При всей моей любви к мемуарному жанру, при всём уважении к личности В.И. Прохоровой, книга мне не понравилась. Конец я уже просто домучивала. Думаю, что здесь вина журналиста-составителя – Игоря Оболенского, который собрал уникальный материал, беседуя с Верой Ивановной Прохоровой, но, на мой взгляд, не совсем удачно его скомпоновал.
Книга получила подзаголовок «Четыре друга на фоне столетия. Рихтер, Пастернак, Булгаков, Нагибин и их жёны». Но в самой книге есть ещё глава про Фалька, а сама Прохорова, получается, куда-то исчезла? А ведь Вера Ивановна Прохорова (1918-2013) – человек очень интересный. Она была в родстве с Прохоровыми, Гучковыми и Боткиными, сама прошла сталинские лагеря «за измену Родине», после реабилитации преподавала в институте иностранных языков.
Если бы Оболенский просто записал воспоминания Веры Ивановны – в том числе и про себя, про лагеря, про семью, про людей, с которыми она была близка – получилось бы, на мой взгляд, куда интереснее. А так мы имеем скомпонованную по персоналиям книгу, причём ничего нового ни о Рихтере, с которым В.И. Прохорова была близка, ни о Пастернаке, ни о Булгакове, ни о Нагибине мы не узнали.
Кроме воспоминаний Прохоровой, в книге немало страниц и от автора. И хоть авторский текст выделен курсивом, иногда я путалась, чьи это слова. Например, в главе о Пастернаке больше авторских слов, чем слов Прохоровой, и это неудивительно, ведь сама Прохорова говорит:
«Не смею сказать, что дружила с Борисом Леонидовичем, но несколько раз мы встречались»
(правда, несколько страниц спустя:
«После моей реабилитации я часто бывала у Бориса Леонидовича».
Так я и не поняла – несколько раз или часто – всё же разница есть?)
Вера Ивановна больше рассказывает о Зинаиде Николаевне Нейгауз и Ольге Ивинской.
То же и в главе о Булгакове – несмотря на то, что в подзаголовке заявлен Булгаков, Прохорова говорит о Елене Сергеевне Булгаковой, поскольку
«я самого Михаила Афанасьевича не знала»,
в оглавлении так и говорится – Елена Сергеевна Булгакова. Так что о самом Булгакове мы узнаём (а вернее, ничего нового не узнаём) из уст его жены в пересказе Прохоровой в изложении Оболенского.
И, мне кажется, что коль уж авторский текст всё равно присутствует, надо было дать комментарии к некоторым высказываниям Прохоровой. Всё же пожилая женщина, иной раз ошибалась и путалась. К примеру, она обвиняет композитора Александра Локшина в том, что именно по его доносу её арестовали. Может и так, но вот сын Локшина приводит свои контраргументы по поводу этого «факта» - в интернете есть материалы на эту тему.
Вот ещё примеры тенденциозных, спорных высказываний Прохоровой.
«Об Эфроне сегодня говорят и пишут много гадостей, что он, мол, был агентом НКВД и всё такое прочее. Я точно знаю, что всё это неправда».
«Мне кажется, немцы не вошли в город только потому, что не могли поверить, что Москву никто не защищает. Потом уже стали говорить, будто фашистов здесь чуть ли не с пирогами ждали. Мол, родственники репрессированных в сталинских лагерях достали самую нарядную одежду и хлеб-соль готовили. Не знаю, так ли это было. Но если бы немцы не потеряли ночь, они бы заняли город»
(это об обороне Москвы).
Об отце Рихтера:
«Отца Светика расстреляли».
Чуть ниже, на этой же странице:
«Отца Святослава арестовали, погрузили с другими одесскими немцами на баржу и утопили в море».
Первую жену Прокофьева Прохорова называет Мирой, хотя Мира – это вторая жена композитора, а первая – Лина – испанка, а не португалка, как у Прохоровой. Это явная ошибка, к которой следовало бы дать комментарий.
О Нагибине:
«Нагибин написал сценарии к десяткам фильмов. Картина «Дерсу Узала», которую снял великий Куросава, получила «Оскар».
А вот тут, как мне кажется, всё же надо было упомянуть и Арсеньева, а то мало ли, может, у кого-нибудь сложится впечатление, что «Дерсу Узала» написал Нагибин.
Ещё о Нагибине:
«После того как в Чехословакию вошли советские танки, он решил, что в этой стране у него не будет детей».
Не хочется ёрничать, но вспомнился анекдот о чилийской хунте и доярке: «Пока Луиса не выпустят из Корвалана, я коров доить не выйду». Да и дети у Нагибина были – от последней, шестой жены – говорит Википедия.
И совсем уж неприятно о матери Нагибина:
«Когда я спросила её, хотела ли она ребёнка, Ксения Алексеевна ответила: «Вы с ума сошли, Вера, я со всех шкафов прыгала, чтобы случился выкидыш. Но сын всё равно родился».
Не моё дело судить, но такие вещи, тем более о других, говорить, наверное, не стоило бы.
Ещё несколько цитат. О Цветаевой:
«Тётка хорошо знала Цветаеву… Цветаева была ненормальной. Могла мило общаться с вами, а потом прийти и вдруг спросить: «За что вы меня так ненавидите?»
Об Ольге Ивинской:
«Она ведь была человек патологически лживый. Даже в камере подробно расписывала свою жизнь с Борисом Леонидовичем: что у них двое детей, как они проводили время на курорте, как он её обожал, какая у них собачка… А ещё ей передавали вещи для пересылки заключённым, которые она присваивала. Это обнаружила Лидия Чуковская, дочь Корнея Чуковского».
О Людмиле Ильиничне Крестинской-Баршевой – четвёртой и последней жене А.Н. Толстого:
«Известнейшая в Москве стукачка».
Так же нелицеприятно и о Нине Дорлиак, и о Белле Ахмадулиной.
«Человека, более чудовищного, чем выпившая Белла, не существовало… Не знаю, насколько она любила Юру. Она, по-моему, любить по-настоящему не могла, слишком была погружена в другое».
Книгу в некоторой мере спас лишь эпилог, в котором кратенько повторяется жизнеописание Веры Ивановны Прохоровой. Вот если бы этот эпилог расширить, все авторские вставки убрать, но снабдить грамотным комментарием, то книга бы только выиграла.
Этот материал был ранее размещён мною здесь: https://my.mail.ru/community/manuscripts/6C7712864CC2A7BF.html
