Зима началась сразу, даже не дождалась декабря. С вечера небо затянуло синей тучей, будто оно нахмурилось, предупреждая о своем настроении. А к утру метель разгулялась так, что света белого не было видно. Лампочка на столбе у забора под небольшим металлическим плафоном болталась так, что тень от этого столба металась по забору, крыше, стенам дома, выхватывая из белесой тьмы косые тугие плети снега. У порога намело сугроб, дорожка до калитки превратилась в ровную, нетронутую целину.
Петр отгребал снег от дверей сарая, куда мать собралась, чтобы доить корову. Евдокия, укутавшись теплым платком, брела в глубоких галошах по ровному снегу, оставляя почти следы, которые почти сразу исчезали в поземке. Зоя хлопотала у плиты – она уже приноровилась разжигать ее быстро и почти без дыма. Нужно было приготовить завтрак, собрать мужа на работу и собраться самой. Она думала о том, что почтовой машины, скорее всего сегодня не будет – она не сможет проехать по заметенной дороге. Конечно, трассу чистят, с тех пор как в шести километрах от села стали разрабатывать газовой месторождение, вместо грунтовой появилась гравийная дорога, по которой весь день двигались машины, груженные разным оборудованием. Но в само село дорога оставалась прежней – с ямами и рытвинами, которые приобрела при осенней распутице. И преодолеть расстояние от поворота с трассы до почтового отделения не под силу обыкновенному почтовому «газончику». Но идти на работу все же нужно.
За окном послышался гул трактора. Петр, засыпанный снегом, вошел в комнату, отряхиваясь.
- Ну и погодка! Света белого не видно! Лешка уже дорогу чистит – слышишь, гудит? – говорил он, подходя к плите.
- Хорошо, что дорогу прочистит, а то как на работу идти?
Петр усмехнулся:
- Вряд ли он будет чистить до почты. Ему нужно, чтоб машины прошли до фермы – корма завезти, молоковоз чтоб прошел. А остальное – не его дело.
- Вот-вот, - проворчала Евдокия, входя с подойником, - не его дело! А как вот ей на работу идти?
- А может, не пойдешь сегодня? – спросил Петр. – Машина с почтой вряд ли дойдет до тебя. А чего сидеть одной в холодной комнате?
- Да и то, - поддержала свекровь, - сидела б ты сегодня дома. Я собралась тесто на хлеб ставить, поможешь.
Зоя смешалась. Не ходить на работу она не могла, однако перечить мужу и свекрови не хотелось, ведь они, в общем, были правы... Да и выходить в такую погоду со двора – не самое лучшее.
Ставя на стол тарелки и хлеб, она проговорила:
- А ты не проводишь меня до почты? Мы б с тобой вместе вышли, ты довел бы меня до почты и пошел бы к себе в мастерскую.
- Да чего ж он будет такой крюк делать в такую погоду? – отозвалась Евдокия. – тебе ж говорят: сиди дома!
- Я отведу тебя, - просто сказал Петр.
- Не могу я дома быть, как вы не понимаете? А если машина придет? Кто получит почту и отправит?
Евдокия поджала губы:
- Ну, раз так, то иди. Только гляди там, дитё не повреди. И одевайся потеплее – к вечеру приморозит еще.
После завтрака Петр и Зоя вышли из дома. Метель слегка утихла, открыв вид улицы, совершенно занесенной снегом. Белым было все, на проводах тяжелым слоем лежал снег, оттягивая их. Было почти тихо, только где-то, в районе моста продолжал тарахтеть трактор, прочищая дорогу, да слегка дул ветер.
Когда дошли до почтового отделения, Зоя разрумянилась, она выглядела свежей, красивой. Петр, взглянув на нее, не удержался:
- А ты, мать, ничего, хороша!
Он обнял ее за плечи, и они чуть не упали в сугроб, наметенный у порога почты.
- Ничего? – сделала обиженный вид Зоя. – И только?
Петр взял лопату, которая лежала в маленьком закутке у стены, расчистил дорогу к двери.
- Какая ж зима будет, – ворчал он, - если в ноябре такое?
- Ничего, Петя, перезимуем! Не замерзнем.
- Конечно, я тебя всегда согрею. Где тут у тебя дрова – печку нужно затопить. Говорила мать, чтоб дома сидела – не слушала. Что будешь тут делать одна?
Петр ворчал, а между тем дрова в печке уже разгорались. Зоя приготовилась принимать почту, сидела на стуле, закутавшись в теплый платок. Петр собрался уходить.
- Пойду я, а то и так уже опоздал. Бригадир, небось, уже копытом бьет.
Он поцеловал Зою и быстро пошел, плотно закрыв дверь.
Оставшись одна, Зоя думала о том, как складывается ее жизнь. Она не предполагала, оказавшись в этом селе, что здесь найдет свое счастье. «А ведь до востребования – значит до тех пор, пока потребуешь его, захочешь взять. Если за письмом «до востребования» никто не придет, оно так и будет лежать на почте, пока его не отправят обратно, если на конверте был обратный адрес», - думала она. Выходит, она взяла свое счастье, получила от судьбы, потому что захотела взять, востребовала свое счастье. Вот и Надежда скоро дождется Сергея. А сложится у них что-то или нет – про то записано в конверте, который еще не открыт.
Услышав звук трактора, Зоя выглянула в окно. Почти к самому забору подъехал трактор с почтовым «Уазиком» на прицепе. Через несколько минут водитель принес в помещение почты связку газет, несколько писем и пачку новогодних открыток, впустив холодный воздух в уже натопленную комнату.
- Принимай, хозяйка! – громко сказал он. – Или ты уже и не ждала меня?
Зоя улыбнулась:
- Как я могла не ждать вас? Только не думала, что вас вот так, на прицепе привезут.
- Ну, сам бы я давно застрял еще где-нибудь на въезде в село.
Получив все, что надо, он уехал все так же, на прицепе у трактора.
Зоя раскладывала письма, и вдруг увидела свое имя на конверте. Притом фамилия была уже теперешняя, то есть фамилия ее мужа. Письмо снова было адресовано «до востребования».
Зоя даже оглянулась по сторонам – не видит ли кто, быстро открыла конверт.
Оно было от Петренко Ивана, о котором в селе уже и не говорили, будто не было никаких событий, связанных с ним.
«Здравствуй, Зоя! – начиналось письмо. – Пишу тебе, потому что писать мне туда больше некому. А также пишу до востребования, потому что на твой домашний адрес писать не могу, сама знаешь почему. А так кроме тебя никто знать не будет, что было это письмо». Дальше он спрашивал о Тосе, не родила ли она еще, и просил, чтобы Зоя написала ему сразу, как только у Тоси родится ребенок. Адрес он написал внизу под письмом. Зоя недоумевала, зачем ему это? Неужели мало настрадалась Тося, неужели забыл, что произошло потом? Зачем снова все ворошить, беспокоить?
Зоя закрыла письмо, подумала немного. Вспомнив, во что вылилось ее вмешательство не в свои дела, она почти сразу решила, что ничего и никому писать не будет. А чтобы не было соблазна все-таки написать, она быстро бросила письмо в печку и увидела, как огонь безжалостно охватил его и превратил в пепел.