С тех пор как заболела Зинаида, дом пустовал. Сначала её в больницу положили, а потом дочь забрала к себе. Да, если уж сказать честно, то и когда она здорова была, за огородом смотреть не любила. Еще при муже живом как-то старалась, ухаживала. Где вместе, где он один. Но порядок был везде и во дворе и в огороде. А как он помер, так все на самотек пустила.
- Зачем мне столько всего? Дети хорошо живут, овощи в магазине покупают, соленья не едят. А одной мне два огурца на неделю.
Вот и запустила все. Огород бурьяном порос, во дворе дорожки протоптаны. Клен посреди огорода вырос, да лебеда. А уж как заболела, так и вовсе дом как нежилой стал. Окна грязные, тропинка заросла. Надо сказать, что дети у них с Петром хорошие. Мать сразу после смерти отца звать стали. А она ни в какую: «Не хочу, - говорит, - мешаться. Сколь могу тут останусь, пока ноги носят».
Так что когда забрала Зину дочь к себе, решили продать дом. Да кто ж его купит. В деревне и другие, ухоженные годами не продаются. Старики доживают, им еще один дом ни к чему. А молодёжь в городе устроиться старается. Там и работа есть и для детей развитие. Цена совсем символическая стояла за кирпичный-то дом пятистенок, а не позарился никто. Продать удалось очень дешево. И то хорошо.
Соседи как жильцов новых увидели, так и запричитали. Закончилась жизнь спокойная в деревне. Какую же свинью им Зинаида подложила, а они ведь помогали ей, как могли, то в магазин сходить, то в аптеку съездить. Неблагодарная.
Въехал в дом шумный и беспокойный табор цыганский. Все лето их детей в огородах вылавливали. Вишню еще зеленую поели, а малины в тот год вообще никто не видел. Огурцы едва завязавшиеся подергали. Помидоры зеленые, не вкусные сорвали и тут же бросили. Кому только на них не жаловались, администрация руками разводила:
- Забор повыше поставьте.
- Да какой забор в огороде. Там же продуваться все должно, солнышко. А из-за этих…. теперь и расти ничего не будет. – Ворчали жители, а что они сделать могут. Дом по закону продан.
К осени новые жильцы совсем распоясались, драться стали. Дети и женщины от мужиков буйных прятаться начали по чужим сараям и огородам. Ох и натерпелись тогда. А потом стихло все. Собрали вещи и уехали новые соседи неведомо куда. Ставни заколотили, дверь заперли.
Лида на следующий день мимо дома проходить стала, вроде как котенок скребется. Постояла, прислушалась, а зайти боязно. Степан с работы вернулся, она ему рассказывает, он не верит:
- Померещилось тебе, - говорит, - чтоб цыгане кошку завели и в доме оставили, не может быть такого. Если только мыши. Мусор, поди, за собой не убрали, вот они и хозяйничают.
А сам прислушиваться стал. И правда, проходит мимо, кто-то вроде тихонько в окошко стучит. Постоял немного, к двери подошел.
- Есть кто живой, - тихонько спросил, а оттуда голос:
- Откройте, дяденька, я кушать хочу.
Вот тебе и здрасьте, Степан перекрестился. Мыслимое ли дело, чтобы цыгане ребенка своего оставили. Тут все лето внуков прятали, а они не чужих воруют, они своих бросают. Вернулся домой, взял пассатижи и пошел дверь открывать. Полчаса возился, пока поддалась ему деревянная крепость. Дверь открылась, девочка лет четырех посреди комнаты слезы грязными ручонками по щекам размазывает.
- Тебя звать-то как? – Он хотел приблизиться, а она в угол забилась и глаза закрыла от страха. – Не бойся, не обижу. – Степан в кармане пошарил, нашел конфетку, протянул девочке. Та плакать перестала.
- Зойка.
- А мама твоя где?
- Не знаю, я спала. А когда проснулась, нет никого. – Смотрит девочка своими огромными черными глазками, а в глазах слезы, словно роса утренняя. И так её Степану жалко стало.
- Ты есть хочешь? – спросил он, она с готовностью кивнула и руку ему протягивает. Он ладошку перевернул, взял за руку и домой повел.
Лида как увидела, чуть не упала.
- Да зачем же ты её ведешь-то?
- А куда мне её?
- В сельсовет. Пусть родителей ищут. Нам-то она зачем?
- Ты покорми ребенка, а потом подумаем.
- Теть, не сдавайте меня никуда, - девочка жалобно просила.
- Так, хватятся твои родители. Где искать станут?
- Не хватятся, - из глаз ребенка крупные слезы покатились, - они специально меня оставили. Я соврала Вам, не спала я.