Не так давно мне в руки попалось издание «Дневника писателя», однако, несмотря на то, что оно было почти вдвое сокращенным (полный вариант занимает почти тысячу страниц), я был рад вновь встретиться с гением Достоевского, на этот раз не прозаическим, а журналистским. Несмотря на то, что «Дневник писателя» - это отзывы на самые разные случаи (от судебных процессов по насилию над детьми до славянского и еврейского вопросов), читать текст было гораздо проще, чем прозу писателя. Стиль здесь глаже, стройнее, проблемы так поданы, что от чтения невозможно оторваться (хотя со многим, например, откровенным антисемитизмом Достоевского я не согласен категорически). Через все статьи и заметки проходит основная идея автора, что высшее предназначение любой нации – служение человечеству. Вообще во многом Достоевский показывает себя в «Дневнике писателя» как идеалист и утопист, вопреки христианскому откровению верящий в то, что единение народов когда-нибудь точно настанет и не в Царствии Божием, а на этой земле.
Столь же он категоричен в плане славянского вопроса, в идее того, что Россия должна под своим крылом объединить все славянские народы (так называемая идея панславизма). Достоевский, безусловно, и полностью верит в духовность русского народа, и, наверное, он и представить себе не мог кошмаров русской истории ХХ века, полностью разрушившей образ народа-богоносца. В своих статьях и отзывах на разные случаи автор выдвигает идею и всечеловеческом служении России и снятии многолетнего противостояния западников и славянофилов. Этим снятием становится его речь о Пушкине, объединяющая былых идеологических противников (она представлена в финале книги как очерк). Блестящий анализ «Цыган» и «Евгения Онегина» на долгие годы сформирует канон интерпретации пушкинского творчества. Схожим образом и размышления о Некрасове – подлинное украшение «Дневника писателя» (особенно воспоминания первой встречи Достоевского и Некрасова, вызванной чтением «Бедных людей»).
Много места в тексте занимает разбор судебных процессов о насилии над детьми, где автор полностью занимает позицию детей, детально разбирая увертки адвокатов, обстоятельства преступлений и нравственный их итог. Достоевский показывает себя в «Дневнике писателя» как невероятный идеалист, верящий в добро в человеке, но не отворачивающийся и от зла в нем. Лично для меня его размышления о России – не больше чем вдохновенная вера чистого сердца великого прозаика, не имеющая под собой часто никаких оснований. Также в отличие от привычного мнения, что Достоевский часто ругает Европу, в «Дневнике писателя» он в гораздо большей степени сдержан в этом вопросе, чем неистов, как его любят изображать. Да, он любит разрушать иллюзии западников, но, в конечном счете, именно русские либералы – эти живые карикатуры на европейский либерализм, вызывают у него неприязнь, а вовсе не Европа.
Конечно, трудно судить по сокращенной версии о «Дневнике писателя» как целом, однако, в данном издании присутствуют и рассказы, печатавшиеся в его номерах («Мальчик у Христа на елке», «Мужик Марей», «Сон смешного человека»), то есть это не какое-то куцее издание, все основные тексты в нем сохранены. «Дневник писателя» разрушает образ Достоевского как мрачного писателя, показывая его как вдохновенного романтика и идеалиста, без оглядки верящего в Россию и русский народ (порой это даже обескураживает, ведь он автор «Бесов» - страшного пророчества о судьбе России в ХХ веке). Меньше всего хочет он на страницах «Дневника писателя» кого-либо осуждать: даже развенчивая доводы адвокатов, оправдывающих своих подопечных за насилие над детьми, автор все равно пытается скорее понять, чем осудить преступников. Лишь единственный раз художественное и человеческое чутье изменяет Достоевскому: когда он рассуждает о евреях, это действительно читать неприятно и стыдно.
Таким образом, «Дневник писателя» - обязательное чтение для всех любящих прозу Достоевского, читающих ее и перечитывающих. Романы его можно читать множество раз, а «Дневник писателя» надо прочитать хотя бы однажды, благо он легко написан, без привычных шероховатостей стиля Достоевского.