Строго говоря, эта песня – зимняя песня, поскольку апрель в ней ни с того, ни с сего пришел в феврале, и авторы дружно дуреют от случайного солнечного лучика. Но, Господи, как вдохновенно они от этого нежданного и почти беспричинного счастья дуреют!
Когда в прошлом году я писал текст и здесь, и еще для марафона на Бард-Радио о юбилее Виктора Берковского, я говорил как раз о том, что об этом странном чувстве – счастливой и почти щенячьей радости умеют рассказать очень немногие люди. Собственно, это практически всегда стихи о юности, ибо нет больше в жизни сезона, когда человек так прекрасно открыт миру, и счастлив просто потому, что мир вокруг есть и что они встретились с этим миром нос к носу. А вот Виктор Берковский и Дмитрий Сухарев и вместе, и по одиночке – умеют. Но когда они пишут об этом вместе – получается нечто совсем уже гениальное, хотя, конечно, любой аналитик поэтических текстов вам скажет – это тексты ни о чем. Они бессмысленны почти, и построены на одних эмоциях.
Я в своих чтецких мастер-классах иногда предлагаю разобраться в смыслах стихотворения Пушкина «Зимнее утро». Собственно, и в тех текстах я тоже эти бессмертные стихи вспомнил. Ну вы же помните:
Мороз и солнце – день чудесный!
Еще ты дремлешь, друг прелестный
Пора, красавица, проснись…
Забавно, что это же всегда было в школьной программе, причем, в младших классах. Когда о б описанной Пушкиным радости говорить и даже думать еще рановато. Это же вполне себе эротический текст. По месту действия это сначала нашептывается, а потом едва не кричиться в милое ушко еще не проснувшейся толком красавицы. Причины такой сумасшедшей утренней побудки понятны именно взрослому человеку, и уж совершенно точно не имеют никакого отношения ни к морозу, ни к солнцу. Да и закончатся эти призывы, скорее всего, возвратом в постель, а не катанием на тройке «под голубыми небесами». Случись у Пушкина такой приступ щенячьей радости до рассвета, не менее прекрасными и вдохновляющими, чем мороз и солнце, ему бы показались звезды и месяц, водящие хороводы над ближайшим леском.
Но и эротическая составляющая этого текста – не самое в нем главное. Главное тут – это именно ощущение счастья и щенячьей радости. Конечно, педагоги по литературе рассказывают детям о другом. О пейзаже, о природе, о точной живописной манере Пушкина. Жаль их, и детей, которых они обманывают тоже жаль. Нет в таких стихах никакой точности, и никакого пейзажа в них нет. Такие редкие тексты счастья переполнены одним счастьем и больше ничем. А деталью их картинки может стать все, на что случайно упадет в момент вдохновения взгляд поэта. От этого счастья прекрасным становится все вокруг, а не только мороз и солнце. Попадись кривая прокопченная кочерга у печки, поэт и ее бы воспел вместе с корявыми поленьями. Попадись случайно облезлая кошка – и она бы стала прекрасной, как царевна Лебедь.
В одной из любимейших мною песенке Берковского и Сухарева на месте мороза и солнца сияет песенка про Катюшу в исполнении белградских студенток, в другой – случайный самолетик, застывший в небе над дырявой крышей какого-то случайного сеновала, или просто над бескрайним лугом. Все это – поэзия почти бессмысленная и даже почти бессвязная, но это – прекрасная поэзия. А в вариантах, когда к ней подключается еще и потрясающий мелодист Берковский, это практически всегда – шедевр. Просто потому, что Виктор Семенович тоже умел своими простенькими мелодиями рассказать о счастье и радости. А еще умел заразить этой радостью кучу порой случайного народа и заставить их радоваться и испытывать это щенячье счастье вместе с ним. Да, собственно, и нас с вами тоже!