Мы продолжали рассматривать окрестности с высоты птичьего полета. И тем самым составлять карту.
- Меня всегда волновало лишь творчество… - призналась грибница. – Поэтому я не боюсь потихоньку угаснуть. А творчество – оно и есть бесконечное выискивание частичек света в кромешной тьме. Лишь это стоит усилий. Поэтому не теряй время на жалость. Нужно как можно скорее восполнить пробелы, которые мы еще можно восполнить. Лучше расскажи еще о паноптикцах.
- Их занятия медитацией отразились на внешности.
- Хочешь сказать, она необычна? – спросила грибница.
– Я вижу много необычного. Ну да, так и есть.
- Впрочем, зачем я спросила? – заметила грибница. – Ведь даже название «паноптикум» говорит само за себя. Продолжай.
- Еще я вижу, что вот-вот начнется снег. Он оттеняет черноту, пепельность и угольную черепицу и делает убогость их быта менее пугающей.
- Не отвлекайся на снег – он лишь отражение твоих мыслей о том, что придется вернуться к должности составителя календаря. И вдобавок ты думаешь еще и о путешествии. О том, что довольно скоро тебе предстоит отправиться в дорогу. Не перебивай, не перебивай, - ведь так оно и будет. Это наиболее вероятно.
Вот потому то ты и оборачиваешься на снег, ложащийся на черную черепицу Паноптикума, потому и смотришь, как ветерок с мёбиусными снежинками вьется и раскачивает флюгер… один, второй, третий… и шелестит на балконных балюстрадах, и поет в иссохшей листве вьюнков, что оплели всё здание, и вросли в щели между камнями… и свистит в прогнивших водостоках…
- Нда, удивительно... Но я и правда всё это вижу.
- Потому-то ты и заворожен этим, что снег способен тебя отвлечь.
- Ведь он так чист. Своей белизной он оттеняет мрачность Паноптикума. Темноту жизни паноптикцев. Ты ведь знаешь, грибница, как непостоянен снежень – сейчас тучи черные, потом просвет, солнце играет радужными бликами – и вот снега как не бывало.
- Хочу добавить – не волнуйся. Детеныша грибницы я подарю тебе сегодня, - и она немного замялась, словно смутившись. - Он будет сопровождать тебя в дороге. Я хочу сказать вот что: когда ты уйдешь отсюда и покинешь нас, то не будешь чувствовать себя одиноким. Он будет расти медленно, так что в первые месяцы ты даже не почувствуешь особой тяжести. Он тебя не обременит.
Проходя через каменоломни улиткоедов, ты не будешь тревожиться из-за панического страха быть съеденным… да-да, эти великаны обычно высасывают вдохновенье и творческие силы из случайно пойманных леввестрольнов, таких отрешенных и доверчивых – ведь все леввестрольи помыслы сосредоточены на картинах и статуях. При этом они полностью забывают от осторожности… О чем я? – и грибница вздохнула, глубоко и значительно, и пар над плоскими шляпками грибов показался мне особенно густым.
- О чем я? Ах да…Улиткоеды не только заставляют леввестрольнов страдать от недостатка вдохновения, не только предаются отвратительному каннибализму и едят глыбовидных улиток. Они при случае не гнушаются и безвкусной игуаной. Поэтому без моего подарка – то есть, хочу сказать, без моего ребенка – ты вполне можешь испугаться. И поверь, каменоломни улиткоедов далеко не единственное место на воплощенной игуаньей карте, где тебя может посетить самый неприятный страх. А ребенок – тут как тут, в кармане плаща. Он необременителен, к тому же всегда сможет тебя выслушать…
Я не хотел расспрашивать ее в подробностях об этом страхе. Сейчас нужно было отпустить эту тему, чтобы закончить рассказ о паноптикцах. И я спросил:
- Можно, я продолжу? Потому что пришло время покинуть это место… то есть, Паноптикум.
- Хорошо, - ответила она. – Но ты так и не рассказал, как они выглядят. А ведь в случае нападения на город Игуаны это могло бы нам… ну то есть – вам - пригодиться.
- Они причудливы. Снег покрывает черную одежду, которая висит на покосившихся, аварийных балконах. Он устилает и воздушный шар, который находится в состоянии полной лётной готовности… Шар ждет на заднем дворе. Возможно, и я даже склонен полагать, что точно: они его украли из королевства воздушных островов. Ведь те люди, которые у нас в городе Игуаны, как ты знаешь, сидят в птичьих клетках, обычно использовали для полетов среди воздушных островов такие шары.
Получается, шар, что стоит на заднем дворе паноптикцев, скорее всего, украден… В Паноптикуме, надо признаться, довольно много ворованных вещей. От них исходит нервное, яркое, будоражащее свечение – я знаю, такое всегда мерцает вокруг предметов, которые находятся не на своем месте и не в руках своих хозяев… Вообще-то я уверен, что эти бродяги и маргиналы не практикуют воровство ради воровства. Им просто необходимо выжить.
Маленькое кладбище, где могилы украшены истлевшими погремушками и ромбовидными венками из искусственных цветов, - оно постепенно разрослось. Его и нельзя назвать маленьким в строгом смысле слова. Так что как осуждать паноптикцев за то, что они норовят стащить на рынках горсть риса или Ывзирьной муки? Их дети вечно были голодными… Они воровали в роскошных антикварных магазинах города Имаго. Они даже умудрялись утаскивать куски тяжелых трамвайных рельсов из города запрещенного искусства… А знаешь, грибница.
Не скажу относительно возможных боевых столкновений и напряжений, но вот в составлении карты обитатели Паноптикума, похоже, могли бы мне помочь. Глядя на них понятно, что они многое повидали. И всё же, пожалуй, вернусь к тому, о чем говорил, иначе мы никак не покинем этот дом. Думаю, не стоит осуждать их за склонность тащить всё, что плохо лежит… и за склонность к бродяжничеству. В конце концов, люди из мира воздушных островов тоже своего рода бродяги. И последнее, о чем ты спрашивала меня, а я все никак не отвечу… То, как выглядят обитатели Паноптикума. Среди них есть похожие на людей – но слегка непропорциональные. Горбуны и карлики. Есть жабы с черепашьими носами и птичьими крыльями на чешуйчатых спинах. Есть существа, сотканные из огня – но поверь, грибница, это не огневики картонных углов. Эти скорей уж похожи на саламандру, дальнюю родственницу игуан. Я вижу еще похожих то ли на средневековых рыцарей, то ли на леввестрольнов – головы у них спрятаны под шипастыми шлемами, а на плечах, прямо из щелей между сочленениями железных лат, прорастают цветы.
Некоторые обитатели паноптикума, напротив, выглядят кричаще – одежда таких или окраска кожи вся целиком образована из яркого, фосфорного блеска. Носорожьи носы, веки настурций, дербефлюцевы челки – самый неожиданный набор внешних проявлений. И вдобавок древесные ветви вместо рук и осьминожьи щупальца вместо ног. Вот такие они, эти паноптикцы… Хотя и двигаются довольно шустро, орудуя своими не слишком удобными на первый взгляд конечностями с завидной ловкостью… Так что думаю, в том столкновении… от которого ты, грибница, пытаешься нас предостеречь… может ты и права, в каких-то сражениях или в любых неприятностях – они и правда могут быть полезны… Очень уж выглядят ловкими, увертливыми.
Такое существо избежит любой стрелы. А что касается огнестрельного оружия… очень возможно, обитатель паноптикума проглотит пулю и не подавится. Алые веревки в волосах и оранжевые перчатки отчетливо заметны на фоне черных унылых стен, - видимо, паноптикцы совсем не считают нужным маскироваться. Ну, думаю, теперь я рассказал о них достаточно. Может быть, отправимся в другое место?
- Так значит, вот они какие… - с каждой ее шляпки поднимался теперь целый клок густого ароматного дыма.