Давайте будем последовательными в выводах, даже и тогда, когда результат вывода окажется неожиданным или не будет удовлетворять нашим представлениям. В последнем случае придётся сделать одно из трёх:
1. либо найти ошибку в самом выводе;
2. либо изменить правила вывода;
3. либо, простите, пересмотреть наши представления.
Начнём с того, что как в уголовном праве, включая и процессуальное, так и в гражданском праве, включая процессуальное, есть представление о некоторых связях между рассматриваемыми объектами. Например, связи причинно-следственные. Они не обязательно жёстко логические, могут быть и вероятностными, но то, что все рассматриваемые объекты не существуют вообще сами по себе, а могут как-то быть связаны между собой как причина и следствие – вполне усваивает, полагаю, каждый юрист. Причём даже не из курсов юрфака, а на собственном жизненном опыте. Любой юрист, вероятно, на своём опыте, например, знает, что если коснуться горячего утюга пальцем, то появится болевое ощущение. Есть касание пальцем нагретой подошвы утюга и есть болевое ощущение. И то и другое может быть объектом рассмотрения. И при этом любой юрист, я полагаю усвоил, надо понимать, не позднее первой лекции на юрфаке, что эти объекты рассмотрения связаны, причём связаны именно так:
если коснуться пальцев нагретой подошвы утюга,
то появится болевое ощущение.
Он также усваивает довольно быстро, что не всегда болевое ощущение связано вообще и непременно с касанием нагретой подошвы утюга. Из чего делается заключение, что касание нагретой подошвы утюга есть причина болевого ощущения. Надеюсь, что это – совершенно понятно.
Тогда перейдём к иному.
Можно долго спорить о том, что такое вина, - тут есть несколько далеко не равноправных теорий, - но не надо спорить о том, что в уголовном праве вина существует в виде умысла и неосторожности, а эти виды делятся на прямой умысел, косвенный умысел, самонадеянность (преступное легкомыслие) и халатность (преступная небрежность). Я уж по-старому буду их называть. При этом эти уже понятия описываются довольно просто через отношение к вредным последствиям:
Прямой умысел: желал наступления вредных последствий;
косвенный умысел: предвидел и допускал вредные последствия;
Самонадеянность: не желал вредных последствий, но предвидел или должен был предвидеть, однако без достаточных оснований надеялся их предотвратить или избежать;
Халатность: не желал вредных последствий, не предвидел, хотя мог и должен был предвидеть.
Ну, вроде бы речь идёт об известном, вроде как спора пока никакого не возникает.
Теперь давайте обратим внимание, что в уголовном праве, в отличие от права гражданского рассматриваются только и исключительно виновные действия и именно по ним проводится квалификация деяния как уголовно наказуемого. Ну, хотя бы потому, что обвинение в современном уголовном процессе всегда и только субъективное, объективное вменение просто запрещено прямо. При этом состав любого преступления специфицируется ровно четырьмя элементами:
1. объектом преступления (то, на что посягается);
2. объективной стороной преступления (то, какими объективными деяниями происходит посягательство, какова причинно-следственная связь между деяниями и вредным последствием);
3. субъект преступления (кто именно посягает, включая специальные характеристики этого кого-то);
4. субъективная сторона преступления (вот сюда как раз входит вина).
Причём, если в уголовном законе при определении конкретного преступления есть какие-то особенные спецификации, которые должны быть применены, скажем, к субъекту, а они неприложимы к рассматриваемому лицу, то либо речь идёт об ином преступлении, либо вообще не о преступлении.
Первый пример: лицо сообщает заведомо для него ложные сведения следствию, но это лицо не признано при этом свидетелем или, скажем, экспертом. Мы можем как угодно относиться при этом к этому лицу, но одного мы делать не вправе: мы не вправе утверждать, что перед нами некто, кто совершил преступление, предусмотренное ст. 307 УК РФ, причём даже предполагать этого не можем. Почему? А потому именно, что субъект этого преступления – специальный.
Второй пример: лицо сообщает ложные сведения следствию, но это лицо признано при этом свидетелем или, скажем, экспертом. Вот тут уже признаки состава преступления, предусмотренного в ст. 307 УК РФ есть: по крайней мере есть первые три элемента. Но чего же нам не хватает? А не хватает четвёртого – мы не знаем, заведомо ли для этого лица сведения, которые оно сообщило, были ложными, осознавало ли это лицо ложность сведений и желало ли оно сообщить именно ложные сведения. Почему это важно? А потому, что для преступления, описанного в ст. 307 УК РФ существенно наличие не просто умысла, а именно прямого умысла, сообщение двусмысленности в качестве показаний, которые лишь могут быть интерпретированы вредным образом – не преступно.
Это не значит, между прочим, что не осуждаемо вообще. Надо всегда помнить, что если, например, некто был оправдан в суде, то это не признание ещё его заслуг перед обществом, а возможна (на опыте знаю) ситуация, когда обвиняемый оправдан по тому или иному эпизоду и избег наказания за него, но никто из состава суда руки ему не подаст, а при излишне навязчивом настоянии может и морду начистить. Мало того, стоит помнить, что суд рассматривает конкретное дело и суждение выносит именно по нему, а оценка личности происходит только и исключительно после признания доказанности всего состава преступления, на само это признание доказанности никак не влияя, и, хотя бы перед судом была и отъявленная мразь, но доказательств конкретного преступления в конкретном деле нет, мразь должна быть оправдана. Но это так, несколько в сторону.
Теперь давайте посмотрим, как влияют оценки элементов состава преступления на состояние дела.
Скажем, найден труп. Событие самого преступления есть? – Нет. Почему? Ну, потому, что тело человека после смерти человека всегда превращается в труп и при этом человек вовсе не всегда умирает непременно в результате посягательства на его жизнь другим человеком. Иногда люди умирают и от иных причин. Да, просто поверьте на слово – и такое случается время от времени.
Но вот при осмотре трупа приходят к выводу, что смерть была явно насильственной, скажем, человек был задушен. Событие самого преступления есть? – Да, есть, поскольку есть два из четырёх элементов – объект преступления и объективная сторона. Причём установлена причинно-следственная связь между объективной стороной и вредными последствиями. Вот тут уже возбуждается уголовное производство.
В результате следственно-оперативных мероприятий устанавливается круг лиц, которые могли совершить или совершили деяния, которые привели или могли привести к вредным последствиям. То есть устанавливается круг субъектов. Вот они как раз являются подозреваемыми.
А обвиняемым кто-то станет только в том случае, когда у следствия будут достаточные основания утверждать, что ему ясна и субъективная сторона преступления и эта субъективная сторон специфицирует именно то самое преступление.
Совершенно хрестоматиен следующий случай из практики, между прочим:
К. был осуждён за неосторожное убийство, совершенное при следующих обстоятельствах. Закурив на дороге, он бросил через плечо горящую спичку, которая попала в лежавшую у дороги бочку из-под бензина и вызвала взрыв бензиновых паров. При этом дно бочки вылетело и, попав в С., причинило ему смертельное ранение. Учитывая данные обстоятельства, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР пришла к выводу, что смерть С. наступила в результате несчастного случая, поскольку в обязанности К. не входило предвидение и предупреждение фактически наступивших последствий, следовательно, он причинил их без вины
— Сборник постановлений Президиума и определений Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР. 1957—1959 гг. М., 1960. С. 19.
Смотрите: объект преступления в данном случае есть, объективная сторона — тоже, есть и субъект преступления, как-то К. Зададим теперь вопрос: должен ли при этом К. стать подозреваемым? — Да, в его деянии (деянии, а не в самом по себе событии!) есть не состав, а признаки состава преступления, а именно: объект, объективная сторона и субъект, а вот есть ли вообще состав преступления и, если да, то какой именно можно определить, лишь выяснив то, что составляет субъективную сторону преступления, которое в данном случае и квалифицирует само преступление и деяние вообще как преступное. Я не знаю, что было в том деле, которое рассмотрела Судебная коллегия по уголовным делам ВС РСФСР, цитированное выше, однако что видно из него?
Есть объект преступления: свобода и права К., а также и функционирование системы правосудия как части общества. Разве нет?
Есть объективная сторона: вынесен незаконный приговор, который именно права и свободы К. ограничил, а также нарушил функционирование системы правосудия, так как у системы правосудия не существует задач по нарушению прав и свобод человека, который не совершал правонарушения, преследуемого по закону. Здесь также возможны и иные объективные стороны при том же объекте, но для того, чтобы не идти и по их веткам, я их опускаю из рассмотрения, тем более, что для их исследования уже недостаточно самой цитаты судебного акта.
Причём эти два элемента уже прямо видны из процитированного судебного акта. Не так ли?
Стало быть, делаем вывод: событие преступления есть. Дело надо возбуждать, как «фактовое» — по событию состава. Следовательно, с этого момента обязательным оказывается проведение конкретных мероприятий по установлению субъектов преступления, как минимум, то есть таких субъектов, деяния которых, охватываемых объективной стороной, привели или могли привести к тем самым вредным последствиям в отношении объекта преступления. А кто это такие, а? Заметим, что в данном случае субъекты специальные, если речь идёт о ст. 305 УК РФ, например, — сразу же оговорюсь, что в данном случае я намеренно привожу догматику не 1959 года, а современную, для метода это не меняет ничего, — есть такие лица, которые вынесли приговор, который составляет объективную сторону и направлены против объекта преступления, описанного в ст. 305 УК РФ в случае с К. и обладающего особо специализированными признаками?
Кто же это такие? Вот не поверите, но это — судьи судов всех инстанций, которые рассматривали это дело до того, как его рассмотрела Судебная коллегия по уголовным делам ВС РСФСР, включая, кстати, и народных заседателей, да-да!
А теперь так. Имеем:
объект,
объективную сторону,
субъектов (именно специальных),
следовательно, мы просто обязаны сказать, что в деле мы имеем признаки состава преступления.
Подчёркиваю: не состав, а его признаки — три из четырёх.
Значит, все эти субъекты — подозреваемые в совершении преступления, предусмотренного в ст. 305 УК РФ.
Другое дело, что для того, чтобы признать уже судей обвиняемыми необходимо иметь доказательства того, что объективная сторона была умышленной и умыслом охватывался именно объект. Единственное, что может быть тут дискутируемо — достаточно ли в данном составе косвенного умысла или необходим исключительно прямой умысел, но то, что в состав такого преступления не входит неосторожность (в любом из видов), верно. И именно наличие или отсутствие умысла и надлежит установить следствию, в том числе и путём прямых допросов самих подозреваемых — всех без исключения судей, о которых я говорил. Если будет умысел установлен — предъявить обвинение, если нет — дело в отношении них прекратить...
А теперь предположим, что речь идёт не о ст. 305 УК РФ, а о ст. 307 УК РФ, в случаях, которые описаны в статьях:
Сосредоточимся на том, что свидетели утверждали, что видели то, чего видеть не должны, а именно — выстрел. Видеть они могли примерное направление ствола, могли видеть вспышку, могли видеть выброс пороховых газов, а вот выстрела видеть не могли. Никак, потому что они не видели ни движение бойка, не воспламенения капсюля, ни подрыв порохового заряда, ни движение пули по стволу, ни вылет пули из дульного среза. Следовательно, утверждение свидетеля, что он своими глазами видел выстрел (а, тем более убийство!) — ложно.
Есть и причинно-следственная связь между деяниями субъектов (объективной стороной) вредными последствиями против объекта.
Что мы имеем?
Объект есть? — Да
Объективная сторона есть? — Да.
Субъект есть специальный? — Да.
Так какие же основания при этом утверждать, что нет признаков состава преступления в деяниях субъектов и почему же они не должны стать подозреваемыми, с которыми надо проводить мероприятия для того, чтобы установить умышленно ли они лгали или просто выдали собственный вывод за наблюдаемые факт? Иными словами, они просто неловко для данной ситуации выразились или же желали и допускали наступление вредных последствий и при этом осознавали ложность своих показаний? Равновозможно и то и иное, и то и иное может быть установлено только следственным путём. И никак иначе. Или вы считаете, что надо заниматься внепроцессуальными, то есть совершенно произвольными действиями для выяснения наличия самого состава преступления? — А я вот считаю, что это не так. И я в данном случае поступаю по жёсткой логике прежде всего закона.
Другое дело, что тут будет масса вопросов ещё и к следователям, которые не взялись сразу же при допросе выяснить, что имеют в виду эти свидетели, утверждая явную нелепость. Вот тут всё верно. И следователи эти также окажутся подозреваемыми, но по признакам иных составов и там их — целый пучок. И вот уже как подозреваемый следователь может поведать, что он, например, просто профнепригоден, потому что на юрфаке учился не очень хорошо, потому что много пива пил, а не преступен. Но это — иная песня, хотя принципы гармонии в этой песне точно такие же, потому что «все равны перед законом и судом». Иначе это — не закон.
Так что во всех трёх случаях есть основание и для возбуждения уголовного дела и для привлечения к ответственности свидетелей в качестве подозреваемых.