Глава 4
Когда над Владимиром Константиновичем впервые в жизни нависла реальная угроза оказаться за решёткой, его супруга Маруся стала обивать пороги инстанций. Она пыталась пробудить в бюрократах совесть и напомнить им, что её муж – образцово-показательный капитан советского речного флота. Что у него одних только дипломов, полученных честно и без всяких подкупов, полный «дипломат». А еще почетные грамоты и письма, отраслевые награды и так далее, которыми можно обклеить все стены в их квартире.
Но Володя, как Маруся ласково называет его, никогда не был человеком самолюбивым и тщеславным. Дипломы и свидетельства получал не ради того, чтобы тыкать ими кому-нибудь в лицо, оказывая свой профессионализм. Или хвалиться в кругу знакомых. Да об этих его достижениях вообще знала только она! Правда, не совсем понимала, зачем её супругу столько учиться. Хотя если у человека есть тяга к знаниям, когда ему за сорок, то разве это плохо? Другие вон окончили девятилетку, потом ПТУ, и им на всю жизнь «хватило». А её Володя постоянно в стремлении узнавать новое.
Не помогло. Ни разговоры, ни дипломы с благодарственными письмами. За несколько месяцев, проведенных в разных кабинетах, поняла Маруся одну простую истину: ты можешь сколь угодно долго честно трудиться. Хоть как ёлка новогодняя обвешаться почётными грамотами. Но если кто-то когда-то решит, что тебя надо «сдать с потрохами», – ничто не поможет.
И все те, кто вчера говорил на собраниях трудового коллектива, какой Константиныч замечательный, нынче стыдливо отводили глаза, когда Маруся ходила по территории пароходства. Ещё здоровались, но женщина словно ощущала вокруг себя какой-то незримый купол, словно она была заразная, и все её сторонились. Исключением были только несколько человек, с которыми она давно дружила. Те поддерживали, несмотря ни на что.
Особенно – жена Михалыча, Галина. В ту пору её супруг трудился на другой «Волгонефти» старшим механиком и всё мечтал поработать вместе с Константинычем. Но пока не получалось. А вот женщины дружили, общались, попивая чай на своих маленьких кухоньках. Пекли пироги: Марусе лучше всего удавались с капустой и мясом – её Володя их просто обожает, а Галя – с рыбой, от которых Михалыч в восторге.
Пока жены речников поддерживали друг друга, природоохранным прокурорам хотелось одного: найти виновного и поскорее закрыть это дело, которое чем дольше, тем больше выходило из рамок маленького областного происшествия. Если же дойдет до Москвы, может кончиться массовыми проверками на всем нефтеналивном флоте. Ни прокуратуре, ни пароходству этого очень не хотелось.
Маруся уже стала думать о том, чтобы взятку кому-нибудь сунуть, только бы отстали от ее капитана. Но кому? Она, живя рядом с Володей, всегда ощущала себя словно за каменной стеной. Настолько мощно и прочно он, влюблённый в неё без памяти, прикрывал свою супругу от жизненных невзгод. Потому о таких тонкостях жизни, как взятки, она понятия не имела. Не была, конечно, «аленьким цветочком», т.е. домашней глупенькой курочкой, но и с правоохранительной системой ей встречаться не доводилось.
Когда все просьбы и уговоры в пароходстве и других высоких коридорах оказались пустыми, Маруся поняла, что единственная сила, к которой она пока ещё не обращалась, находится гораздо выше тех, с кем она уже имела дело. И сила эта не нуждается во взятках и уговорах. Она либо принимает решение, либо нет, и с этим ничего поделать нельзя. Но зато, к ней обращаясь, не надо записываться на прием и ловить на себе недовольные взгляды секретарш.
Маруся отправилась в церковь. В их городе на ту пору их открылось уже много после десятилетий забвения. Ближайшая находилась буквально в пяти километрах – церковь Николая Чудотворца. Старенькая, деревянная, неприметная, она была построена в конце XIX столетия на острове, отделенном от города протокой. Туда же Маруся пошла, памятуя о том, что Николай Угодник или Николай Мирликийский – покровитель моряков. Ну, и речников тоже, конечно. Словом, всех, кто покоряет водные просторы.
Пошла туда Маруся, искренне помолилась и поставила самую толстую свечу перед иконой Святителя Николая. Ничего иного женщине не оставалось. Впервые в жизни она так поступила, что интересно. Её мама была женщиной богобоязненной, религиозной, но молилась почти всегда только дома. Жили они далеко от ближайшего храма, километров тридцать ехать, а в их рабочем посёлке у фабрики церкви отродясь не бывало – промышленный объект возвели аккурат в середине 1930-х годов, в самый разгар богоборчества.
Потому и Маруся, хотя мама и водила её в церковь несколько раз, особой религиозности не впитала. Только теперь, когда жизнь заставила, вдруг поняла: или Бог поможет в лице Николая Угодника, или больше никто, и потеряет её Володя свободу и карьеру, как пить дать. Лишь светлая надежда осталась у неё в душе.
И хотите верьте, хотите нет, но буквально через пару дней все обвинения с капитана были сняты. Его переквалифицировали в свидетеля, а главным обвиняемым в происшествии стал старпом Сойкин. Почему? Совесть у рулевого взыграла. Хотя сначала и повёлся парень на уговоры и обещания, потом вдруг понял: предать капитана не может. Он решил, что бес с ними, с грязными деньгами, если на кону судьба Владимира Константиновича, который принял его в команду, молодого мальчишку, только закончившего мореходку, и столько сил вложил, чтобы сделать профессиональным человеком.
Так капитан остался на свободе и при своей должности. А Сойкин... Спустя несколько месяцев уже сидел на тихой должности в пароходстве. Только недолго. Буквально через пару лет он сбил человека, пока ехал пьяный на своей новенькой «Волге». И хотя его снова отмазали, на работу обратно не приняли. Устроился он заведующим складом какого-то барахла, да и спился вскоре.
