- Так в чём Светка виновата? - никак не мог взять в толк Прохор, у которого перед глазами образ её стоял. Как такую опорочить? Как оклеветать, когда она будто изнутри жаром пышет, светом лучится.
- Кровь у неё порченая. Егоровых сгубила, и тебя, дyрака, сгубит.
Начало истории
Молодость на то и нужна, чтобы не слушать мать и отца, когда кровь в жилах бурлит. Встал после разговора Прохор и Светку искать побежал. Только как о том спросить, правда или нет. Идёт мимо её дома, а девушка вишню рвёт. Встала на табуретку, к ягодам спелым руки тянет, ладонью обхватит и слышится ей, как черенок от ветви отрывается. На поясе бидон через ленту привязан, а внутри уже половина собрана. Лежат круглые бордовые ягоды под тяжестью соком истекают.
Кашлянул Прохор в кулак.
- Бог в помощь, - говорит, подходя к девушке.
- Спасибо, - улыбается, а от её улыбки будто светлее вокруг стало. – Только чего ж Бога упоминать, коли самому помочь можно?
Подошёл ещё ближе Прохор, наверх смотрит, какую из веток раскидистых притянуть, а из калитки Маринка показалась. На секунду запнулась, будто под ноги что попало, а потом всё ж вышла.
- Помощник у нас, - кивнула на парня Светка, подмигнув сестре, а та, стесняясь, прошла мимо ко второму дереву.
Подпрыгнул Прохор повыше, рукой ветку зацепил и тянет.
- Да ты аккуратней, - дразнит Светка, - силища-то вон какая, только ветки ломать ни к чему.
- Играешь со мной? – сцепил зубы парень, смотря в землю.
- Правду говорю, - сказала без улыбки, а сама глаз с парня не сводит. Будто выбрала его себе в мужья уже, определила суженным.
Маринка с верхних веток за ними наблюдает, а у самой зависть. Вон какого парня Светка завлекла. И хоть Маринка всего на год младше, ни в какое сравнение с сестрой не идёт: маленькая, серая, бровей почти не видно, такие светлые, волосёнки жидкие, а глаза рыбьи. Не раз смотрелась она в зеркало, стоя рядом со Светкой, а та лишь улыбалась, да журила младшую, мол, расцветёшь ещё, похорошеешь. Только знала Маринка, что обман то, никогда не быть ей такой красавицей.
В семье Егоровых дети росли дружно да ладно. Не было среди них чужих да своих, все одинаковые. Даже Никифор и тот ничем ото всех не отличался, рос себе да рос. Помнил, конечно, тех, что на нёбушко ушли, да жизнь она только вперёд бежит, не всё в прошлом куковать. У детей память такая, её и отпустить можно, а мать обо всех молилась: и о живых, и о мёртвых. Верила ли Зина, что беды от Светки? Да коли так, не было б её ноги в доме. Понимала, как тяжко деток растить, глаз да глаз нужен, а коли судьба написана молодым уйти, быть посему. Погоревали с мужем, да только назад никого не воротишь, хоть и сердца родительские кровью обливаются, и решили они пригреть тех, у кого родного плеча отродясь не было. Так дом снова наполнился детскими криками.
- Братья воротятся, по шее тебе надают, - крикнула Маринка и ладошкой рот закрыла, сама не поняла, как вырвалось, да только слов её Прохор, кажись, и вовсе не заметил. А всё потому, что тонул в карих глазах.
Обратилась Светка к ветке, снимает гроздьями вишни, чувствует, как жар из его ноздрей вырывается, грудь вздымается, хочется ему бросить занятие, да от людских глаз её укрыть. Подбирается юркая рука всё ближе, как вдруг ненароком руки Прохора коснулась. Тронулась, а у того ток по всему телу пробежал, да до того жарко стало, хоть рубаху сымай. А Светка руки не отнимает, будто невзначай поглаживает.
- Отвечай, - глядит Прохор исподлобья, - замуж за меня пойдёшь? – а у самого душа трепещет, будто на ветру полощется. И боязно ответ услышать, а коли «нет» скажет?
- Не пойду, - голос выстреливает в самое сердце. И нет улыбки на губах, не шутит ведь, а у Прохора сердце в тисках бьется.
- Не пойду, коли отец благословенья не даст, - вновь говорит, и до Прохора доходит смысл сказанных слов. Ноздри раздуваются, пока в голове слова её сложиться пытаются.
«Отца надо уважить, отца», - говорит сам себе Прохор, прикидывая, что к чему, и улыбка расплывается на лице, когда понимает, что сбудется задуманное. Как дурак стоит ветвь тянет и не слышит хруст над самым ухом, так поглощён в свои думы.
- Прохор, - дотрагивается до руки Светка. – Проша, - толкает его, и парень будто ото сна отходит. – Собрала я, ветку отпусти, - приказывает, а он подчинятся. Век теперь подчиняться будет, так дорога ему кареглазая девица. Пришёл, увидел, да позабыл зачем явился.
- Братья идут, - зашептала сверху Маринка, рассмотрев их в конце улицы.
- Иди, - махнула на парня Светка.
- Не боюсь их, - сдвинул брови.
- Да не боись, не боись, - согласилась Светка, - только не надо как пень рядом со мной стоять, подумают ещё чего.
- А чего про жениха думать? - Свататься буду, - пообещал.
Улыбнулась Светка, понравилось ей, как Прохор себя окрестил.
- Ты пока не ерепенься-то, - отвечает. – За отца не решай.
- Не пустит что ли?
- А мне почём знать, - честно призналась девушка. – Иди уже, - стала заметно нервничать, посматривая в сторону братьев. – На вот, от меня, - сунула в ладонь три спелые ягоды на одном черенке. Ловко с табурета спрыгнула и за калиткой скрылась, оставив Прохора одного стоять рядом с вишнёвым деревом.
- Тебе чего тут надо? – подал голос самый старший, Егор, которому уже двадцать два исполнилось. В скором времени свадьбу играть должен, невесту уже запели: красивую, чернобровую, да только сбежала девка с другим из соседнего села, а потому над Егором вся деревня посмеивалась в кулак. Озлобился, не нравилось ему, что соседский парень за сестрой его увивается. А ну как чести лишит. Мужчине-то ничего, всё с рук сойдёт, а девице и семье позор на всю оставшуюся жизнь. Коли так выйдет, потом и Маринку никто не возьмёт, как прокажённая будет, хоть и не виновата ни в чём. Да и на них пальцем показывать станут, пусть не в лицо, за спиной, а всё ж мало приятного.
Прохор руку протянул поздороваться, только Егор её отчего-то не пожал. Стоит парень с протянутой рукой, будто милостыню просит. Выдержал взгляд старшего, переместил на среднего, Никифора, который, по материным словам, родным Егоровым приводился. Тот всё ж на рукопожатие ответил. А третий чета первому, как волчонок на Прохора смотрит.
- Так чего надо тут? – вновь говорит Егор, перемещая косу с одного плеча на другое, будто поигрывая, намекая на что.
- Не к тебе пришёл, - отвечает Прохор, не собираясь разговоры подобные с братьями заводить, когда отец есть.
- Только у калитки нашей отираешься, - гнул своё старшой.
- С хозяином только говорить стану! – не понравилось Прохору, как Егор с ним разговор ведёт.
- Ты мне смотри, - сделал два шага тот, подходя ближе. – Светку не тронь. А узнаю, что было чего у вас, в озере утоплю.
- А ты не угрожай, не угрожай, - не отводил взгляд Прохор, сжимая кулак, из которого тотчас вишнёвый сок полился, больше на кровь похожий, только словно не заметил он этого.
А Маринка сидит на верхушке, да ягоды лопает. Нравится ей Прохор, только братья – свои, за них переживать надобно. Сердце до горла подпрыгивает, а ну как сейчас биться станут, интересно ведь.
- Я предупредил, - кровь горячая, молодая в жилах плещется, хочется, чтоб все видели, какие кулаки себе Егор отрастил. И хоть не прав, ему бы отступить, в дом зайти, умыться да сестру обо всём расспросить, только сбросил косу с плеча. Звякнула та, на камень напоровшись, и замерла носом вверх.
- Егор, - тронул за плечо Никифор, пытаясь усмирить братов пыл, да не слышал его тот. На лице расплылась хищная ухмылка, давно он силу никому не показывал, соперника достойного найти не мог, а тут он сам нарисовался. И хоть причина была мизерной, а, подумай, её и вовсе не было, намеревался он пар выпустить.
- Я с тобой не ругался, - пробовал Прохор решить всё по-хорошему. – Твою сестру и пальцем не тронул!
- Любой бы так сказал.
- Я – не любой! – заревел Прохор, сцепив зубы. – Нравится она мне.
Сквозь пальцы проступает мякоть вишенная, да не замечает её парень. Чувствует, как в воздухе пахнет дракой.
- Егор, - вновь тянет за ворот Никифор, но тот резко откидывает его руку. Сбежала с другим, опозорила. И представил он, что не Прохор перед ним, а тот, что невесту его разума лишил. Оскалился, замахнулся, и просвистел кулак в воздухе навстречу Прохорову лицу.
Продолжение здесь