Река Ушайка, что в десяти километрах от города недалеко от деревни Заварзино, летом представляла собой большой ручей, который можно перейти в брод.
Весной речка наполнялась талой водой и превращалась в бурный, мутный и опасный поток глубиной до двух метров, а может быть, и больше. На берегу сей коварной речки в начале мая 1973 - го года был разбит палаточный лагерь. В девятом - десятом классах мы часто и с огромным удовольствием ходили в походы на природу. Добирались до окраины Томска на автобусе, потом шли пешком, тащили тяжёлые рюкзаки, чтобы несколько дней побыть вдали от городского шума, посидеть у костра под гитару и дешёвый портвейн, поглазеть на звёзды, в общем, отдохнуть.
Как всегда, собралось не больше десяти человек, - романтиков, которые в городах не блещут манерами аристократов, коим не сидится дома. Родители не боялись отпускать нас одних, надеясь на наше благоразумие, самостоятельность и навыки, необходимые в лесу.
Погода великолепная; нас провожало тёплое, весеннее солнце, прямо на глазах слизывающее последние островки серого снега, прятавшегося в низинах.
Речка встретила бурлящим потоком. На берегу, в уютном месте, мы разбили лагерь: три, старые, выгоревшие на солнце палатки и костёр по середине, - классика жанра. Всю ночь орали песни, хохотали, как ненормальные, пили вино, ели картошку с тушёнкой, короче, расслаблялись, как умели. Часа в два разбрелись по палаткам и отрубились снами младенцев.
Часа через три забрезжил оранжево - жёлтый рассвет, прижимая белый туман к земле.
От ночного пионерского костра остались две головёшки, большая куча золы и струйка одинокого грустного дыма. Ожидалось прекрасное утро, незатейливый походный завтрак, безделье и ещё один день ничего не деланья!
Высунув голову из палатки, я зевнул и разлепил заспанные глаза. Тишина. И только шум воды, да пение утренних пташек нарушали картину маслом, ну, полная идиллия. Вылезая в утреннюю прохладу, я запнулся о чью - то, забытую алюминиевую кружку и направился к потухающему костру, чтобы подбросить дровишек и не дать окончательно умереть.
В этот момент с другого берега, заросшего густыми деревьями, прозвучал выстрел (в Сибири один берег всегда пологий, а противоположный обрывистый и наоборот). В утренней пронзительной тишине этот залп, отозвался пугающим эхом на всю округу. Очевидно, стреляли дробью или картечью, поскольку алюминиевая кружка отлетела в сторону, раненная в нескольких местах. Ещё выстрел, костёр возмутился от такого нахальства и встрепенулся салютом красных искр.
Наш мирный, забытый городской суетой, спокойно спящий лагерь, вдруг, оказался под обстрелом неизвестного противника. Кто бы это мог быть? Кому, с утра пораньше захотелось так хулиганить? Скорее всего, наш лагерь атаковали с другого крутого берега деревенские пацаны, устроив себе утреннее развлечение.
Наверное, эта тупая и безмозглая шпана испытывала эротический кайф, стреляя по безоружным и, к тому же, защищённая непроходимой рекой. Что поделать, вражда между городом и деревней даже ни чем не прикрывалась.
И, если сельская, вонючая, пьяная шпана могла хоть как - то нагадить городским, то она с огромным наслаждением всегда это делала: в клубе на танцах, во время уборки городскими колхозного урожая, на мичуринских участках, близко расположенных к деревне.
В то время, горожанам было глубоко наплевать на деревню, сельчане ежесекундно чувствовали себя - униженными и оскорблёнными, как бы людьми второго сорта. Не все, но думаю, подавляющее большинство, точно, особенно, после стакана самогонки.
Может быть, такие мысли появлялись в головах деревенских от того, что им с раннего детства приходилось топтать навоз, в четыре утра доить скотину, и при этом, всю жизнь ходить в телогрейках и ботах. Короче, не знаю, как сейчас, а при Советской власти существовала бездонная пропасть между сельским менталитетом и городским, между жизнью в деревне и жизнью в городе, между деревенской культурой и городской.
Именно поэтому, деревенская шпана прискакала на конях и открыла стрельбу по палаточному лагерю городских. Я в этом нисколько не сомневался тогда, не сомневаюсь и сейчас; а почему на конях, чтобы наверное, не догнали.
В нашем лагере началась настоящая паника. Мои одноклассники с криками выскакивали из палаток и в ужасе разбегались, прячась в кустах.
А с другого берега слышалось ржанье лошадей и истерический смех тупых
и озлобленных деревенских ублюдков. Что мы могли сделать?
Ничего! Мы осыпали стрелков последними матерными словами, чем ещё больше раздражали и злили тех. Дробь прошивала палатки и рюкзаки. Одиночные выстрелы превратились в бесконечную канонаду!
Находясь под непрерывным обстрелом, мы в спешке снимали лагерь, собирали разбросанные вещи и уносили в безопасное место. К счастью, те стреляли плохо, как в общем, все сельские являлись никудышными во всём, поэтому, никто из наших серьёзно не пострадал. На память от той встречи с гостеприимными и хлебосольными деревенскими ребятами у меня остался небольшой шрам на левой руке.
А если бы стрелки проснулись не с похмелья и кто - то попал бы мне не в руку, а в висок или в глаз? Мог ли я погибнуть в то прекрасное весеннее утро? Конечно мог!
Наверное, инстинкт самосохранения, или страх прижимал меня к земле, когда ползал вокруг костра, собирая вчерашние грязные кружки и тарелки, а, может быть, непоколебимая вера в провидение заставляла дробь пролетать мимо, а меня, - двигаться по какой - то мистической траектории, по безопасному коридору. Я, к сожалению, этого не знаю до сих пор.
Мы, в считанные секунды покинули, ещё вчера шикарную поляну, молча отдышались и в полной прострации убегали в сторону города. Больше на том месте я не был никогда.
Говорят, что сейчас там элитный посёлок, а деревня, из которой примчались пьяные пацаны, - уже давно канула в Лету!
P. S. Любое совпадение имён и фактов считать вымыслом автора.