Мы втроем, я, Петля и Дэн приловчились ходить с дежурства на обед и ужин в офицерскую столовую, которая находилась рядом с солдатской палаткой. Там кормили намного вкуснее, чем в солдатской. Даже салат свежий давали, поэтому каждый раз мы пытались под конец обеда проникнуть в палатку офицерской столовой и вкусно там пообедать или поужинать. Но кто-то из офицеров решил, что так будет неправильно, и выставил охрану перед офицерской палаткой, чтобы не пускать солдат. Мы пытались прорваться.
- Мы с БД, – пояснил охраннику Дэн.
- Мне всё равно. – ответил солдат, - рядовым в офицерскую столовую не положено.
- Я не рядовой, я сержант! – обиделся Дэн.
- Всё равно. Сержантам тоже не положено. Только офицерскому составу.
Делать было нечего. Пришлось идти в солдатскую столовую. Пару раз нам удавалось обмануть охранника и прошмыгнуть в офицерскую столовую не через вход, а со стороны окон, подняв полог палатки.
В бригаде постепенно вводился устав. По бригаде все ходили строем. Одиночные передвижения были запрещены, но это не касалось нас, телеграфистов. На территории ходили патрули и у всех спрашивали пароль, который менялся ежедневно. На разводе он озвучивался как «два плюс три» или «четыре минус один». Это означало, что когда запрашивался пароль, нужно было ответить, чему равен этот простой пример: пять или три. На разводе мы не присутствовали, так как дневное дежурство у нас было ежедневным. Пароль нам должен был доводить прапорщик-старший смены, но это происходило не всегда. После нашего вопроса «какой сегодня пароль», офицер морщил лоб, пытаясь вспомнить пароль, потом говорил:
- Ребят. Я не помню. Четыре кажется…
С паролями была чехарда, потому как возвращавшийся с ночной смены озвучивал старый пароль, в то время как на разводе был введён новый. Поэтому, когда тебя останавливали, можно было сказать любую цифру от одного до девяти и это в большинстве случаев прокатывало. Патрули сами часто путались какой сейчас пароль действует. Но наиболее бдительные могли за неправильный ответ оттащить в комендантскую палатку со всеми вытекающими последствиями. Поэтому патрули на всякий случай я обходил «за версту» при следовании на узел связи или обратно. Когда мы немного освоились в деле, меня посадили в КШМку, где стоял рулонный аппарат РТА для связи с отдалёнными участками бригады в Урус-Мартане и Гудермесе. Я был главным в этом направлении, и, конечно, мне это льстило. Дежурить приходилось весь день и вечер от развода до отбоя. Конечно, в таком ритме ежедневно, без выходных было тяжело работать, но это всё-таки не лопатой весь день махать, правда?
Мне приходилось летать как пчёлка между КШМок и АРМом, так как набивал телеги в одной машине, отправлял в другой, а регистрировал в дежурке. Телеграмм могло набраться с пару-тройку десятков, поэтому к концу смены я валился с ног.
Телеграммы были разного содержания. Доклады об обстановке и происшествиях. Донесения о проделанных спецоперациях, О боевых и небоевых потерях и списки лиц, представленных к награде. Больше всего меня бесила телеграмма из Ханкалы с грифом «секретно» на целый печатный лист. Её текст не менялся в течение месяцев. Менялись только координаты, по которым должна была лупить артиллерия. Она приходила ежедневно. Я должен был отправить эту «портянку» до отбоя. Артподготовку в бригаде вести не переставали всё время. Неизменно в 10 часов начинала бухать артиллерия и без канонады уже многие бойцы не представляли себе здоровый солдатский сон.
С АРМа данную телегу отправлять было без проблем. Переименовал файл, сменил координаты и готово. Можно отправлять. Мне же нужно было на ЛТА набирать полный текст заново. Я приловчился делить телеги на две части. Основную неизменную часть я набрал и ленту с ней не выкидывал, после прогонки через телеграф, а повесил над аппаратом и применял впоследствии. А часть с координатами ежедневно добивал на другую ленту. И при оправке телеграммы запускал ленту с основной частью и следом отправлял часть с координатами. В общем, крутился как мог.
Позже мне было разрешено работать на АРМе и заступать на ночное БД (боевое дежурство). Дежурили вдвоём. Телеграфист и сержант. Офицерский состав и остальные отдыхали. Это было довольно ответственное занятие, потому как в любой момент могла прийти «молния», и нужно было бы по тревоге подымать какое-либо из подразделений. Поэтому аппаратура должна работать исправно и телеграфист не должен спать. Правда, в первое дежурство у меня был инцидент небольшой. Я коленом случайно выключил передатчик УПС и каналы связи все потухли.
- Как так!? Пропала связь со всей бригадой! Это катастрофа! - Дежурный смены заметно занервничал, но паниковал недолго. Я увидел, что УПС выключен. Включил его, и каналы связи сразу появились. Сержант с облегчением выдохнул, но от него я получил подзатыльник.
Посредством телеграмм я узнал довольно много секретной информации, которая для меня была всего лишь строчки в телеграмме. Полную картину контртеррористической операции сложить было сложно, потому как документам «совершенно секретно» и «особой важности» я не имел. Анализ информации, которая через меня проходила, мне было делать некогда и поэтому она у меня в голове складывалась бессистемно, обрывками и ненужным хламом. Поэтому применить её хотя бы для себя представлялось совершенно невозможным. По этому случаю один из офицеров рассказал анекдот про СПСника, которого награждали за то, что, будучи в плену, он не выдал секретную информацию, хотя его изощрённо пытали. Когда СПСника спросили, как ему удалось не выдать гостайну. Он ответил:
- Какая гостайна? Я ничего не знаю!
Так и со мной. Если бы меня пытали, то толком ничего не рассказал бы. Хотя конечно по кое-каким спецоперациям был в курсе. Ну и потери, конечно. Это меня удивило очень. Оказалось, что небоевые потери в бригаде составляли сумасшедший процент от всех потерь. Что-то около 30-50% ! Вы можете себе такое представить? То есть, грубо говоря, половина всех смертей в бригаде произошла по пьянке или неосторожности. В одной телеграмме по происшествиям значилось, что рядовой контрактной службы в нетрезвом виде в туалете решил разобрать гранату. В итоге остался без своего хозяйства. Дурачок! А рядом с нашей палаткой в соседнем батальоне произошёл смертельный случай. Пацаны после караула решили поиграть в войнушки. Поотстёгивали магазины и давай в друг друга целится. Одного не учли, что в одном из автоматов остался патрон в патроннике. В итоге домой отправили цинк с письмом от командира «ваш сын погиб при исполнении воинского долга». Таких случаев было достаточно. А немного ранее очередной контрактник напился и стал играться с гранатой. Граната в итоге взорвалась. Контрактник – труп. Комбриг для предупреждения подобных случаев в порядке поучения построил всю бригаду и прогнал через носилки с обезображенным трупом контрактника, на груди которого лежала оторванная кисть. Жуткая картина доложу я вам. У меня отпало всякое желание играть с оружием. Нам его редко давали, и слава Богу!
Но однажды на дежурстве по узлу связи произошло событие, когда я пожалел, что оружие нам не выдали. До этого момента мы на узле связи чувствовали в полной безопасности, так как надёжно охранялись. Всё шло своим чередом. Мы строчили и отправляли телеграммы в дежурке. Ничто не предвещало беды, как вдруг совсем близко у ворот и КПП, в метрах ста от нас раздалась автоматная очередь, потом ещё и ещё. Послышался разрыв гранаты. Автоматные очереди продолжались. Дэн смотрел на меня широко открытыми глазами. В них читалось: «Всё! Нам конец!». Скорее всего, мои глаза говорили о том же. Но внезапно разрывы и перестрелка стихли. Воцарилась тишина. Не было слышно ни чеченских возгласов, которые я ожидал услышать. Ни нашей речи. Я, немного отойдя от произошедшего, сказал, что, пожалуй, пойду посмотрю, что произошло. Было страшно, но для того, чтобы увидеть ворота, нужно было пройти до конца двухэтажного дома, что я и сделал. Видимых повреждений ворот я не обнаружил. У ворот никого не было. Раздавался топот солдатских сапог. Это к воротам спешил отряд быстрого реагирования. Рота срочников в полной экипировке с автоматами наперевес. Никаких чеченцев я не увидел.
Впоследствии оказалось, что это федералы привезли к воротам раненого товарища, истекавшего кровью. Ему требовалась срочная медицинская помощь, а оказать её могли только в нашем полевом госпитале. Но ВВшники на КПП получили приказ никого не впускать. Федералы с караулом не договорились. Парни, только что вышедшие из боя посчитали это предательством и открыли огонь по караулу. Не знаю, почему, караул не доложил о незваных гостях командованию, хотя у них стоял свой тапик на КПП, может, не успел. Но произошло то, что произошло. Перестрелка была между своими. Раненый федерал скончался от потери крови. Больше, похоже, жертв не было.