Пётр Воротынцев рассказывает об образе психолога в отечественных сериалах 2010-х – 20-х годов.
Мысль о том, что каждому психологу нужен другой психолог не нова. Есть и более суровая модификация этой фразы: каждому психологу требуется психиатр. Действительно, человек помогающий другим неминуемо нуждается в поддержке сам. На стыке десятилетий в России появился целый кластер сериалов о психологах и психотерапевтах. Российский стриминг, а подчас и телевидение в разных жанрах и на разном уровне бесстрашно осваивают сложные, рискованные и драматичные темы в последнее десятилетие. От неожиданных и свежих до извечных, вроде коррупции в высших эшелонах власти («Немцы», «Чиновница»). Суррогатное материнство («Контейнер»), безнаказанная объективация женщин («Чики»), распространение наркотиков и наркобизнес («Смычок», «Химера», «Оффлайн», «Капельник»), сексуальное насилие («Хрустальный», «Обоюдное согласие»), бизнес вебкам-моделей («Хэппи-энд»), полиамория («Amore more»), мотив двойной жизни и всевыжигающей лжи эпохи («Обыкновенная женщина», «Алиби») и т.д. Непростых и волнующих сюжетов было немало. Однако история неприкаянного психолога, не способного помочь самому себе и наладить собственную жизнь, стала лейтмотивом, повторяющимся сюжетным инвариантом этих лет. Гештальт, впрочем, ещё не закрыт. Порой в сериалы не о психологах просачивается образ запутавшегося в своей жизни мозгоправа (героиня Виктории Исаковой в «Эпидемии», пишущая откровенные тексты в дневник, малохольный аспирант из «Новенького»). Чтобы не утонуть в материале, в этом тексте мы остановимся только на некоторых сериалах, где психолог является двигателем сюжета, протагонистом. Отметим, что профессиональные психологи часто критически высказываются о степени достоверности в показе профессии на экране. Оговорюсь сразу, что данный текст написан не психологом, а искусствоведом. Поэтому в задачи нашего разбора не входит анализ правдоподобности методов экранных психологов.
Отечественные сериалы о психологах уловили тревогу перед будущим, момент накануне катастрофы и бессознательное стремление общества разобраться в себе, назвать проблему, успеть определить опасность. Отчасти это (пусть и на ином фабульно-тематическом уровне) продолжает линию страха перед будущим, острое ощущение его отмены (через метафору пропажи ребёнка), выраженное в шедеврах российского артхауса — «Нелюбви» Андрея Звягинцева и «Юрьеве дне» Кирилла Серебренникова. Да и в самих сериалах тема исчезновения или кражи ребёнка не редкость («Садовое кольцо», «Хрустальный», «Контейнер», «Капкан для судьи», «Новенький»). Если ребенок — неизменный символ будущего, то формой присутствия будущего в этих картинах становится его оглушительное отсутствие. Также исчезновения человека — выгодный драматургический ход. Пропажа ребёнка запускает механизм выявления общего неблагополучия мироустройства, поломки бытия. Однако вернёмся к психологам.
В 2010-е проблема психологической гигиены и душевного здоровья вышла за пределы кабинетов специалистов и стала в российском социуме в известном смысле модной. Термины и обороты из психологии (созависимость, токсичность, границы, пассивная агрессия, ресурсное состояние, зона комфорта, вторичная выгода) вошли в повседневную речь. Слово «триггер» и вовсе дало название сериалу. Сериалы во многом способствовали (пусть и порой на поверхностном уровне) этому процессу. Курсы и блоги по психологии, всевозможные коучинги (от откровенного шарлатанства до серьезного профессионального контента) захлестнули русскоязычное медийное пространство. Соответственно и спрос на кино о психологах возник естественным образом.
Психолог или психотерапевт — это детектив (в «Садовом кольце» психотерапевт становится детективом в прямом смысле и делает работу за следователей), ищущий убийцу (или убийц) нашего счастья. Часто он наделён романтическим, слегка инфернальным обаянием тайного знания, подлинным даром. Но в итоге психолог также беззащитен и уязвим, как и многие. Сапожник без сапог, психолог без счастья. В этой утешительной эмоциональной уловке, в этой проекции ещё одна причина интереса к подобному сериальному контенту. Если уж у психолога патологии, то и зрителю не зазорно иметь комплексы и причуды. Впрочем, как по мне, демонстрация уязвимости, честный разговор о своих ошибках – признак силы, а не слабости. А в обществе мачистских установок и агрессивного непризнания собственной неправоты – почти подвиг.
Помимо всего прочего, эти сериалы порождают наивную, но легко продаваемую иллюзию, что где-то есть чудесная клиника, где зрителя быстро научат счастью. К слову, в 2021 году появился неровный, хоть и не лишённый удачных и смелых тематических изгибов сериал с Дарьей Мороз — «Клиника счастья».
О каких же сериалах речь? Естественно, этот текст не претендует на исчерпывающее описание вопроса. Это лишь пролегомена к изучению проблемы. Мы обратимся в статье к семи многосерийным фильмам: «Псих», «Инсомния», «Бывшие», «Садовое кольцо», «Триггер», «Медиатор», «Переговорщик». Семь образов, семь подходов к теме.
«Псих» (2020, режиссёр Фёдор Бондарчук): пусть мама услышит, пусть мама придёт, пусть мама меня непременно найдет!
Татьяна Москвина уничижительно озаглавила рецензию на «Садовое кольцо» «Детишкино кино идёт к вырождению».1Оборот «детишкино кино» она повторила и в рецензии на сериал с грубоватым названием «Псих». Желая, вероятно, задеть создателей и поиронизировать над продуктом их творчества, Москвина, как талантливый публицист, выловила (говоря при этом о другом) главное. Это и правда детское кино. Кино про детей. Недолюбленных, раненных, незрелых детей, брошенных родителями, которые заняты заработком, духовными практиками, собой, чем угодно, но не своими чадами. Ходульный, но все же отчаянно верный тезис про то, что в детстве чертится траектория нашего жизненного пути, в сериалах о психологах артикулируется с предельной наглядностью. Кино тридцатилетних-сорокалетних инфантилов, приученных к беспомощности, сформированных в эпоху, когда любые потуги повлиять на социальную и политическую жизнь безжалостно топтались. Недолюбленные мамой и недолюбленные матерью, той что Родина.
Герой Константина Богомолова в фильме Фёдора Бондарчука — мрачный, вечно брюзжащий психотерапевт средних лет. Убедительности образу добавляет невнятная, непрофессиональная дикция Богомолова. Его персонаж (Олег) — человек циничный, отринувший идеализм. Как в некотором смысле и сам Константин Богомолов — апологет жестокого и анти-сентиментального постмодернизма. Но поскребёшь напыление цинизма и обнаружишь слабого, неуверенного в себе ребёнка.
Олег в «Психе» общается с клиентами так, словно делает одолжение, будто они отвлекают его от важного дела. Все эти никчемные клиентишки, бывшие (бестолковая героиня Елены Лядовой) или нынешние (скрытый гомосексуал, сыгранный Игорем Верником) Олега только бесят.
У Олега год назад пропала жена, и его мама (сексолог по профессии) дарит сыну куклу из секс-шопа, чтобы сын не тосковал. Кукла становится триггером для развития болезни. Уместным фоном служит тревожная, раннеосенняя и среднеосенняя Москва. Город-обманка, позолоченный город-симулякр. Город вечно гуляющий и вечно гулящий, город искушающий. Со страшным искушением, наркотиками, Олег не может справиться, все время балансируя на грани передозировки. Он вообще человек с болезненными, а порой и причудливыми аддикциями, его мозг кишит обсессиями и компульсиями. Олег постоянно использует антисептик (сериал доснимали летом-осенью 2020 года, в разгар первой волны пандемии), будто хочет отмыть руки. Руки, которые в грязи и крови. Психотерапевт, как написано выше, живет с куклой, одевает ее, кормит, занимается с ней сексом. Но главное, что с этим субститутом потерянной жены Олег разговаривает. Точнее, проговаривает свою вину. Он погубил жену: морально и физически. Кукла же даёт недолгий наркоз, анестезию зуду вины. Сам Олег понимает разрушительность происходящего, с интеллектом у него все в порядке, голова работает отлично. Её Олег (любитель прогулок на самокате по отменной собянинской плитке) оберегает с помощью плотно облегающего череп шлема. Шлем — как способ защиты не только от коварного падения, но и от попадания в голову чужих идей и паттернов, что вольнолюбивому Олегу ненавистно.
В его беспроводных наушниках щебечет добрая (если не слащаво-добренькая) советская эстрада. Музыка детства, откуда, собственно, и все проблемы. Кстати, Богомолов-режиссёр любит интегрировать в спектакли (даже оперные) советские песни, с помощью этого приема он переводит далекое от актуального контекста произведение в пространство узнаваемых зрительских ассоциаций. Эффект узнавания — приманка для зрителя, сеть, в которую Богомолов его ловит, иллюзия спокойствия и умиротворения, которую режиссёр затем эффектно громит и разносит. Тот же прием срабатывает и в сериале. Прозрачный голос Татьяны Анциферовой, стенающий про «Мир без любимого», прорезает ткань «Психа» издевательской чистотой. Олег, как герой истинно романтический, соединяет жестокость и сентиментальность, грязь помыслов и стерильность души, ангельское всеприятие и демоническую страсть к деструкции (аутодеструкции). Амбивалентный герой. Психолог-мизантроп, эффективно помогающий людям без особого на то желания.
Основная претензия Татьяны Москвиной заключалась в слабости сценария. На мой взгляд, сценарий Паулины Андреевой точно не безнадёжный. Вполне понятный и вечный мотив взаимоотношений с матерью, на который нанизаны всякие фабульные ответвления, проведён последовательно. Даже внешне Богомолов похож на сериальную мать — стильную, суховатую и холодноватую Розу Хайруллину. Мама — эталонный эгоцентрик. Сына она не принимает, во время беременности подумывала и об аборте. На жестоко-милосердных качелях отношений с матерью в сериале все и построено. Кульминационный эпизод сериала — поиски пропавшего мальчика, в которых, чтобы как-то почувствовать собственную уместность, участвует Олег. Поиски, как и у Звягинцева в «Нелюбви», показаны с вдумчивой и убедительной размеренностью. Ради спасательной операции в воздух поднимается вертолёт, из которого доносится голос мамы потерявшегося мальчика. Мама читает сыну его любимое стихотворение. Хоть этому мальчику повезло, хоть эта мама его услышит и найдёт. Так Олег исполняет своё жизненное задание, он спасает этакое альтер эго — главного своего клиента.
«Инсомния» (2021, режиссёр Ольга Френкель): жизнь — есть страшный сон
— Стареющий алкоголик, страдающий бессонницей. Кого я могу сделать счастливым?
Реплика психотерапевта из первой серии «Инсомнии»
Психотерпевт-гипнотизёр Юрий Иванович Шталь по-хозяйски управляет чужим снами, а со своими справиться не может. Его мучают дурные сновидения или, того хуже, бессонница. Чудо-гипнотизёра неожиданно воплощает в сериале накачанный брутал Гоша Куценко (плотно прожитая, драматическая, нейрохирургически точно сделанная роль). Типаж, в отличие от интеллигентного хлюпика Богомолова, народный. И вот эта народность, пацанская простоватость удачно контрастирует с изломанной, хронологически нелинейной мистикой сериала. Роднит Шталя с протагонистом «Психа» — последовательное саморазрушение. Но уже не через наркотики, а алкоголь. Спасая других, они, как Альцеста, убывают сами, жертвуют собой.
«Инсомния» успешно и легко скользит от реалистически-бытового измерения в мир потусторонний и обратно. Создатели многосерийного фильма ставят вопрос о границах сознания (подсознания, знания) и времени, немного по-дидактически констатируя: все тайное становится явным. Под гипнозом мы способны созерцать и проживать чужой опыт. Один из героев, подобно апостолам, начинает говорить на языке, который не изучал. В кадры «Инсомнии» порой проникают цитаты из мирового кино. Например, детская коляска на лестнице, прикатившаяся прямиком из «Броненосца Потёмкина» Сергея Эйзенштейна (3 серия) или возвращение блудного сына из «Соляриса» Андрея Тарковского (4 серия). По мысли режиссера (Ольга Френкель, она же и сценарист) наше сознание тотально и вмещает не только чужие мысли, но и весь опыт коллективной памяти, просеянный через культурные коды. Порой самые ужасные и трагические — как блокада Ленинграда. «Инсомния» — сериал о непрерывности времени, бессоннице истории. Человек оказывается вместилищем огромного массива информации, опыта и даже чужих душ. Похожие петли и узлы времени закручены в немецком нетфликсовском сериале «Тьма», где по-эстетски проработана тема зависимости от прошлого (личного, семейного, страны). Рабочая рутина Юрия, неуравновешенная личная жизнь и сновидения без швов соединены в многомерную повествовательную конструкцию. Выходы в сновидение сопровождает экспрессионистская, ломаная музыка.
Психологическую многоплановость Шталя оттеняет его антагонист Патятя, сыгранный Александром Робаком, который во многих фильмах отвечает за амплуа весельчака-тюфяка. Патятя (это прозвище, настоящее имя Павел) — муж Дины (Мария Миронова), но Дина любит Юрия. Вроде бы заявка на классический треугольник. Но в слезливость авторы не впадают, за что им спасибо. Тот случай, когда хорошо, что сюжетная линия не разрешается. Треугольник недочерчен. И слава богу. А Шталь любит то ли девушку, то ли видение из собственных запойных лабиринтов. До финала мы не знаем, реальна девушка или нет. Эту интригу можно счесть основной. Ибо она по-гофмановски дуалистична и ставит вечный, кальдероновский вопрос: а есть ли демаркационная линия между явью и сном вообще? Но помимо философских вопросов этот сериал неожиданно, возможно, помимо воли его создателей, выруливает на социальную метафору. Общество находится под гипнозом. Более того, желает под ним пребывать.
«Бывшие» (2018—2021, режиссёр Иван Китаев): бросаем вместе
Бывшие то и дело норовят вернуться к статусу действующих. Главный герой (Илья), жестковатый, резкий, по-дворовому сентиментальный типаж в исполнении Дениса Шведова, сам то и дело срывается. А ведь Илья отвечает за группу страдающих алкоголизмом и наркозависимых, которую он как психолог-реабилитолог ведёт. Лейтмотив сериала — песня, полная подъездной меланхолии, «Курить бросаем вместе» — группы «Майтай». Но вместе курить и пить не бросается, это оксюморон. Герои то и дело соображают на двоих, а то и больше. «Бывший» притягивает «бывшую», чтобы на протяжении многих серий друг друга бросать и снова сходиться. Психолог, нарушая все этические правила профессии, вступает в связь с пациенткой Яной — сыгранной Любовью Аксёновой. Здесь Аксёнова выступает в амплуа избалованной и брошенной дочки богатых предков. Родителей Яны с изнурительным включением сыграли Наталья Рогожкина и Виталий Хаев.
«Бывшие» — сериал, несмотря ни на что уютный, увлекательный (пока не досмотришь и не проживешь все перипетии, глаза от экрана не отдерешь) и какой-то добрый. Жизнь бестолковая, но все же и местами хорошая. В психологе Илье нет лоска Шталя, Олега или Павлова из «Медиатора». Непутёвый медведь из сказки, который всем бросается помочь, но при этом ломает кучу дров (судеб) на своём пути. Медвежья услуга выходит.
Корни наркозависимости Яны тянутся к семье. Родители богаты и от девочки привыкли откупаться. Хотя люди и неплохие, кажется. А вот Илья первый, кто воспринимает ее всерьёз. В мире тотального обесценивания и дискредитации искренности нормальный человеческий разговор — почти чудо.
В «Бывших» психолог стремится стать для клиента и другом, и братом, и партнером, и отцом. А это задача утопическая и вредная. Для успешного решения этой цели надо перейти в статус психолога уже бывшего, а вот это и есть самое сложное. В «Бывших» прорисованы все оттенки болезненной, обреченной созависимости.
В декабре 2022 года вышел полнометражный фильм «Бывшие. Happy end» и в декабре же был анонсирован спин-офф сериала.
«Садовое кольцо» (2018, режиссёр Алексей Смирнов): кольцо несчастья
В «Нелюбви» Звягинцева мальчик уходит в школу и пропадает. В «Садовом кольце» юноша уходит в институт и тоже исчезает. Может показаться, что сериал неприкрыто и с каким-то эксгибиционистским бесстыдством пародирует фильм Звягинцева. Вышел сериал на экраны спустя год после премьеры «Нелюбви». Но сняты картины почти синхронно, «Садовое кольцо» даже чуть раньше. Перекличек до оторопи много, что было отмечено критиками сразу. Развал семьи (читай: страны), сцена в морге, образ бездушной матери, православный богач, аморфная полиция и т.д. Совпадения прочитываются как в концепции, так и в деталях. Но если «Нелюбовь» — полотно о катастрофе общества с элементами триллера и притчи, то «Садовое» до самого конца не выползает из амплуа мелодрамы, моментами пикируя в детектив2. Здесь нет места артхаусной бескомпромиссности Звягинцева, но мы этого и не ожидаем. А вот финал выжигает логику мелодрамы. Подлинного примирения не происходит, восстановления целостности не предвидится.
Актеры проживают роли на совесть. Анатолий Белый (Андрей), Мария Миронова (Вера) и Евгения Брик (Анна) режут зрителя на куски. Есть нездоровая, смещённая семейная химия между двумя Мариями — сводными сёстрами Голубкиной (Катя) и Мироновой. Но над сбалансированным и сильным составом возвышаются мощнейшие работы Ирины Розановой и Юлии Ауг. Рита Ирины Розановой — эгоцентричная хищница, пожирающая собственных дочерей. В ней есть мифологический размах. Лариса Юлии Ауг эволюционирует в сериале от субретки-прислуги до трагической фигуры. Актерская работа масштаба Раневской. Гротеск и трагедия, комическое и безысходное.
А вот тема психотерапевтической деятельности Веры не докручена. Мало показан ее рабочий быт. Психотерапия для неё не призвание, а способ профессионализированного досуга супруги обеспеченного человека. И соответсвенно психологический ликбез для зрителей никак не дан через работу протагонистки, а растворен в слегка искусственных диалогах. Психотерапия — тема в сериале побочная. Для Веры это, скорее, хобби, прочищение мозгов «богатым курочкам», живущих внутри Садового (адового) кольца. За серьезную помощь отвечает Борис (солидный, дородный Максим Виторган). Борис трудится в психиатрической клинике. Он — один из структурных элементов фабулы, герой не главный, но и не второстепенный, полуторный, так скажем. Его дочь Саша страдает наркозависимостью, и эта болезнь — самоубийственный бунт против родительской лжи. В сериале все врут друг другу без передышки, короста лжи наросла на души. Саша бросает вызов скорбному бесчувствию предков; мотивация пропавшего Ильи сходна. Вот такой конфликт отцов и детишек. Родители ничего не знают про отпрысков, а дети все понимают про родителей. Распад семьи, развал общества под взрывающую изнутри музыкальную капель Анны Друбич.
Пропавший сынок Илюша, как выясняется, грезит Америкой. Здесь мы сталкиваемся с устойчивым топосом позднесоветского и постсоветского времени. Из сериалов он по-прежнему не выветрился (вспомним, «Юззз»). И даже из сериала Первого канала в годы оголтелого антиамериканизма обыгрывание американской мечты не изъяли.
«Садовое кольцо» про пустоту в душе, пустоту, которая превращается в ядовитый газ. Садовое кольцо (душная аббревиатура «ск») в итоге сжимает своих обитателей, оборачиваясь не кольцом благополучия и всевластия, а кольцом погибели. В сериале зафиксирован потаенный невроз середины-конца 2010-х. За благополучной, подсвеченной ширмой Москвы, с ее обаятельными кафе и роскошными ресторанами, культурным досугом и безграничным богатством сквозит и выстреливает хтонический ужас неизбежного, гниловатый, погребный запах разложения. «Гребанное счастье», о котором так мечтали Андрей и Вера, недостижимо.
«Триггер» (2020—2022, режиссёр 1 сезона — Дмитрий Тюрин, 2 сезона — Игорь Твердохлебов): шоковая психотерапия
В отличие от того же Олега из «Психа», Артём Стрелецкий жесток, скорее, в шутку. Его шоковая психотерапия направлена на мгновенное излечение. После достижения результата он смягчается и мирно с клиентом все проговаривает. Полюбить Артема помогает бездонное обаяние актёра — Максима Матвеева. Стрелецкий — психолог-экстремальщик, но лишь на работе; психолог-творец, придумывающий для каждого клиента индивидуальный сюжет избавления от прошлого. Своего рода психотеатр одного актёра. Шок помогает молниеносно прорваться к исходной травме, стресс — триггер к переменам. После прорыва нам показывают исходное событие из прошлого, которое привело к становлению фобии. Художественная схема незамысловата и уже была опробована в другом сериале Первого канала — хите середины 2010-х «Методе» с Константином Хабенским. Да и центральный концепт идентичен. В «Методе» чтобы успешно ловить маньяков самому им надо немного (бывает ли в данном случае немного?) быть, в «Триггере» нужно быть человеком с психологическими и психическими особенностями, чтобы таких пациентов лечить. Каждая серия — разбор той или иной фобии, травмирующей ситуации. За свой шоковый и шокирующий метод Артём получает по физиономии едва ли не в каждой серии.
В психиатрической клинике Стрелецкий, как и Меглин из «Метода», тоже оказывается. Этот сюжетный зигзаг — топос для трикстера предопределённый. Как и три других — проблемы в отношениях с женщинами (Артём не может найти общий язык с бывшей женой, хрупкий и нервный образ создан Светланой Ивановой), проблемы с жильем (живет, то в офисе, то в строительном вагончике) и конфликт с родителем (шире: близким человеком). Не просто вялотекущий бытовой конфликт, а предательство. Стрелецкий предан отцом-конкурентом, собственным коллегой, также психотерапевтом (сыграл роль степенно-размеренный Игорь Костолевский). Олег из «Психа» — матерью. Преданы, нелюбимы, отвержены, непоняты.
Артёма не признаёт и профессиональное сообщество, для которого он законченный индивидуалист-маргинал. Он, как и Олег, не боится нарушать ради достижения результата писаные и неписаные догмы профессии. Что Олега, что Артема вызывают во всякие комиссии, где их судят фарисеи от психологии, того и гляди — отберут лицензию. Стрелецкого и вовсе обвиняют в доведении до самоубийства клиента — хотя с самого начала мы чувствуем, что это поклёп. В этом конфликте гения-одиночки и профессионально сообщества маркер времени. Там, где буксует система, полагаться остаётся на конкретных личностей. 2010-е не случайно были годами интенсивного развития благотворительности.
«Медиатор» (2021, режиссер Артём Аксененко): ад — это все остальные
«Медиатор» — это, в первую очередь, детектив. Тут вам и пропавшие дети, и темное прошлое героев, и поиск убийц, которые всегда ближе, чем кажется. Скрепляет фабулу медиатор Андрей Павлов, воплощённый импозантным Андреем Бурковским. Павлов легко решает вопросы с самыми сложными персонажами: террористами, маньяками, психопатами. Он проницателен, знает о человеческой природе то, чего и знать не хотелось бы. Павлов ювелирно проводит партии с самой смертью, но в личной жизни все, естественно, запущено и запутано, с родными у медиатора трудности. Дома у Павлова нет, живет он в отеле. Хорошем отеле, но дом ни один респектабельный отель заменить не может. Отель — символ неприкаянности, зыбкости, промежуточности существования. Любит Павлова лишь служащая отеля Зоя, остальные пользуются его могучим талантом. Почему нет дома у Павлова понятно — местами герой Бурковского ведёт себя как истеричный, надломленный нарцисс. К людям он относится с априорным недоверием и презрением. Снят же сериал очень стильно, преобладает мягкая, шелковая, приятная глазу, медовая цветовая гамма.
Бурковский — безусловный фронтмен сериала. Но на уровне и Юлия Пересильд с интригующей хрипотцой в голосе, и парящая Ирина Старшенбаум, и Дарья Мороз (чего стоит ее застывшая трагическая маска в финале), и обжигающая беззащитным отчаянием существования в кадре Евгения Симонова. Медиатор Бурковского по-романтически загадочен — это медиум между непознаваемым и бытовым, переводчик на язык зримого неуловимых материй.
«Медиатор» учит одной простой вещи — разговаривать надо пытаться со всеми. В обществе, где коммуникативные связи разорваны и нарушены, а инструменты общения поруганы — это важнейший месседж. Переговоры необходимы. В ноябре 2022 года вышел сериал «Переговорщик» (об этой работе сразу после «Медиатора»). Слово «переговоры» для 2022 года имеет вполне определенный контекст. «Медиатор» дарит веру, что шанс сесть и договориться есть. Но и предупреждает, одергивает: обольщаться не стоит, с гнойным злом, которое обильно хлещет из сюжета (Павлов расследует историю загадочных, склоняющих подростков к суициду, групп в соцсетях) договориться невозможно, можно лишь временно поставить с помощью переговорных практик на короткую паузу. Зло можно лишь изолировать или помочь ему самоубиться.
«Переговорщик» (2022, режиссер Нурбек Эген): штраф от жизни
Самым сбалансированным и качественным сериалом про психолога представляется мне «Переговорщик». Здесь нет фабульных провисаний, смысловых лакун, доморощенного фрейдизма. Сценарий писал Олег Маловичко, сценарист «Хрустального», одного из главных отечественных сериалов последнего десятилетия.
Жизнь постоянно выписывает психологу Александру Максимову штрафы. За парковку, за просчеты в профессии, за ошибки в личной жизни. Он, если угодно, гений-неудачник. Его жаль. Спивающийся, разочарованный, одинокий мужик среднего возраста (достоверно и пронзительно проведена роль фоменковским актером Кириллом Пироговым). Но тут первостепенна причина. Максимов — мастер переговоров, гений эмпатии (это слово ненавидит его оппонент в жизни и профессии Никита, его сыграл сумрачный Владимир Мишуков), вступающий с ситуацией и человеком в слишком сильный эмоциональный контакт. Это однажды Максимова и подводит, во время захвата террористами школы, где училась его дочь. Там он был тоже переговорщиком, но не справился. Исходное травмирующее событие поистине жуткое. Такой гештальт не закрыть, не захлопнуть, не взорвать. Параллельно с демонстрацией рабочей повседневности Максимова (служба в офисе экстренной психологической помощи, выезды к тяжёлым пациентам), сценарист Олег Маловичко раскладывает фабулу расследования Максимовым захвата школы, где погибла когда-то дочь. Докапываясь до тайн трагедии, он докапывается до первопричин своих жизненных невзгод и одиночества. Единственный его друг — собака с говорящим именем Друг. Да и сам Максимов как побитая собака, потрепанный и покусанный сучьей жизнью пёс.
Особость Максимова подчёркнута с самого начала, все в офисе психологической поддержки1 (стандартный офис со своей планктонной жизнью) носят какие-то профжилеты, а Максимов его все время снимает (за что ему прилетает от начальства). Он человек без защиты, без кожи, униформа ему не нужна. Жизнь и профессия не разделяемы им.
Одна из первых сцен сериала — подготовка к штурму захваченного банка. Высшее руководство и слышать не хочет о переговорах. В этом мире люди не договариваются, а воюют, а переговорщик — изгой. Мир не вербальной коммуникации, а взаимного рыка и перещёлкивания затворов.
Внутри Максимова полыхает вина. Из школы он вывел сына, а дочь погибла. Все последующие события лишь облепляют главное. Реальность жалит, терзает, угнетает. Посттравматический синдром, но у травмы здесь нет приставки пост. Она только здесь и сейчас. Тема заложничества активирует нашу поколенческую память (Буденовск, Норд-Ост, Беслан) и пронзает — не только очевидной трагичностью, но и горьким выводом — заложники сейчас мы все.
Кульминация сериала приходится на финал пятой серии. Сын Максимова (сын не знает, кто его отец) мечется по заброшке, восходящей к базе в «Нелюбви», и готовится спрыгнуть с крыши. Отец (оммаж «Возвращению» Звягинцева) пытается с ним поговорить. Успешнее, чем в «Возвращении». Из немыслимого по кипению диалога мы и узнаём про трагический выбор Максимова, совершенный во время захвата школы. Почти что выбор Софи… Страшен и проклят мир, где нужно совершать такие выборы.
По мысли Дмитрия Быкова* успешным становится персонаж, наделённый христологическими чертами. Такой герой всегда один, рядом с ним не может быть женщины, вокруг него бродит Иуда, он погибает и воскресает. У такого персонажа могут быть «апостолы», последователи учения. Комичный, пародийный двойник Стрелецкого Мотя (Влад Тирон) в «Триггере», неуверенный в себе психиатр Андрей Владимирович (Кирилл Кяро) в «Инсомнии». Стрелецкий, Павлов, Шталь, Олег, Максимов — это, своего рода, мессии без святости. Герои погибающие (кто в алкогольном делирии, кто в психологических невзгодах) и воскресающие. И воскрешающие других.
Пять психологов-самородков (это наиболее устойчивый инвариант характера, этакий романтический гений-бунтарь), один психолог менее удачливый и один психолог в профессии человек случайный. Роднит их всех одно — они все оглушительно несчастливы. Оказать неотложную помощь они могут, но поделиться счастьем, как поётся в одной песне, нет. Ибо делиться им нечем.
Описанные выше многосерийные картины появились на стыке десятилетий, в момент трансформации российского политического режима. Трансформации отнюдь не в сторону либерализации. Порой искусство массовое может уловить дух (или душок) времени очень чутко. Потому что оно на вкусы времени и опирается. Схватить дух времени, просто документируя мир вокруг. И вот обилие сериалов про психологов зафиксировало предтравматический синдром, неизъяснимую тревогу общества накануне катастрофических событий, удовлетворило запрос на саморефлексию. А говорить открыто и честно о своих трудностях в стране, где вокруг психологических и психических проблем по-прежнему масса предрассудков — дорогого стоит.
Все эти сериалы были сняты до 24 февраля, когда многие смыслы обнулились и российское общество оказалось в чудовищном стрессе. Тут впору идти не к экранному «другу» из сериала, а обращаться к психологу настоящему.
В самом финале «Переговорщика», уже после катастрофической и катарсической (если понимать слово «катарсис» как прояснение, есть и такое значение у этого слова) сцены бывшая жена Максимова спрашивает: «И что теперь делать?» «Жить», — отвечает Максимов. «Не пропадай, твоя помощь мне ещё понадобится», — констатирует бывшая жена. Понадобится, и не только ей. И жить как-то надо.
* Дмитрий Быков признан в РФ иностранным агентом.
1 https://argumenti-ru.turbopages.org/argumenti.ru/s/culture/2018/06/577022
2 Сценарий «Садового кольца» написала Анна Козлова. Она же написала сценарии таких заметных сериалов как «Краткий курс счастливой жизни» Валерии Гай Германики и «Медиатора», о котором речь ещё впереди.
3 В службе психологической помощи «трудится» героиня сериала «Аврора», бывшая звезда нашумевшего боевика. Она и сама нуждается в психологической помощи, ранний успех надорвал психику. Психология для неё не призвание, а случайный заработок.