День, который перевернул мою жизнь.
Мне было 10 лет, когда началась война. Мы жили в деревне Череха. У меня была большая семья. Мама Оля, папа Слава, сестра Валя и я – Леша Афанасьев. Когда началась война папу сразу забрали. Через некоторое время забрали и сестру, потому что она была мед работником. В то время их не хватало. Поэтому забирали всех, даже тех, кто еще учился. Когда немцы пришли в нашу деревню. Они ввели сразу свои правила. Про комендантский час они так же не забыли. Нам разрешалось выходить на улицу строго с 13:00 до 17:00.
Однажды мама забыла убрать постельное белье с улицы, а в этот день как раз обещали дождь. На часах было 17:15. Мы сидели у окна и думали, как быстро снять белье. И тогда мы с мамой договорились. Я буду стоять на шухере, а она быстро его снимет. Вот я стою, смотрю в оба глаза, мама быстренько снимает белье. И мы уже закончили, бежим домой, как от куда не возьмись появляется эстонская полиция. Они ослепили нас своими фарами. Меня охватил страх. Я ничего не понимал. Мама где-то в далеке кричала «Леша, убегай. Быстрей, убегай». Но я стоял, как вкопанный. Момент и я сижу уже в машине, связанный веревкой. Нас везли в тюрьму. Я знал, из этой тюрьмы никто не возвращается. Расстрел – вот что нас ждало. Мама сидела рядом и умоляла эстонских солдат отпустить меня, ведь я еще ребенок. Пыталась надавить им на жалость, но они были не пристойны. Машина резко остановилась, нас вытащили и поволокли по какому-то коридору. Были слышны крики о помощи, а потом хлест веревкой. Из-за этого сковывало от страха еще больше. Нас кинули в камеру, как какой-то мусор. Там было темно и сыро. Было, конечно, окошко. Но свет через него еле-еле просачивался. Оно было грязное и накрыто решеткой. Что бы никто не смог сбежать. Но оно такое маленькое, боюсь, даже я в него не пролез бы.
Атмосфера там была очень нагнетающая. Пошарпанные и исцарапанные стены со следами крови. Люди оставляли свои имена, имена своих сокамерников, даты смерти и что с ними стало. Там были оставлены последние пожелания и мысли. Надписи просто «кричали». Так же были какие-то рисунки. Больше всего меня зацепила надпись «Я раньше любила волю, простор, свободу. Поэтому мне очень трудно привыкнуть к неволе». А рядом было нарисовано солнце.
Я не знаю сколько здесь сидели люди. Неделю? Месяц? Год? Хотя вряд ли… Скорее всего немцы сразу расстреливали. В углу комнаты стоял стол, на нем были две тарелки и ложки. В другой половине комнаты лежало сено. На нем мы спали. Да, это не кровать с матрасом. Но лучше так, чем на голом полу.
Кормили нас раз в один-два дня. Давали кусочек хлеба и иногда воду. Каждый день проходит там, как в аду. Я молился, чтобы наши солдаты выиграли и нас освободили. Чтобы мучения мирных жителей поскорей закончились. Я понимал, что в этой камере закончиться моя жизнь. Некоторых людей все же отпускали, но это были единичные случаи. Одну женщину посадили за то, что она якобы расстреляла немецкого солдата. Но спустя некоторое время доказали ее невиновность и отпустили. Одного из заключенных вообще выносили на лопатах. Он умер прямо в камере. Солдаты не хотели к нему прикасаться. Я не знаю сколько там пробыл. Меня расстреляли в 1942 году. В память о себе я оставил надпись «Сидел Афанасьев Алексей». Потом мои сокамерники добавили «под расстрелом 1942».
Текст Садыковой Софьи, студент ПсковГУ РиСО 2 курс