Цифры на электронных наручных часах отщёлкнули шестнадцать ноль-ноль, и Фархад отметил, что на улице как-то внезапно стемнело. Густеющее сумерками небо рассыпалось мягким снегом, который крутился подсвеченным в оранжевом танце у задумчивых фонарных огней. Вдруг всё вокруг накрыла глубокая, вязкая тишина – такой тишины он за время своей московской жизни ни разу ещё не ощущал.
Открывая рот в искусственной зевоте, Фархад попробовал стряхнуть с себя эту тишину, вернуться в жизнь рождественской, сияющей огнями Покровки, но ощущение зареалья не отступало. В мгновение исчезли прохожие, растворился помигивающий на остановке грустной фарой автобус, обернулась тенью выскользнувшая из арки дворняга – и только витрины кафе-магазинов по той и этой стороне переливались уютным застекольным теплом.
Поправив лямку заплечной сумки, Фархад сполз с велосипеда и аккуратно прислонил его к столбику с тремя аж дорожными знаками: красовался тут белый кирпич на красном фоне, горделиво вышагивал человечек через зебру и жила под стрелкой в голубом квадрате пиктограмма сплющенного автобуса.
Зафиксировав велосипедный замок, Фархад, скользя ботинками в снежной жиже, шагнул к двери кафе – вот они, «Няшные вкусняшки», сюда и нужно по маршруту.
Внутри его, оголодавшего, подхватили нежные запахи ароматной сдобы, переливающейся оттенками корицы, ванили и чего-то настолько пряного, от чего щекотало в горле. Посетителей не было, и у дальней стены, в глубине за прилавком, дремала в кресле румяная женщина, голову которой венчала фирменная картонная корона «Няшных вкусняшек».
Тишина, между тем, не отступала, только в кафе она немного загустела и будто расползлась по углам.
Фархад пожевал губами и распробовал голос:
– Эй, хозяйка!
Корона едва дёрнулась, выпустив на волю рыжую неопрятную прядь волос, но из сонного плена женщину не отпустило.
– Хозяйка, вставай, мне заказ везти надо, там человек ждёт. Плюшки, кофе и пирог с капустой, эй! Подогреть ещё…
Кислотно-жёлтый рюкзак на спине вдруг ожил: колыхнулся изнутри, невнятно уркнул – протяжно, недовольно. Фархад дёрнул удивлённым плечом, прихватил рукой лямку и опустил сумку на пол.
Едва он, щёлкнув замком, приоткрыл рюкзачий зев, как на волю выскользнул здоровый кот, в прыжке оккупировавший прилавок. Здесь кот с невозмутимостью английского джентльмена принялся за свою шерсть, которая под рассеянным светом кафе-светильников разливалась густым, пепельно-седым водопадом.
– Э! Ты, кошка, откуда в моей сумка? – Фархад, волнуясь, сразу немного заплутал в русском языке.
– Хесус.
На секунду показалось, что ответила из кресла проснувшаяся женщина, но уж больно густой, совсем это был не женский голос.
– Хесус? Что “Хесус”? – на всякий случай переспросил Фархад, подумав, что так с его слухом решила поиграть ожившая тишина.
– Имя такое. Я – Хесус.
Тут сомнения отступили: с ним разговаривал кот. Фархад ослаб телом, дрогнул ногой и двинулся к ближайшему столику.
– Как… Хесус? Кошка не умей говорить…
Хесус закончил с шерстью и глянул на Фархада жёлтым глазом – как рентгеном прошил.
– Не придуривайся, Фархад. Ты в календарь смотрел?
Нащупав, наконец, филейной частью норовивший ускользнуть столик, Фархад цокнул языком и помотал головой.
– Впрочем, тебе простительно, – продолжал кот. – Ты же мусульманин и на христианские традиции положил болт. Положил или нет?
– Ничего не ложил никуда… Слушай, кошка Хесус, это ведь сон, да?
Кот скептически мотнул головой:
– Сильно сомневаюсь, что сон. То есть, если и сон, то не твой, Фархад. С тобой просто так совпало – ты случайно пролез в щель между мирами, а тут я.
Фархад загрустил.
– Слушай, давай мне обратно туда, в щель, где нет кошка с русским языком и этот тишина в уши? Мне работать надо, штраф начальник поставит, и весь выручка за день – йок…
Хесус приподнялся с прилавка и со сладостным оттягом выгнул мягкое своё тело.
– Эх ты, Фархад. Мозгов у тебя йок, потому и ишачишь за копейки в чужом городе… Я тут, понимаешь, репетирую второй выход в свет, ищу добросовестного спутника, первого из приближённых, так сказать…
Длинные пушистые фархадовы ресницы невозмутимо хлопали, пряча на долю секунд глупые, красивые глаза, а кот продолжал мурлыкать:
– Перед тобой же все дороги открыты, любое чудо ты первым объяснять будешь как угодно. Можешь даже папку моего Аллахом назначить — он не против, ему вообще вся эта суета ваша мимо.
Фархад осторожно отвечал:
– Хесус, отпусти домой, давай друзья останемся, а?
Кот тяжело вздохнул, затем махнул лапкой:
– А, иди ты, правда. Скажи «мяу», Фархад!
– Зачем мяу?
– Не тупи. Ты должен размагнитить нейтральный мир. Кодовое слово сейчас – «мяу».
Фархад шмыгнул носом:
– Ну, мяу.
И тут же вата тишины отступила, впуская в кафе говор сидящих за столиками вечерних гостей. За секунду до того, как Фархад опустил руку к поверженной на пол сумке, Хесус взлетел в прыжке, растворяясь в воздухе и оставляя напоследок кнопочный нос с торчащими над улыбчивым ртом полукруглыми моржовыми усами.
Автор: Филипп Хорват
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ