Лешку Скворцова провожали в армию всем селом. Во дворе сновали женщины, собирая богатый стол, поставленный прямо во дворе, скамейки и табуреты носили из всех домов. Мужики занимались нарезкой хлеба и бутылями с самогоном.
Детвора вертелась под ногами, хватая на бегу жареные пирожки, конфеты, печенье. Дядя Коля, гармонист, настраивался на работу. Гармонь так и плясала в его руках, напевая мелодии вальса и русские народные песни. Ему поднесли стопочку для куража и… пошла, поехала играть заливистая гармонь, наяривая на все лады, востребованную в данный момент, мелодию. Ребята стояли в сторонке, обсуждая предстоящие события и перемены в жизни, а девчонки жались по углам группками, помогая женщинам и украдкой поглядывая на парней.
Старики степенно собирались у калитки, покуривая сигареты и папиросы, а то и козью ножку, на любителей. Они вспоминали свои молодые годы и армейскую жизнь, давая Лешке последние наставления и напутствия.
Во дворе появилась Марина. Лешка отделился от друзей и подхватив ее под локоток провел к столу, посадив на почетное место, рядом с собой. Они встречались около полугода и решили, что было бы неплохо переписываться друг с другом, а еще лучше верно любить, ожидая Лешкиного возвращения домой.
Мать поглядывала на будущую невестку, покусывала губу, но молчала. Она была совсем не против, чтобы Маришка ждала ее Алексея, но два года, это не два дня, и не два месяца. Мало ли что может случиться. Жаль будет детей, если все расстроится. Вот и началось веселье, люди обсуждали молодых ребят, их силу и красоту, девчат, что верно ждут своих возлюбленных.
- Вот меня, Глашка моя, три года ждала, когда я на флоте служил. Хороша была девка. Всю жизнь с ней под одной крышей прожили, детей, опять же народили, пятеро. Во баба! – Рассказывал дед Саша.
- Опять ты начал, старый,- остановила его жена. – Дай другим сказать.
- А Марина молодец. Справная девочка, спокойная, - поддержала его тетка Глаша. – Вернется сын домой, такую свадьбу закатим. Да Полина? – спросила она у матери.
Молодые ребята танцевали, а потом Маришка с Лешкой убежали к реке.
Вода в ней серебрилась под ярким светом луны, поблескивала в ночной тишине, нарушаемой пением цикад и уханьем совы. Под старой ветлой прощались они до самого утра, давая обещания и клятвы.
- Пусть эта река и звезды в небе станут свидетелями моими в обещании любить тебя и вернуться к тебе с чистой душой и светлыми помыслами. – Говорил он, приложив руку к сердцу. Она смеялась. – Ну, что ты смеешься? Давай теперь ты клянись.
- Клянусь, - она прыснула от смеха, но успокоившись, произнесла, - клянусь перед этой луной и звездным небом ждать тебя честно и любить все эти годы, а еще писать письма каждую неделю. Пусть это дерево и каждый листик на нем будут свидетелями моей клятвы.
Утро встретило их щебетанием птиц, туманом, плывущим над лугом. Они сидели в обнимку, наслаждаясь теплом своих тел, прижимались крепко, крепко, запоминая каждую секунду, проведенную вместе, каждый вдох, выдох, запах, изгиб тела.
- Пора, - сказал он. Целуя ее нежно, заглядывая в большие карие глаза. – Запомню твой взгляд. Буду хранить в своем сердце, чтобы ни на минуту не забывать твои глаза.
Марина нежно прижималась к нему.
- Мама, он такой хороший, нежный. Разве бывает такая любовь, чтоб раз и навсегда. – Мечтательно рассуждала она вслух дома. – Он такой! Самый лучший, самый прекрасный! Ой, мама! - Восторженно щебетала она.
Мать посмотрела на нее.
- Что же любовь делает с нами! Хорошо, когда она есть, а если… - она вдруг присела на стул и долго смотрела в окно.- Два года –это так долго. Пусть все у них сладится. Счастья тебе, девочка моя. – Так думала Светлана.
Лешка служил на границе. С честью нес службу свою, радовался письмам из дома, сам писал нежные послания, тревожащие душу, успокаивающие, трепетные. Год пролетел незаметно и тут к ним в часть назначили нового командира. Приехал он неожиданно, утром. Все собрались на плацу, приветствовать нового командира. Служащие стояли на вытяжку, затаив дыхание. Кто знает каков у него нрав, а вдруг, что не так, получишь на орехи.
Следом за ним из машины выходили жена и дочь. Лешкино сердце замерло и онемело. Мир прыгал перед глазами и реальность потерялась, растворилась в чудесном дне.
- Ты, че? Леха! Алексей! – Дергал его за рукав Денис. – Очнись друг, да что с тобой?
Лешка вздрогнул и пришел в себя.
-А? Что?
- Пойдем в казарму, идти пора, а ты стоишь, как будто тебя прибили к месту гвоздями. Что случилось? – махал перед лицом Алексея своей рукой другой товарищ, Макар.
- Это кто был?
- Где?
- Девушка из машины.
- А, так это дочка нашего командира. Околдовала тебя она, что-ли? Все на нее пялятся, а она вон какая фифа, думаешь, она посмотрит на тебя? Ха-ха. Выбрось сразу из головы эти мечты. А как же Марина? Хочешь сразу двух зайцев поймать? - смеялся Макар.
- Нет, он хочет здесь интрижкой заниматься, а потом к Марине явиться. - отвечал ему Денис, - И там и здесь. Ишь ты какой, на два фронта работать вздумал. Смотри не споткнись!
Лешка потерял сон и покой. Весточки из дома перестали радовать, а нагоняли тоску. Долго думал и решил повиноваться судьбе. Марина осталась дома, далекая, чужая, забытая. А здесь Яна, живая, дерзкая, волшебная. Мечта, а не женщина!
Вскоре они уже вместе встречали рассветы, бродили по роще, расположенной недалеко от гарнизона и он стал вхож в семью. Иван Петрович оказался нормальным человеком, одобрял выбор дочери, не стал вставать на пути их счастья и по окончанию службы устроили свадебную вечеринку.
Молодая чета обустроилась в двухкомнатной квартире, рядом с родителями жены, Лешка нес службу, параллельно поступил в военную академию и быстро продвигался по службе. Сначала все было хорошо. Родилось двое замечательных сыновей Антон и Михаил. И все бы хорошо, но только Яночка часто бунтовала, закатывала истерики, требуя больше денег, топая ногами и бросаясь непристойными выражениями. Ей хотелось туда, на широкие просторы Родины, в Москву. А семья накрепко окопалась в этом богом забытом уголке страны. Что ей Лешка мог дать? Жилье в далекой сибирской деревне у своих родителей, Москва ему была совсем не по карману.
- Что же мне теперь, всю жизнь сидеть в этой глуши? – кричала она, не сдерживая себя в эмоциях и словах. – Я хочу городскую суету, театры, развлечения. А здесь скука и одиночество. Ненавижу!
- Яна, ну что же делать, если здесь наша работа, служба? – отвечал он ей, стараясь успокоить, остановить накал страстей. Но это лишь заводило ее больше, она начинала бить посуду, кричать, плакать. Истерика доходила до ушей папы, подслушивая через стенку, он опрометью бежал к дочери на помощь.
- Дочка, тихо. Не позорь нас. Все же слышно.
- А мне плевать, я хочу в Москву, подальше от вашего гадюшника.
Крепкая оплеуха от папы помогала привести ее пыл в порядок. Она оседала, всхлипывала и начинала скулить.
- Зачем, мне же больно.
- Опомнилась? – говорил отец. – Надоела ты мне со своими истериками. Даже с солдатами проще, чем с тобой. Езжай куда хочешь, только освободи меня от себя.
Так уж случилось, что Яна, с разрешения папы, оставила гарнизон, семью и детей. Она уехала покорять просторы Москвы, искать свое счастье, строить новую линию судьбы.
Алексей горевал, страдал, служил и воспитывал своих детей сам. Он стал грустным, злым, гонял солдат по чем зря, срывая на них свою боль и обиды, часто раздражался, но дома становился тихим, мирным, уделяя внимание детям, растворяясь в них, становился добрым и покладистым. Рядом с ними он оттаивал. Часто стал вспоминать дом, Марину, особенно по ночам. Он выходил на балкон покурить и наблюдая за звездами на небе, вспоминал свою клятву. Они все так же мерцали в вышине, ожидая развязки истории. А может быть застывали в немом вопросе: А ты выполнил свои обещания? Млечный путь навевал тоску, хотелось увидеть мать, отца. За все эти годы он ни разу не навестил их. Только писал письма: все хорошо, служу Отчизне. Не могу приехать. Ваш Алексей.
На самом деле, приехать в родные места ему мешала совесть. Стыдно было появиться там, откуда провожали его с такой любовь. Ждали. Надеялись. А он подвел. Во всем: в надеждах, ожиданиях, любви.
В отчаянии он сминал окурок руками, не чувствуя жжения, желваки истошно плясали под кожей и горечь жгла сердце. Он корил себя за глупость, которую совершил, но изменить все, было ужасно поздно.
Бывает так, что вернуть тот миг, единственную секунду, которая полностью меняет нашу жизнь, невозможно. Он хмурился и уходил спать, ворочаясь под одеялом в холодной постели, лишенной женского тепла и радости.
Прошли годы, подросли сыновья. Старший уже давно закончил военную академию и служил где то в Сибири, а младший выбрал профессию врача, остался работать при гарнизоне. В старом доме военного городка его ничего не держало и он решил съездить к родителям, посетить родные места.
Мать так и осела на землю, увидев сына у калитки. Она плакала от радости, вытирая глаза постаревшими руками.
- Мама! – он поднял ее на ноги, нежно обнял, - Прости, за все.
- Как ты, решился то, хоть увидим тебя. Надолго к нам, надолго?
- Может, навсегда. Буду теперь с вами.
- Ох! – гладила она его волосы, подернутые ранней сединой. Возмужал сынок, не узнать! Уехал юнцом, быстрым, шустрым, веселым, а вернулся – чистой воды, бирюк.
Пришел отец, удивился, отворачивался, пряча слезы. И сердце щемило от обиды, что столько лет не навещал родителей, и от радости, что наконец, явился, вспомнил отца и мать.
- Мать таблетку принеси.
- Что, опять? Посиди немного, успокойся.
- Болит сердце то? – спросил его сын.
- Болит, сынок, болит, куда ж денешься? Время, - теребя левую сторону груди, объяснял отец.
К вечеру собрались близкие родственники, соседи. Любовались повзрослевшим Лешкой, рассказывали о своей жизни.
- Во, ведь как оно бывает, милок. – Вечный дед Саша, поэтично глянув на всех, положил ногу на ногу, повествовал, - провожала то тебя одна девка, а любил едь ты другу! И как та, друга? Лучше? А моей Глаши нет, уж почитай годков пять. А забыть то ее никак не могу. Во, баба была. Таких и нет боле. – Сокрушался он, прикуривая вторую сигарету.
- Дед, кончай курить, опять сердце шалить будет, – предупредила его мать.
- Я одну только, одну. Больше не потяну. – Отвечал он ей резво. Слух у него был прекрасным для его возраста. – Ну, а как положим ты Сашку то встречать намерен?
- Какого Сашку. - Вскинул на него взгляд Алексей.
- Так какого? Сына твоего. А что ты не знал, чоль? – Дед тревожно оглянулся на мать. Отец застыл на месте.
Алешка провел ладонью по голове, потом по лицу и ринулся к матери.
- Что за Сашка, мам?
- Сынок твой, а что?
- Почему ты мне не писала?
- А почему ты ничего не знал? Натворил делов и в кусты. Сам переписывался с Маринкой, сам с ней мутил, а нам с отцом отдуваться. У тебя там любовь! А мы здесь, как? Почитай все от нас морду воротили, пока забылось все. Да и как забудешь, когда вон дите подрастает и по улице бегает, глаза мозолит. А я откуда знаю, твое, не твое. Новую жену ни разу не показал, дитев своих и то от нас прятал. Карточки только смотрели, а теперича мать у тебя крайняя стала? – упрекала она его.
Болело сердце, глядя на фотографии своих детей, аккуратно вставленных в рамочку заботливыми руками матери, висевшую на стене. Вот маленькие, а тут в школу идут, здесь уже улыбаются взрослые парни с аттестатами в руках. Да, лишил он родителей своих радости видеть внуков. Держать их у себя на коленях, смотреть, как ходят они, красивые, сильные, на первые свидания. Только ли их лишил. А сам? Как мечтал обнять мать, отца, но ни разу не приехал, все деньги копил Яночке на туфли, новые сапожки, платья. А потом… потом, надо было выживать с двумя пацанами на руках. Какие уж тут поездки.
Вот и выходит, что кругом сам виноват. Домой не вернулся, клятву не сдержал, Марину бросил, родителей забыл... А сын? Откуда?
Он пошел к магазину. Сигарет купить, от таких сильных потрясений нервы стали ни к черту. Последнюю сигарету он судорожно теребил в руках, пребывая в глубоких раздумьях. Вдруг из калитки детского садика вышла Марина. Она! Какая же она красивая! Годы совершенно не испортили ее, а кажется, придали ей шарма и женского обаяния. Она улыбалась и говорила о чем-то с маленькой девочкой, лет пяти, с бантиками в аккуратных косичках. Они весело смеялись и рассуждали о произошедших сегодня событиях.
- А Димка, ба, сегодня меня дергал за косичку, когда я спала. Ты представляешь?
Но Марина уже не слышала ее. Она остановилась и смотрела на Алексея. Щеки ее постепенно наливались румянцем. Она была испуганна такой неожиданностью.
- Здравствуй, Марина! – Начал он разговор.
- Здравствуй…те.
- Как живешь?
- Хорошо живу. – Она стала обходить его. Он ухватил ее за руку.
- Постой, может, поговорим!
- Да, пожалуй, мы все обговорили, давным давно. - Ответила она, вырывая руку и спеша закончить неприятную встречу.
- Почему ты так со мной? – спросил он. – Вы все так???
Но Марина уходила все дальше и дальше.
Он весь вечер гулял вдоль реки, спустился к старому дереву, где они вместе с Мариной провели первую и последнюю свою ночь. Одна крупная ветка была сломлена и упав на землю засыхала. Видимо соки плохо проходили по небольшому живому участку ствола и питали лишь несколько веточек, рвущихся к небу, к жизни. Он долго сидел на ней, вспоминая свои слова.
- Пусть эта река и звезды в небе станут свидетелями моими в обещании любить тебя и вернуться к тебе с чистой душой и светлыми помыслами. – Говорил он, приложив руку к сердцу. Она смеялась. – Ну, что ты смеешься? Давай теперь ты клянись.
- Клянусь, - она прыснула от смеха, но успокоившись, произнесла, - клянусь перед этой луной и звездным небом ждать тебя честно и любить все эти годы, а еще писать письма каждую неделю. Пусть это дерево и каждый листик на нем будут свидетелями моей клятвы.
- Да уж. Не сдержал я клятвы. Даже дерево сломалось. Только и осталось несколько листочков с моей сломленной ветки. Как же я теперь? Она меня видеть не желает. Один я, один. Ни кому я тут не нужен. Чужой стал. Совсем чужой.
Утром он прощался с родителями, возвращался домой, к сыну. Решил быть с ним. Это мои ветви и моя жизнь, а здесь я уже чужой...