолично проведу, - говорит дед, - призову его к сознательности. Я жизнь прожил и за поруганную честь семьи спуску не дам. Буду с ним по-мужски разговаривать. И за каждую детскую слезу спрошу по всей строгости.
А Люба еще горше рыдает - жаль ей поруганной семьи и себя.
- А все же наглец каков, - это тетя Маня, двоюродная родственница, с дивана кричит, - детей на юбку плиссированную променял! Я таких мужиков раньше и не видала никогда! К Собакиной подался! Ручки ихние целовать! А у той Собакиной ни рожи, ни кожи! Тьфу просто! И сама селедка. А детишки наши воют, детишек жалко! Иди ко мне, Петенька, баба Маня тебя пожалеет!
- И как таких мужиков земля только носит, - это тетка Мотря с другого дивана высказывается, - и как он детям-то в глаза смотреть будет? Так уж осрамиться!
- А никак не будет, - это Люба решительно отвечает, - я его к детям более не допущу! Пусть Собакиной своей в глаза заглядывает! А нам он теперь совершенно посторонний человек! И детям однажды всю правду расскажу про батю ихнего.
- А денег-то, - старший брат Любы интересуется, - на детей подлец будет выплачивать? Хоть какие-то алименты? Все же четверо ртов завел. Ежели в отказ пойдет - я с него мокрого места не оставлю даже.
- И я не оставлю, - это второй брат тоже обещает. И желваками шевелит.
- А мне деньги эти и не нужны, - Люба всхлипывает, - пусть Собакиной своей теперича панталоны покупает! С клубничками! А мы как-то перебьемся.
- А потомство, Люба, содержать как станешь, - тетка Маня уточняет, - ты же пока в декретном отпуске отдыхаешь. Тут думать надо.
- Ни копейки от отца-подлеца, - Люба кулаком по столу стучит, - ни единого рублика!
- А это очень зря все - такая твоя гордая позиция, - тетка Мотря кипятиться начинает, - он им все же отец и обязательства имеет. Пусть-ка оплачивает за детей!
- Проживем как-нибудь, - Люба отвечает и малого Петю в макушку целует, - перетопчемся с годик-два. Где и государство подможет. А далее уж я Петьку в дестад, а сама трудиться пойду. А с годик этот вы меня поддержите - кто картофеля даст, кто куру принесет, кто и денежек выделит. Сколько уж не жалко вам будет. Нам с детями Собакинского ничего не нужно категорически.
А все тут сразу и призадумались. Дед Василий по карманам пенсию шарить начал. Тетки Мотря с Маней на Кольку слова разные обидные говорят и на плохие урожаи жалуются. Братья кулаки сжимают - грозятся все же учинить расправу. Жены на братьях виснут грушами - не пущают Кольку бить. Снова экспрессия заварилась.
Скорую помощь даже вызывать всем пришлось. Кое-как успокоились. Отдышались.
- А вообще, - тетка Мотря вдруг говорит, - мужчины, Люба, многие такие. Изменники-то. И в кинофильмах часто такие сюжеты показывают. И в передовицах пишут про полигамию эту проклятую.
- Тоже подобное за мужчинами замечала, - тетка Маня отвечает, - такая их природа и есть. Первый супруг мой тоже к какой-то Собакиной в молодости ушел. Тоже я горевала, а потом ничего, развеселилась.
- А я и сам, - дед Василий ус крутит, - по молодости, признаться, грешил. Правда, семьи не покидал. Но ходок был на селе известный. У меня Собакиных было предостаточно на жизненном пути. Супруга с большим пониманием относилась - каждый оступиться может. Природа! И была ли ты, Люба, с мужем Николаем достаточно ласкова? Не сама ли брак свой расколошматила?
- Может, и сама? - жены братьев интересуются и на Любу с подозрением глядят.
- А она, Собакина-то, - тетка Мотря говорит, - хоть и разлучница, но шарм имеет. И гипнотически на мужчин им воздействует.
- Очень воздействует, - старший брат подтверждает, - будто Кашпировский какой.
- Удержу буквально нет, - другой брат хмурится, - от этой Собакиной.
- Ах, удержу нет?! - это жены братьев верещать начали.
Но им верещать не позволили долго - устали все и час поздний. Петеньки засыпать пора. Разошлись. Расцеловались, конечно, на прощание по-семейному. Любе приказали держаться и не вешать носу.
А она плакать продолжила в подушку. Но зря - утром Колька домой возвернулся. Не заладилось у них там с Собакиной что-то. И по детям тоска страшная у него разыгралась. Просил искреннего прощения у Любы. И дальше живут они счастливо. И родственники с Любиной стороны тоже его простили. Про Собакину теперь и не сильно вспоминают. А чего ее вспоминать? Каждый оступиться может.