Нина
Так пролетело время до победы. До 1947 года госпиталь оставался военным, а потом перепрофилировали его в туберкулёзный санаторий. Располагался он в шикарном месте, в предгорье с чистым воздухом, а это одно из наиглавнейших условий для больных этой страшной болезнью. Очень многие уволились тогда. Кому-то не по профилю стало, все хирургические специалисты ушли конечно, а кто-то откровенно испугался.
Аня и Петя остались. Многие крутили пальцем у виска и говорили:
-Ребята, вы с ума сошли? У вас дети в доме!
Но знали бы они тогда, что Анюта была беременной, вообще бы за психов посчитали!
Но посулили хорошую надбавку, а это для семьи было очень важно. Борька тоже уже зарабатывал, так и ел больше. А с Шурой беда приключилась, остеомиелит у него обнаружился. В хирургии парень лежал, операцию за операцией делали. Да только толку чуть. Очень остро стояла вероятность, что мальчишка без ноги останется. Все было бесплатно, но не пойдёшь же брата навещать с пустыми руками, тем более питание усиленное требовалось. Вот и обрадовались супруги, что за опасность деньги платить обещали. Петя к тому времени уж не просто гармонистом был, а у плотника на полставки работал. Да это так называлась, полставки. Работал на полную, только денег платили вполовину меньше, чем здоровому второму плотнику. Обидно, конечно, Пете было.
Юрочка родился зимой. Аня до последнего дня ходила на работу, да и после роддома всего ничего дома посидела, молока все-равно не было, и Нине уже двадцать два года, справлялась. Валюшка и та в красавицу-невесту превратилась. Весь дом по-прежнему на Нине держался, а без Аниной получки трудно было. Пете по-прежнему полставки платили.
Нина не выходила замуж, потому что думала, что никому не нужна, у неё была детская матка.
- Бракованная, - беззлобно говорила Аня.
Мужчин Ниночка иметь могла, а вот детей нет.
С будущим мужем Нину познакомила Аня. Он лежал у них в туберкулёзном санатории. Нина очень испугалась, но Анюта сказала, что опасность давно миновала. Человек совсем не заразен, рецидивов давно не было, но есть инвалидность. Пенсия маленькая, но мужик очень хороший.
-Долго он у нас лежал, и я все о нем знаю. Вдовец, сын взрослый у него, отдельно живет, свою семью имеет и вам не помешает. Малые дети Василию Мефодьевичу не нужны, выходи за него спокойно.
И Нина вышла. У Василия Мефодьевича был свой маленький домик, и Нина ушла к нему. Тяжело стало Ане без Нины, но Валюшка уже подросла и взяла эстафету от старшей сестры. Той нужно было свою жизнь устраивать.
Нина пошла работать на железную дорогу сначала диспетчером, а потом денег перестало хватать, и она перешла в бригаду красить вагоны. Васе хорошо питаться надо было, и на лекарства большие деньги уходили. Всю свою любовь и заботу она вкладывала теперь в Васеньку, а он в свою очередь платил ей, чем мог. Придёт Нина домой уставшая, а он ботинки с неё снимет и котлетки с картошечкой несёт. Дом в идеальном порядке содержал, а огород, на зависть соседям, только что не вылизывал: все у Василия приживалось и зрело.
Вася видел, хотелось Нине своего ребёночка, как она возилась с Юрчиком Аниным, когда ходили в гости к Васнецовым. Вовчика он нашел в детдоме, три года ему было. Больной был мальчишка, писался до тех пор.
-Ну ничего, вылечимся,- говорила Нина.
И лечила их обоих: Вовчика и Васеньку. Вовочка боялся всего, по ночам кричал, и очень долго писался. Но все сдюжила Нина, все смогла. Тихо радовалась она своему семейному счастью.
Часть 5
Шура
Вот уже второй год Шурка лежал в больнице, но улучшений не было никаких. Доктора пилили и пилили ногу. Когда он спрашивал у врача, а будет ли он ходить вообще, доктор опускал глаза и говорил:
-Шура, если бы я верил в Бога, то ответил бы тебе, на все воля божья. Но я коммунист. Партийный я, понимаешь? Не могу так сказать, науке мало что известно об этом заболевании. Кость гниет, Шурка, и мы не можем остановить этот процесс.
А однажды Шура случайно услышал разговор двух медсестёр между собой. Он понял, что говорили они о нем! И одна из них сказала, что доктор не уверен, выживет ли парень вообще.
Шурке стало очень страшно. Вот уже много месяцев он совсем один.
Конечно, Аня, Нина, Валюша и даже Борька приходили к нему. Но понятное дело, когда человек лежит неделю или месяц в больнице, к нему ходят каждый день, а то и дважды. Носят вкусненькое, подолгу сидят на краешке кровати, рассказывают новости, но когда человек лежит второй год, то конечно визиты становятся редкими, а потом и вовсе прекращаются.
Аня приходила раз в неделю, Нина и того реже. Муж у неё теперь, к нему уехала, о нем заботиться надо, больной он. Борька в армию ушел, Валюшка совсем редко захаживала. Теперь дом на ней был, а она сама невзрослая: четырнадцать лет всего. Все Шурка понимал хорошо, всех ему жалко было, но так ему порой одиноко становилось. Семья большая, а никого нет. А когда услышал он о том, что умрет наверное, так ему страшно стало и так жить сильно захотелось, как никогда!
У него появились друзья в клинике. Все, не только он, лежали подолгу. Они становились одной семьей, друзьями на всю жизнь, если выживали.
Всю ту ночь Шурка рыдал…тихо, в подушку, чтобы никто не слышал. Маму и отца просил помочь ему с небес.
«Мамочка, так жить хочу! Какую войну тяжёлую пережили, как голодно было, неужели же сейчас, когда сорок восьмой год уже, умру я? Помоги, мамочка»!
И увидел Шура под утро сон. Мама к нему пришла такая красивая, молодая, и сказала:
-Шура, борись! Ради себя не хочешь, ради меня живи и борись. Колю я похоронила и сама за ним ушла. Хватит, Шурка мой любимый, ты должен жить! Операций много ещё будет, а ты пой. Катюшу пой, сынок. Помнишь, как я тебя учила?
Проснулся Шурка, и так ему легко стало. И точно он знал теперь, что выживет, что будет ему лекарство.
Врачи, не смущаясь, стали говорить, что недолго ему жить, бесполезны операции, от берцовой кости почти ничего не осталось, а Шура смеялся и пел Катюшу.
Вскоре парня вся клиника знала. За голос его задорный, за нрав веселый, а ещё волосы у Шуры ярко-рыжего цвета были. И все стали называть его - Лучик наш золотой.
Через два с половиной года врач в отделение приехал, набирать добровольцев на апробацию своего нового метода лечения костных заболеваний рентгеновскими лучами. Шурка сразу выкрикнул: «Меня возьмите»!
-Погоди, парень. О последствиях нового лечения не знаю. Могу только предполагать. Детей точно иметь не сможешь.
-Согласен, - ещё раз твёрдо ответил Шура.
-Сколько тебе лет? Согласие родителей нужно.
-Нет родителей. Никого нет, - соврал Шура, - сам себе хозяин.
Был Шура в свои восемнадцать лет низкорослым щуплым пацаном. Болезнь, многочисленные лекарства и анестезия остановили рост.
Врач, усомнившись, проверил документы, и, увидев, что совершеннолетний, пригласил на беседу.
-Александр, должен вас ещё раз предупредить. Последствия неизвестны, но одно могу сказать точно. Вам облучение придётся делать в области детородных органов, а потому детей не будет точно.
-Доктор, а у меня их и так не будет, - с напускным весельем ответил Шура.
-Как так? - не понял врач.
-Так помру ведь, - пожал плечами Шурка и продолжил , - ещё пару лет назад смерть мне пророчили. Так что зажился я порядком. Давайте ваши лучи!
И доктор забрал Шуру в клинику, где он проводил испытания.
Первых три сеанса дали положительную динамику, снимки показывали значительное улучшение состояния кости. Хотя снаружи раны были огромны, и все по-прежнему гнило.
Но через некоторое время, раны и снаружи начали затягиваться, и впервые за длительный срок Шуре дали отпуск, позволили побывать дома.
Он испытал двойственные чувства: с одной стороны он соскучился по своей родне, а с другой он чувствовал обиду.
Да, он понимал, что у всех своя жизнь. Дети малые у обеих сестёр, Борька в армии, сверхсрочно остался, Валя вообще в свои шестнадцать лет - хозяйка в доме, все на ней. Хозяйство теперь небольшое, но все же.
В общем, не поехал он домой, а поехал в своё отделение, где лежал долго. На своих пошел так сказать. Ну как на своих? На костылях поковылял. Но был он безумно этому рад. Доктор обещал, что дело тростью обойдётся, не будет костылей. Научит он его с тростью ходить. Хороший физиотерапевт есть, он потом Шурой заниматься будет.
Парень был счастлив, за долгое время оказавшись в городе впервые. Он радостно подставил лицо солнцу! Оно уже не было таким жарким, лето было на исходе. Шура с удовольствием вдыхал аромат зелени.
-Эй, мужик, - обратился он к проходящему мимо, - помоги мне, пожалуйста, на траву прилечь, хочу полежать на земле.
Прохожий помог Шуре лечь.
-Как же потом поднимешься? — спросил он.
-Да, попрошу кого-нибудь, - беззаботно ответил Шура.
-А давай-ка, я подожду, пока ты лежишь. Посижу вон на лавке, кликнешь меня потом!
Мужик во всем помог Шуре, и до клиники даже проводил.
Ох, как обрадовались ему там! Все, кто мог ходить, вскочили, а ко всем лежачим в своём отделении он сам подошёл. Ребят с таким же диагнозом очень подбодрил Шуркин случай.
Тут прямо в то самое время, к Ивану, закадычному Сашиному другу, мама пришла. Доктор разрешил забрать его на недельку.
-И меня на недельку отпустили, только не хочу я домой, - с грустью сказал Шура.
-Как же так, Саша? Они ждут тебя наверное? - спросила Ванина мама.
-Нет, тетя Лида. Они даже не знают, что я уже в другой клинике побывал. Давно не было никого, месяца три уж наверное. Я волновался сначала, думал, может, что случилось, но потом понял, что ежели беда, так точно сообщили бы. Нина работает тяжело, Аня с Петей тоже, а Валя за Юркой смотрит и за хозяйством. Когда им ещё и ко мне бегать. Лежу и лежу.
Тетя Лида горестно вздохнула, жалко ей Сашку стало. Матери нет - и не нужен никому особо.
Вот ее Ванечка тоже уж второй год лежит. Так она каждый день ездит, с работы пришлось уйти. Хорошо, что муж зарабатывает, и огород огромный. В районе они жили. Земли десять соток, корова, куры.
-Шура, а поехали к нам? Мам, давай Шурку к себе повезём? Шур? — Ваня умоляюще посмотрел на мать.
-Поехали! - быстро согласился Шурка.
-Конечно! - обрадовалась тетя Лида.
Домой Шура пришёл только тогда, когда доктор ему сказал:
-Саша, болезнь полностью отступила. Ты здоров, теперь нужна хорошая физиотерапия, я тебе ее обещал. Будешь приезжать дважды в неделю. Иди домой, Шура!
Парень сидел на кушетке в кабинете доктора. После этих слов он как-то долго и отстранённо посмотрел на Ивана Алексеевича, словно мимо него, и сказал задумчиво:
-Цветы какие у вас…все-таки красивые…на подоконнике…Света их поливает…я видел. Не раз.
Затем Шурка поднялся и без костылей сделал один прыжок до доктора, доктор близко сидел. Он обнял его так крепко, как обнял бы в этот радостный момент отца. Он прижался к доктору так сильно, как прижался бы к матери, прося у неё защиты.
Шура молчал, он не мог говорить. Что можно сказать человеку, который спас тебе жизнь и сохранил ногу. Да, она была почти на двадцать сантиметров короче, но это не Иван Алексеевич сделал ее такой.
-Иван Алексеевич, я буду ходить! Сам! Я не могу встать сейчас на колени, у меня не получится. Доктор, что там колени, я бы вам весь мир подарил!
Иван Алексеевич держался до последнего, а потом тоже прослезился, но, быстро взяв себя в руки, сказал:
-Отставить слезы! У нас ещё много работы! Отправляйся, Шурка, домой!
Ходить на костылях было очень трудно, но Шура не замечал этой боли, ему казалось, что он бежит! Он летит.
Когда он подходил к бараку, то издалека приметил Валю. Она вешала белье.
Увидев Шуру издалека, она вскрикнула, бросила своё занятие и побежала навстречу брату.
-Валька, егоза, не урони меня, - рассмеялся Шура.
Валя стрекотала как из пулемета. Она задавала столько вопросов, что Шура после пятого перестал отвечать.
Тогда Валя крикнула:
-Ну ты что не отвечаешь? Рассказывай все. Ты насовсем?
-Да, Валя, я здоров.
На следующий год Шура поступил в техникум. Выучился на бухгалтера. В техникуме он встретил девушку, сыграли свадьбу, прожили пять лет. Шура сразу, ещё до свадьбы, рассказал о себе все и сообщил, что детей не будет. Хохотушке Ольге было все-равно, но в двадцать пять лет Оля почувствовала острое желание иметь детей. Как было ни тяжело, но с Шурой пришлось расстаться.
Долго Шура жил один. В двадцать восемь лет стал так хорошо зарабатывать, что ушёл из барака, снял комнату. В тридцать лет снова женился на женщине старше себя на семь лет, детей у неё не было и не могло быть. Шура был счастлив. «Ну вот и встретил я свою половинку, как хорошо». Но счастье продлилось недолго, Наташа сильно запила. Шура долго боролся, советовался с любимым Иваном Алексеевичем, но все тщетно. Наташа пила и пила, с работы выгнали, и она открыто, не таясь, стала заливать своё горе, начиная пьянку с утра. Шуре было очень больно смотреть на все это, но тратить жизнь снова он не хотел. Он и так с глубокой болью вспоминал о трёх годах, проведённых по больницам. Шура хотел жить и радоваться жизни, а постоянные Наташины запои не способствовали этому.
Татьяна Алимова