Ксения распахнула дверь подъезда так, что та шарахнула по недавно оштукатуренной стене, пустив уродливую трещину. Жильцы на первом этаже удивленно таращились в окна.
– Что там, Люд? – поинтересовался грузный, отечный Олег Павлович у своей жены, худенькой птички–Людочки.
– Ксюшка буянит. Опять размалевалась, юбка короче некуда, летит на всех парах. И когда поумнеет? Как не гляну в окно вечером, она все шляется с кем–то, приходит поздно, потом топчется у нас над головами… И куда мать смотрит?
– Да там и мать такая же! Ты разве не помнишь, как она всё расхаживала со своим Стасиком? Уж на сносях была, – Олег Павлович тяжело опустился на стул, поставив рядом костыль, – а всё туда же! Размалюется, и вперед! А ведь замуж ее этот Стасик так и не позвал. Знаешь, почему?
Людмила пожала плечами. Ей по большому счету было всё равно, что там творится в квартире этажом выше, у Заботиных, лишь бы не заливали.
– Не знаешь? А я тебе, девочка моя, скажу! На таких не женятся. Павлинихи, только хвост умеют распускать! А в голове – пустота! То ли дело ты у меня была! – Олег Павлович чмокнул воздух в сторону жены. – Скромная, образованная, не шаталась по дискотекам, дома сидела, книжки читала. Вот таких в жены берут.
– Ну, да! – усмехнулась Люда. – А с другими гуляют. Когда тыл в порядке, прибрано и ждут котлеты на плите, то можно и с павлинихой погулять. Так ведь, дорогой?
Мужчина ударил костылем по полу, выругался и медленно встал.
– Да сколько ж ты мне будешь вспоминать молодость! Я сто раз уже извинился, всё для тебя сделал, переехали, вон, квартира какая у тебя, в масле катаешься, а всё тычешь, как котенка!..
– Да, Олег, ты прав. Ты извинился, я помню. И квартиру я очень ценю. Только ребенка на стороне вот никак не прощу, а так, в остальном, все прекрасно!
Когда мама Ксюши, Заботина Мариночка, переехала в этот дом, унаследовав квартиру от бабушки, все ахнули. Такая тихая, скромная была бабушка и, нате вам, разбитная, яркая в своей бесстыжести внучка.
А Марине было всё равно, она потихоньку обжилась, притащила откуда-то нежно-белый тюль, занавесив свою душу от посторонних глаз, а потом привела и Стаса. Тот красиво ухаживал, дарил цветы, часто оставался на ночь, давая пищу для пересудов старожилок пятиэтажки, выходил по утрам на балкон Маринкиной квартиры и, поигрывая мышцами, тягал тяжеленные гантели.
Марине тогда было двадцать с небольшим, она, окончив кондитерские курсы, устроилась в местную пекарню, крутила слоеные рогалики, начиняя их сладким белковым кремом, украшала ромашки-корзиночки ягодами и кивала в такт зажигательной музыке, льющейся из наушников.
Когда родилась Ксюша, Марина уже стала помощницей управляющего маленького кафе, что открыли при пекарне. Маринка была хваткая, смышленая, умела убеждать и имела врожденное чувство гармонии – шторы в тон мебели, салфетки в контраст со скатертью, светильники яркие, словно сами из зефирного сахара, цвет стен нежно–мятный, с веточками лаванды, нарисованными Стасом, вольным художником своей и Маринкиной судьбы.
Написав потом еще пару–тройку портретов своей женщины, Стас вежливо попрощался и уехал «на пленэр», далеко и навсегда…
Смолкла музыка в Маринкиной квартире, макияж женщины стал все более блеклым, потом и вовсе исчез. Марина родила в январе. Перетерпев со схватками новогоднюю ночь, она на полусогнутых ногах спустилась вниз, села в такси и застонала, зажав рот рукавом куртки. Бросив взгляд в окно, она увидела огромный, черный омут морозного неба, изрешеченный серебром звезд. Они словно провожали ее, переливаясь кристально–чистым, холодным светом…
… – Что ж вы так затянули! – орали на нее акушерки. – Совсем с ума все посходили! Быстро на кресло!..
Марину уже трясло мелкой, потной дрожью, глаза застилала мелкозернистая, точно рой мошек, пелена, но надо было постараться…
Ксюша родилась на удивление крепенькой и оручей девчонкой. Это уже потом она вытянулась, превратившись из плотно сбитой карапузинки в жердиночку, красавицу Ксюшу.
– Девочка моя! – шептала у кроватки Марина, поглаживая дочку по голове. – Только будь счастлива, заинька моя, радость моя… Ты самая лучшая, ты – звездочка моя…
Ксюша росла, как и многие дети матерей–одиночек. Сначала ясли, потом сад, дальше школа, та, что поближе.
Особо умной Ксения не слыла, но была компанейской, бойкой, веселой, в классе ее любили. На Дни Рождения, что Ксюша всегда отмечала у себя дома, мать приносила из пекарни сладкие угощения, разливала по стаканам брусничный морс и ставила в комнате магнитофон.
Ребята прыгали и веселились под зажигательную музыку, а соседи, Олег с Людочкой, бездетные, рано ложившиеся спать и вообще люди тихие, томные, закатывали глаза, проклиная Маринку–распутницу и ее беснующихся гостей. Пару раз в квартиру Заботиных приезжал наряд милиции, по многочисленным просьбам Олега Павловича…
Марина встречала их улыбкой, разрешала пройти в комнаты, посмотреть на веселящуюся детвору.
– Ладно, но учтите, скоро надо всё прекратить, ваши соседи уж очень настойчиво жалуются… – прощались милиционеры и, подмигнув выглядывающей из–за спины матери Ксюшке, уходили, унося с собой коробочку с лучшими Маринкиными пирожными…
Когда Ксения уже училась в восьмом, она вдруг стала ловить на себе внимательные, изучающие взгляды парня из девятого.
Девчонке это было приятно, льстило, заставляя еще больше крутиться и выделываться, пряча за напускной смешливостью первое влюбленное смущение.
– Привет! – Миша подошел к ней на школьной дискотеке. – Потанцуем?
Диджей, одноклассник Миши, косоглазый Петька, как раз запустил «медляк».
Ксюша пожала плечами, быстро поправила челку и как будто нехотя обняла парня за плечи. Она чувствовала, как его руки обвились вокруг ее тонкой талии, как голова приблизилась к ее уху, обдавая шею горячим дыханием. Одноклассницы Ксюши хихикали, стоя в сторонке, пряча обиду и зависть, а девушка не замечала этого, погрузившись в воздушную немоту первого влечения.
После вечеринки Мишка проводил свою красотку до дома, пожелал спокойной ночи и ушел, глупо улыбаясь редким прохожим.
– Обкурился! – бросали ему вслед.
А он и не думал, он просто влюбился. В первый раз…
Тогда Михаил уже пережил смерть отца, рана затянулась первой тонкой кожей, а Ксюша была бальзамом, мягким, оживляющим…
Ребята часто гуляли вместе вечером. Миша отпускал с поводка Шамана, тот носился бешеной молнией вокруг молодежи, а Ксюшка болтала без умолку, обо всём на свете. Миша слушал. Сам он был немногословен, зато внимателен и чуток. Парень всегда чувствовал, когда Ксюше плохо, когда она взволнована или печальна, как бы она не прятала это за веселой болтовней…
Он читал ее по глазам, интонации и легким движениям рук, по ее «Привет!» и напряжению остреньких плеч…
А потом, когда умерла мать, Ксюша оказалась ему не нужна, он бежал от своей девчонки, потому что уже не мог чувствовать ее, душа и так была переполнена болью. Всё другое было уже лишним…
… – Ксюш! Дочка, ты? – Марина услышала, как хлопнула входная дверь. – Ну, как? Проводила?
Женщина знала, что у Ксюши с Михаилом произошел разлад, уговаривала не расстраиваться, дать ему время. И посоветовала пойти, проводить на вокзал.
… – Это важно, Ксюша! Если ты действительно его любишь, надо проводить. Он поймет, что ты готова ждать, ты дорожишь им…
А теперь дочка, заплаканная, злая, стояла перед Мариной и упрекала ту во вранье.
– Это всё ерунда, мама! То, что ты наговорила! Ему больше не нужен никто! Он как будто напился своего горя и смакует его по капле, млеет. Он даже собаку отдал в приют, мама! На передержку, как написал у себя там, в интернете. Представляешь, выкинул, просто так оставил! Мол, Денис заберет! А когда тот будет в городе? Что будет с Шаманом до этого?! Ох, мама, ну, почему же все так сложно?..
А Марина не знала, почему. Если бы знала, то Стас все еще, возможно, был бы рядом. У Ксении был бы отец, а у нее муж…
– Ладно, дорогая, вот когда у них будет присяга, ты поедешь, вы помиритесь, всё наладится! – женщина обняла дочку, прижалась к ее мокрой щеке и тихо–тихо уговаривала жить дальше…
… Таких, как Шаман, простых дворняг, в единственном на весь город приюте держали на улице, в загоне. Сетка не позволяла собаке убежать, но и не прятала ее от мира.
Шаман растерянно смотрел на Михаила, удаляющегося по аллее к воротам. Пес гавкнул раз, второй, но Миша даже не обернулся, не вздрогнул.
Шаман не понимал, в чем провинился! Опять его выбросили на улицу, а он только защищал Ирину, Мишину маму…
– Ну, что скалишься?! – смотритель подошел к сетке. – Поживешь теперь тут. Пока не заберут. Если заберут…
А если нет? Что тогда? Миша оплатил уход за псом, но скоро срок подойдет к концу…
Потянулись одинаковые, серые дни. Собаки в соседних клетках рычали, брехали, перебирая лапами, кидались на решетку, а Шаман просто лежал и ждал. Ему велели ждать. Он – послушный пес…
… В ту ночь было необычайно холодно для начала лета. Ксюша сидела дома, бесцельно водя карандашом по бумаге, потом смотрела в окно, снова возвращалась за стол. Она всё хотела написать Мише письмо, но, взяв в руки карандаш, замирала.
Что написать? Извиниться? Нет того, за что надо было бы просить прощения. Как ни в чем не бывало поинтересоваться, как у него дела? Но в голове звучали последние слова парня: «Давай поставим на паузу!» Он нажал кнопку, две линии «стопа» разрезали их общую жизнь, разделили на две разные дороги.
Ксюша злилась сама на себя. Днем она помогала матери с документами на работе, а вот ночами было тяжело. В окно сыпали свои бриллианты звездные недра, снилась крыша, запах его кожанки, его тихое «Я люблю тебя, Ксюша!» … Врал, он всё врал!
– И полно! – наконец ударила Ксюша рукой по столу. – Хватит. Иди ты, Миша, своей дорогой. А я пойду своей! Посмотрим, кому еще потом будет лучше!
Она схватила телефон и заблокировала ненавистный номер, потом вычеркнула его из друзей во всех сетях…
… Зарево в стороне приюта Ксюша заметила случайно. Вскочила, испуганно глядя, как языки пламени взлетают вверх, облизывая низкое, набухшее дождевым молоком небо.
– Мама! – закричала Ксюша, разбудив даже соседей снизу. – Мама, там… Там приют горит! Там же Шаман был! Я не знаю, забрали его или нет! Мама!
Марина выскочила из своей комнаты, Ксюша бросилась в ее объятия, забилась.
– Мама! Пойдем туда, вдруг… Ну, мало ли…
… Когда они поймали машину и доехали до территории приюта, там было уже нечего тушить. Потом в новостях скажут, что сторож использовал неисправный обогреватель, его каморка занялась первой, за ней – деревянные постройки для содержания животных…
– Шаман! – закричала Ксюша и бессильно замолчала. – Надо было мне забрать его ... Я виновата, мама!
– Ты что? Ксюша, опомнись! Миша не просил тебя, работники не дали бы тебе его! Ты тут вообще ни при чем!..
… – Денис! – Миша, увидев новости в ленте, схватил телефон и набрал брата. – Денис, ты?
– Ну? – тот ответил не сразу, заставив Михаила перезванивать несколько раз. – Объявился? Ну, надо же!
– Ты что, Ден?! Ладно, ты забрал Шамана? Ты же должен был забрать его еще на той неделе, ведь так?
– Миша, если бы ты хоть иногда вспоминал о том, что у тебя есть родственники, звонил бы, отвлекшись от своего немыслимого горя, то знал бы, что я не дома. И туда не собираюсь. Собака для меня – это обуза.
– Но, Денис! Это же наша собака! Это мамина собака! – заорал Михаил.
– Мамы больше нет, Миша. Шамана заводил ты, тебе и отвечать за него. Я писал тебе, что не смог его забрать. Ты не читал?
Миша вспомнил, как однажды, после отбоя, ночью, включив телефон, одним махом стер все сообщения, решив, что они от Ксюши. А ее он тогда как раз сделал мишенью своего злобного горя…
– Да, я не читал… – прошептал он и повесил трубку.
Новости еще долго муссировали тему пожара, показывали удрученных горем владельцев, обсуждали, сколько денег фирма выплатит за ущерб хозяевам животных…
… А по ночам к Мише приходил Шаман. Во сне он был еще щенком, лизал Мишино лицо и как будто улыбался, щуря темные, умные глаза, а потом отбегал в сторону. Миша протягивал руку, чтобы вернуть щенка, но тот прыгал в черноту. Миша просыпался и долго смотрел в ночное небо, проглядывающее через маленькое окно, небо, полное алмазов, которые он обещал подарить Ксюше…
…Шаман объявился у Мишиной пятиэтажки недели через две. До этого он зализывал ожоги где-то в лесу, прячась от людей, от города, от предательства.
Ксения в тот вечер задержалась у подружки. На улице уже зажгли фонари, было снова жарко, душно, как перед грозой.
Девушка быстро шла по тротуару, глядя себе под ноги. Марина уже три раза звонила, интересуясь, где пропадает ее дочь, предупреждала, что, если Ксюшка не придет прямо сейчас, то все пирожные достанутся одной Марине. Девушка уверенно повернула за угол Мишиного дома, а потом, обернувшись на звук тормозов, увидела, как машина остановилась, чуть не переехав собаку, ковыляющую по дороге.
Ксюша остановилась, прищурилась. И пустилась бегом, чувствуя, как подскакивает в груди раскаленное сердце.
– Шаман! Шаман! Да куда же вы едете! Не видите, животное ранено, совсем что ли! – напустилась она на водителя.
– Да он вынырнул так внезапно, я еле успел притормозить. Извините, это ваша собака?
Шаман зарычал, Ксюша оттащила его к обочине.
– Тихо, мальчик, тихо, – Ксюша погладила пса по голове. – Всё хорошо. Да! – сказала она громко. – Это теперь моя собака.
Водитель, молодой мужчина в чуть помятом льняном костюме, внимательно рассматривал девушку.
– Иван, – представился он вдруг. – Я уж не знаю, что тут у вас происходит, но собаке нужна медицинская помощь. Я могу подвезти вас в ветклинику.
– Шаман не любит чужих, – покачала головой Ксюша. – Спасибо, Иван, но…
– Ладно вам! Шаманом тебя зовут, псина? – он тихонько опустился на колени, потом встал и, вынув из салона автомобиля бутылку с водой, дал Шаману напиться. – Всё, считайте, что мы теперь не враги. Отвезти вас?
Ксюша замялась. Иван говорил дельные вещи, Шаман обгорел, выглядел ужасно, но садиться к чужому мужчине в машину было глупо.
– Нет, извините. Я не могу, – покачала Ксюша головой.
– Тогда так! – Иван понимающе кивнул. – Я вызову врача к вам на дом. Пойдет? Могу еще помочь донести собаку до квартиры.
Ксюша прищурилась. Надо же, какой хитрый! Прямо так она и привела его к себе домой. Но Шаман решил все за них. Он просто подковылял к ногам Ивана и плюхнулся на его ботинки, протяжно заскулив.
Мужчина развел руками…
… – Мама! Мама, Шаман пришел! Представляешь, сам пришел! Он спасся! – Ксюша, как маленькая, трещала без умолку. – Это Иван, мама. Он чуть не наехал на собаку, но …
Марина кивнула мужчине, потом посмотрела на Шамана, прикоснулась к его почерневшей шерсти.
– Ксюша, я… Я не умею лечить собак… – замялась она.
– Не переживайте, – Иван положил пса на коврик, который подстелила Ксения. – Я сейчас вызову специалистов. Ну, что вы так смотрите? У отца сеть ветеринарных клиник, зоомагазинов и тому подобного. Всё будет хорошо…
… Ветеринар долго колдовал над спящим Шаманом, Иван, Марина и Ксюша молча сидели на диване, слушали его рекомендации и кивали.
– Дядя Саш, да не запомнили мы ничего! – улыбнулся Иван. – Ты скинь мне потом на телефон рецепты, я куплю.
– Тебе? – ветеринар недоверчиво глянул на сына своего боса. – Твоя собака?
– Теперь да! – Иван смело посмотрел на Ксюшу.
И она сдалась... Без боя, без сомнений. Просто позволила музыке жизни продолжиться на другой волне, если на первой нажата пауза…
Иван стал часто бывать в доме Марины, навещал Шамана, привозил лекарства, выносил пса на улицу.
– Зачем ты это делаешь? – спросила его наконец Ксюша однажды вечером, когда они сидели втроем на лавке в парке. Шаман положил морду Ивану на колени и щурился, наслаждаясь тем, как мужчина гладил его.
– А ты не понимаешь? – спросил он и смело взглянул в ее глаза.
Ксюша вскочила.
– Нет! Ваня, ты хороший, ты очень хороший, но…
– Он ни разу не позвонил тебе, не написал, – пожал плечами Иван. – Твой Миша даже судьбой собаки не стал интересоваться. Может, ты уже пойдешь дальше? Мы пойдем дальше? Дай мне шанс, я попытаюсь…
Марина все рассказала Ване. А что тут скрывать? Да, это не ее дело, но Иван ей нравился, он был намного надежнее Миши…
– Я не знаю, это как будто предательство, – Ксюша ходила туда–сюда, заламывая руки. – Тогда надо написать Мише, что мы больше никогда… Что я…
Но Иван не дал ей договорить. Он просто сгреб мечущуюся девушку в охапку и поцеловал…
… Михаил раз за разом набирал номер Ксении, но оператор не желал соединять его с девчонкой, обрывая звонок.
– Ден, привет! Да нормально служба, хорошо всё. Слушай, до Ксюши не могу дозвониться, может, ты попробуешь?
– А что надо сказать? – Денис лениво потянулся.
– Я хотел ее на присягу пригласить… А не соединяет…
– Ну, надо думать… Ладно, скинь мне номер. Я попробую, напишу по результатам...
Ксения не любила отвечать на незнакомые номера. Но этот был особенно настойчив, пришлось поднять трубку.
– Алло! Ксюша, вы? Это Денис. Я хотел вам передать, что Миша не может до вас дозвониться, приглашает на присягу пятого августа.
– Денис? Ах, да, – Ксюша напряженно постучала карандашом по столу. – Я не смогу. Я занята.
– Но он очень хотел вас там видеть! – Денис решил еще немного растопить лед. – Скучает. Я знаю, вы поссорились. Но…
– Мы не ссорились. Я не смогу, извините!
Иван, сидевший рядом, следил за лицом девушки.
– Что случилось? – наконец спросил он.
– Миша хочет пригласить меня на присягу.
– Ну и? Ты хочешь поехать? – Ваня пожал плечами. – Только честно. Вам все равно надо объясниться, наверное…
– Я не хочу ничего объяснять. Это он меня оттолкнул. Как и Шамана. Я не поеду.
– Понято.
Иван больше не напоминал девушке ни о том звонке, ни о предстоящем важном событии в жизни Михаила. Пусть все идет, как идет…
«Дозвонился, сказала, что не приедет. Извини!» – Миша получил сообщение брата поздно вечером и отвернулся к стенке. Смотреть на звезды, что сейчас глядят и в ее, Ксюшино, окно, ему не хотелось…
…– Разрешите обратиться! – чрез два дня Михаил выждал подходящий момент и обратился к командиру.
– Обращайтесь.
– Можно мне в увольнительную? На день или два.
– В связи с чем? – командир устало присел на скамейку, кивнул Мише, чтобы сел рядом.
– По личному вопросу.
После минуты раздумий командир отрицательно покачал головой.
– Нет. Потом все вопросы решите…
…Михаил вернулся, отслужив положенный срок. Домой он не спешил, сначала съездил к брату, в его новую квартиру, погулял по городу, привыкая к гражданской жизни.
– Миш, та квартира на тебя зарегистрирована, – как-то вечером сказал Денис. – Я пока за нее платил, но теперь давай сам.
– Хорошо. Я понял.
Миша приехал домой на следующий день. Пока его не было, гаражи и мастерскую снесли, построив на их месте девятиэтажку.
Встретив на улице бывшего напарника по автоделу, старика Ефимыча, Миша узнал, что все мужики перешли в автосервис в другом районе. К какому–то Виктору Игнатову. Он, как говорили, в авто ничего не понимает, доверяет управляющему. А тот, хитрый жук, уже организовал свое дельце. Ставит на автомобили дешевые замены, а оригинальные запчасти продает налево.
– И что? – Миша опешил. – Все молчат?
Ефимыч отпил большой глоток пива из темно–коричневой бутылки, пожал плечами и ответил:
– А чего выпячиваться–то? Все в выигрыше там. Ребята разбогатели. Иди туда, возьмут точно!
Миша только махнул рукой, брезгливо поморщившись.
– Ну, как хочешь. Типа ты благородный? Типа честный? Ну–ну… Да всегда так делали и везде делают. Ты из детства–то вынырни. Пора уже! Вон, Ксюха твоя, говорят, замуж собирается. Слышал?
– Нет, – оборвал его Миша и ушел…
… В десятом часу вечера, уже изрядно выпив «для храбрости», Михаил стоял перед дверью Марины и трезвонил, не отнимая пальца от звонка.
Марина посмотрела в глазок, вздохнула и открыла.
– Извините, а… А Ксюша дома? – Михаил чуть покачивался, держась за стену.
– Нет ее, уехала. А ты что от нее хотел? Миша… В таком виде…
– Да! – Миша прищурил один глаз, потому что Марина у него непрестанно двоилась. – Я в таком вот виде. Уж, как есть…
Тут он услышал тихий лай. Шаман вышел в прихожую.
Миша отпрянул. Пес замер за ногами хозяйки. Он узнал Михаила. До сих пор Шаману иногда снилось, как Миша уходит по аллее, а он, Шаман, смотрит на него через ромбики сетки…
–Шаман? Тетя Марина! Как же… Сгорело же всё… – Миша вдруг заплакал. – Всё сгорело. Всё! Всё! – он колотил кулаками в стену. – Всё, у меня всё сгорело!
Марина, немного подумав, втащила Мишу в квартиру, велела замолчать и идти на кухню…
Шаман не рычал, не гнал Мишу прочь. Он просто вычеркнул этого мужчину из своей жизни. Слишком дорого стоит его любовь…
… После трех чашек кофе Миша немного пришел в себя.
– Что мне делать, тетя Марина? Я ее потерял, да? – тихо просил он.
– Я думаю, что вы просто пережили друг друга, Миш. Так бывает. Это ни плохо и ни хорошо… – она вздохнула. – Просто это останется в детстве, а дальше будет всё новое. Устраивайся на работу, вставай на ноги. А там видно будет. Знаешь… Ксюша замуж собирается… Ну, не надо все портить…
… Миша знал, когда Ксения и Иван расписывались, мог бы прийти, но не решился. Его пауза затянулась, кажется, на всю жизнь…
… Решив-таки устроиться в автосервис, Миша узнал во владельце своего давнего знакомого, того Виктора, кому он помогал чинить машину когда-то.
– Михаил? Вы! Да это находка для меня, у тебя золотые руки, бродяга!..
… Махинации с автозапчастями прекратились, Миша со временем стал управлять крупным участком бизнеса Виктора, продал свою квартиру в пятиэтажке, купил новую трешку в высотке.
Вывезя все вещи из старенькой квартиры, он напоследок забрался на крышу и долго сидел, глядя на ювелирку звездного неба… Он был высоко над землей, он достиг многого, но так ничего и не приобрел. Может, это и было дном, оттолкнувшись от которого можно выплыть к солнечному свету?..
… Ксения удивленно встрепенулась. Она никого не ждала, но дверной звонок возвещал о госте.
– Здравствуйте. Вам тут доставка, – мужчина в кепке курьерской службы протянул Ксюше сверток, попросил расписаться и ушел.
Подарок? У Ксюши сегодня День Рождения, может, кто из друзей постарался?..
Оберточная бумага прятала под собой красную бархатную коробочку. То самое кольцо, что много лет назад понравилось Ксюше, лежало на бархатной подложке, сверкая бриллиантами.
Ксения поискала записку или открытку. Ничего не было. Но она и так знала, от кого это. Миша все же подарил ей заветное кольцо. Так и не подарив себя…
… Через много лет Ксения увидит Михаила в ресторане и поймет, что теперь он тоже счастлив. Сидящая рядом с Мишей женщина будет улыбаться ему и заглядывать в любимые глаза. Как когда–то Ксюша…
Переросли, пережили, да и пусть…