Этюд № 11 (из 89)
Обследование здания и мастерских ничего не дало. Большинство дверей были закрыты; по всему огромному пакгаузу гулял ветер, раскачивая цепи подъёмников и хлопая незапертыми противоположными воротами.
Очевидно, генерал был прав: на момент «телепортации», как про себя окрестил явление Маковей, ремонтники ещё не вышли на работу.
На выходе из депо Григорий вдруг остановился и стал к чему-то прислушиваться, подняв вверх палец. Из-за прикрытой двери деревянной каморки, прилепленной к дальней стене здания, слышалось неотчётливое поскуливание. Хмурое лицо машиниста осенила слабая, осторожная улыбка надежды; он медленно подошёл к двери, потянул её на себя, опасливо заглянул внутрь и тут же отскочил назад, удерживая дверь ногой.
– Сука! – Маковей подумал, что машинист ругается. – Южно-европейская, и щенят штук пять! У моих стариков такой же пёс был, – радостно сообщил Григорий.
– Та-а-ак! – протянул Маковей. – Похоже, что это – все наличные местные аборигены. Ну что ж, пошли назад, может, Сергей кого-нибудь привёл!
Не смотря на сознание того, что абсолютно ничего не изменилось бы, найди они кого-то из «аборигенов», настроение у полковника резко ухудшилось. Обратный путь он проделал молча, глядя себе под ноги, не обращая внимания на почти бегущего за ним Григория, пытающегося высказать свои предположения о происшедшем.
----------------------------------------------
В вагоне-ресторане дым стоял коромыслом. Кроме начальника поезда Виктора Семёновича и начальника караула капитана Горбатова в вагон набилось человек 45.
– Семёныч, что это? – Маковей повёл рукой по салону. – В поезде сколько вагонов?
– Так это, Владимир Михайлович… Семнадцать пассажирских. Пришли почти все проводники…
– Я же сказал – вызвать только старших! А с людьми кто? – Маковей поверх голов стоящих в проходе проводников посмотрел на начальника караула. – Сергей… э-э… Анатольевич! Подойди сюда!
Офицер кивнул и протиснулся сквозь гомонящую толпу к буфетному столику, у которого стояли полковник с начальником поезда.
– Ну что, выяснил, что за поезд на первом пути, сколько там народа? Привёл начальника?
– Да нет, товарищ полковник, это не поезд вовсе, а какой-то резервный состав, что ли. Все вагоны пустые, и локомотива нет. Там тридцать купейных и пять плацкартных вагонов. А из местных никого не нашёл! – отчитался капитан.
– Хорошо, присядь пока вот здесь, рядом. – Маковей снял куртку, бросил её на стойку, откашлялся, набрал в грудь воздуха и прогремел, заглушая старавшихся перекричать друг друга, обсуждающих ситуацию, проводников:
– Внимание! – Децибелов хватило для того, чтобы все разом смолкли и повернулись к буфету.
Выждав вескую паузу в несколько секунд, Маковей продолжил:
– Товарищи проводники! Насколько мне известно, сюда вызывались только старшие смен, – полковник сдвинул брови к переносице и заговорил, чётко обозначая каждое слово, не снижая тона. – Вы же все разом двинулись сюда, чтобы удовлетворить своё любопытство. Это – должностное преступление, ибо вы оставили без присмотра своих подопечных, среди которых могут оказаться больные, в том числе и на голову, а также – женщины и дети, и им может в любую минуту понадобиться ваша помощь! Сейчас всем, кому здесь быть не положено, убыть на рабочие места и приступить к исполнению своих обязанностей. Вся необходимая информация будет доведена до вас и до пассажиров старшими смен и по радио. До особого распоряжения из вагонов никому не выходить. Выполняйте!
Маковей присел на стульчик буфетчицы и стал наблюдать, как потянулись в обе стороны «младшие» проводники, недовольно и недоумённо оглядываясь на него, но не смея произнести ни слова, а остающиеся рассаживаются по свободным местам, разворачиваясь в его сторону, молча и настороженно ожидая, скорее всего неприятной, по их мнению, информации.
Когда за последним «нарушителем» закрылась дверь, Маковей встал и прошёлся между столиками, собираясь с мыслями.
Среди проводников большинство были женщины, в основном – молодые, до 30 лет; были и совсем девчушки, лет по 18-19, но были и женщины довольно солидного возраста. Одной из них, едва умещающейся из-за своих неимоверных размеров на последней банкетке, было лет 60 или около того. Из семерых мужчин трое, очевидно, брились не чаще двух раз в неделю, остальным было лет по 35-40.
Маковей остановился возле двух милиционеров, лейтенанта и сержанта, сидящих спиной к нему за первым столом:
– Ребята, а вы откуда взялись?
Милиционеры вскочили и повернулись к нему лицом.
– Это наши, линейные! – привстал со своего места начальник поезда. – Сейчас же все пассажирские с охраной ходят – Чечня!
– Понятно! Оружие есть?
– Так точно! – вытянулся лейтенант. – Пистолеты и две дубинки с наручниками.
– И еще рации и два баллончика! – добавил сержант.
– Хорошо, присаживайтесь! – Маковей прошёл за стойку и облокотился на неё.
– Товарищи! – начал он максимально дружелюбным тоном, на какой был способен. – Сейчас я сделаю чрезвычайно важное сообщение, которое прошу вас принять спокойно и, главное, без паники.
За столиками стало ещё тише, за дальними вытянулись шеи, и Маковей увидел несколько испуганных лиц.
– Меня зовут Маковей Владимир Михайлович; как видите по форме – полковник Вооруженных Сил. В жизни по работе и по должности я – военный комиссар района, но в этом поезде – такой же, как и все, пассажир.
Полковник отошёл от стойки и повернулся ко всем лицом.
– Вы сейчас, естественно, хотите узнать, что произошло, что случилось, почему так долго стоим, почему введены ограничения на передвижения, и когда отправимся дальше.
Маковей на минуту задумался, глядя в окно на неподвижный вагон товарного состава на соседнем пути.
– Так вот, начнём с того, что ничего страшного не случилось, скорее, случилось нечто неожиданное, непредвиденное. Проведённой нами разведкой местности удалось установить, что мы с вами, а также ещё два десятка составов, в основном – товарных, вместе с этим безымянным разъездом оказались отрезанными на неопределенный срок от внешнего мира. – Маковей медленно обвёл взглядом салон.
Люди настороженно молчали, ожидая, что скажут дальше. Убедившись, что пока в шок никого не поверг, Владимир Михайлович продолжил:
– Нами также установлено, что причиной этому послужили не буран, не снежные заносы и тому подобные природные катаклизмы. Причина эта – в необъяснимом пока, скорее всего – неприродном, техногенном явлении, которое произошло, как многие из вас наблюдали, около шести часов утра сегодня, вскоре по прибытии нашего поезда на этот разъезд.
Маковей снова перевел дух и посмотрел в окно.
– Картина, в целом, такова: весь разъезд со всеми поездами, платформами, столбами, строениями оказался как бы перенесённым на некоторое расстояние в другое место. В пользу этого предположения говорит то, что прямоугольник, внутри которого находится разъезд, кстати, очерченный абсолютно прямыми отрезками, площадью, примерно, 800 на 350 метров, оказался посередине густого, довольно дикого леса, видимого на большом, от 5 до 10 километров по кругу, расстоянии. В этом лесу мы пока не обнаружили ни дорог, ни просек, ни линий электропередач, что наводит на мысль о том, что мы с вами находимся на значительном удалении от первоначального местопребывания. Как это произошло, мы обязательно узнаем со временем, а до тех пор – и это моя настоятельная просьба и рекомендация – давайте не забивать себе головы бесплодными догадками!
В паузе, пока Маковей мысленно выстраивал продолжение монолога, послышались женские «Ой!», «Ай», всхлипывания и быстрые перешёптывания. Все задвигались, завертелись. Кто-то из мужчин допустил себе восклицание, аналогичное литературному «Ничего себе!».
– Внимание! – осадил Маковей забеспокоившуюся аудиторию. – Спокойнее, пожалуйста! Сейчас вы на себе можете ощутить, к чему приводит информация, поданная в необработанном виде неподготовленным людям, и оценить степень воздействия на массы разнузданной «свободы слова», за которую мы с вами так ратовали в ходе «перестройки»! Повторяю: ничего страшного и сверхъестественного не произошло. Все мы живы, здоровы, ничего в нас не изменилось, и это – главное! Да – неприятности, да – неудобства. Но нас уже ищут, и вскоре всё встанет на свои места, скоро мы все будем дома. Конечно же, кто-то куда-то опаздывает, кому-то куда-то надо срочно попасть. Эту проблему в течение нескольких дней, а может быть, и меньше, будет разрешить довольно сложно. Вот всё это вы и должны сейчас объяснить людям. Причём, не всем сразу, а – заходя в каждое купе, глядя им в глаза, держа наготове валерьянку, валидол или что там ещё есть у вас в запасе…
Маковей снова вышел в проход.
– Главная наша задача на ближайшее время – не допустить паники! Для этого вы все должны быть абсолютно спокойны и демонстрировать полную уверенность в себе и в начальстве, которое непременно во всём разберётся и очень скоро найдёт выход из создавшегося положения!.. Виктория, ты всё поняла? – Маковей остановил взгляд на молоденькой проводнице из своего вагона. Викин нос покраснел, глаза наполнились слезами, и весь её вид предупреждал о том, что она вот-вот разревётся от ужаса.
Виктория часто закивала головой, пытаясь улыбнуться, но слёзы всё же выкатились из-под её век, оставляя предательскую синеватую полоску туши на щеках.
– Ну, вот и отлично! Всем женщинам, прежде чем разойтись по своим вагонам – умыться и припудриться, мужчинам – перекурить в тамбуре!..
– Итак, товарищи, до того момента, пока мы не найдём человека, лучше нас владеющего ситуацией и способного взять на себя руководство операцией, будем говорить – по нашему спасению, роль этого самого начальства мы с Виктором Семёновичем, начальником поезда, берём на себя. Возражения у присутствующих есть?.. Или другие предложения?
– А кому ж ещё, как не вам, товарищ полковник! – из-за третьего столика поднялся невысокий, крепкий, с густой, чуть седоватой шевелюрой проводник, мужчина лет сорока. – Проводник шестого вагона майор ВДВ запаса Шестов Олег Михайлович! – чётко, по-военному представился он. – Ежу понятно, прошу прощения, что в этой ситуации нужна железная дисциплина. Если что – можете на меня рассчитывать! – и бесшумно, как учили, сел на своё место.
– Спасибо, Олег Михалыч! За шестой вагон я спокоен! Более того, попрошу вас, если в том возникнет необходимость, оказать помощь проводникам соседних вагонов. – Маковей неопределенно поводил рукой по салону.
Шестов молча кивнул.
– Ну, так, друзья мои! С обстановкой и начальством разобрались. Это было первое и второе. Теперь – третье… Никто не может сказать, в течение какого времени нам суждено «ждать избавленья». Всё это может продлиться от суток до семи, – это я так полагаю… А значит, всё это время четыреста семьдесят три человека должны что-то есть и пить!
– Четыреста шестьдесят! – кашлянул со своего места начальник поезда.
– Тринадцать человек – в воинском эшелоне, – поправил его Маковей. – Если у караула наверняка есть запас продуктов на трое-четверо суток, то остальные взяли с собой еды не больше, чем на сутки. Поэтому в своих беседах с пассажирами вы должны будете довести до них, что им необходимо экономно использовать свои съестные припасы, то есть, растянуть их ещё, как минимум, на сутки. То же касается и запасов питьевой воды: водопровод здесь, очевидно, не работает, а растопленный снег можно использовать только для технических и санитарных нужд.
Маковей отхлебнул из недопитого кем-то стакана холодного чая и откашлялся.
– Кстати, обращаю ваше внимание на поддержание чистоты и порядка в вагонах: топите вы жарко, никаких предпосылок к распространению инфекции в нынешних условиях мы позволить себе не можем! Угля нам хватит надолго: через три или четыре пути отсюда стоит целый состав с углем, можно не экономить! В течение суток, я надеюсь, нам удастся наладить обеспечение людей горячей пищей с помощью полевых кухонь… Так, Сергей? Сколько их у тебя? Они исправны?
Начальник караула встал и доложил:
– Так точно, товарищ полковник – в эшелоне вся техника исправна, даже сапёрные катера; неисправную на боевые потери списали и сдали на металлолом! Кухонь всего четыре: три на платформе и одна в «теплушке», мы на ней себе готовим. 500 человек зараз накормить – без проблем, только продукты подавай!
– Вот это уже радует! – полковник жестом усадил начкара на место. – А насчёт продуктов… В таком лесу – да без зверья? Оружие у вас есть, охотников найдем, да и в рефрижераторах, если порыться, наверняка что-то везли… Выкрутимся! С такими запасами можно и зиму зимовать! – Маковей обернулся, поискал глазами дерево, подошёл к окну и постучал костяшками пальцев по раме. – Тьфу-тьфу-тьфу, не дай и не приведи, конечно, – буркнул он себе под нос.
По вагону пробежал нервный смешок.
– Теперь – четвёртое! Начертите у себя на бумаге графы и через два часа представьте мне списки по такой форме: номер вагона, номер по порядку; номер места; фамилия, имя, отчество; год рождения; род занятий, в скобках – специальность; примечания. К составлению списков приступите после того, как начальник поезда пройдёт по вагонам и определит, кого куда переселить. Так, Виктор Семёныч?
– Точно, правильно, Владимир Михайлович! Наверное, в первую очередь надо расселить с боковых полок плацкартов; десятка три свободных мест в купе должно набраться… Мне что-то кажется, что подсаживаться к нам уже не будут…
– Правильно мыслишь, Семёныч!
Маковей повернулся к присутствующим:
– Вопросы есть, товарищи?
Все молчали.
– Вы правильно понимаете, что большего мне сказать вам нечего. Силовым структурам остаться; остальным – вперёд и с песней!
Когда все вышли, Маковей расслабленно плюхнулся на освободившуюся банкетку за первым столом, вытянул в проход ноги и прикрыл ладонью глаза, переводя дух.
«Ё-мое, что ж я наделал? – начал он себя упрекать запоздало. – Оно мне нужно? Это ж теперь придётся за всех отвечать!.. А с другой стороны – перед кем? И если не я, то кто? Не Семёныч же! Всё равно в одиночку отсюда не выбраться, а гуртом – и батька бить легче! Однозначно, пока всё не наладится, никто в «вожди» в такой обстановке не полезет – слишком ответственно, так что придётся самому рулить, чтобы кто другой дров не наломал».
Полковнику Маковею была знакома психология толпы, когда над ней нависала опасность. За время службы ему не раз приходилось наблюдать ситуацию, когда люди, охваченные паникой, усугубленной неясностью ближайшей перспективы, совершали поступки, не укладывающиеся ни в какие логические рамки. Страх перед чем-то неведомым приводил к тому, что толпа подсознательно искала, находила и выдвигала из себя лидера, который развеивал эту неопределенность своим всезнайством и самоуверенностью, и тогда развитие ситуации зависело уже от того, кого именно выбрала и признала лидером толпа.
Если вожак, как чаще всего и бывало, оказывался агрессивным пессимистом, в толпе мгновенно и многократно усиливался заряд отрицательных эмоций. И она начинала действовать по принципу «спасайся, кто может!», что неизбежно приводило к страшным последствиям: людьми овладевал массовый психоз, не позволяющий контролировать свои действия взглядом со стороны; каждому казалось, что сосед действует в ущерб ему, и тогда этот каждый во что бы то ни стало стремился опередить соседа во всём: попадётся на пути магазин – круши магазин!; попадётся машина – жги машину!; попадётся «черномазый» – смерть «черномазым»! Остановить толпу теперь могло только не менее сильное потрясение, чем первоначальное.
Лидером толпы случайно мог стать и излишне оптимистичный человек, плохо владеющий обстановкой, но твёрдо уверенный в своей правоте. Этот «вождь» наэлектризовывал толпу до такой степени своей уверенностью, что та, увидев в нем мессию, слепо следовала за ним, за достижением ближайшей, очевидной цели, тем самым нанося себе непоправимый, необратимый урон в конечном итоге.
Подспудное осознание именно таких исходов из создавшегося положения вынудило Владимира Михайловича Маковея возложить на себя бремя руководящих полномочий, а если откровеннее – перехватить власть, пока до этого не додумался какой-либо современный «демократ». Теперь же он испугался собственной природной лени, которая в своё время, вкупе с природной добротой, не позволила ему стать жёстким руководителем, до конца последовательным в своей жёсткости, что и привело, в конце концов, к тому, что он сейчас не полками и дивизиями командовал, как некоторые его сверстники с куда более скромными природными и приобретёнными данными, а «заведовал» полугражданской организацией Министерства Обороны.
------------------------------------------