Осенний дождь накрапывал холодными тяжелыми каплями, насыщая и без того мокрую землю. Прошел грибной сезон. Люди готовились к долгой зиме. Дрова, заготовленные с лета, терпеливо ожидали свой черед в дровянике. Работы не было.
Ночами подмораживало. Саныч плелся по склизкой дороге, набирая грязь на сапоги. Он возвращался из леса, промок до нитки и куртка, совершенно не могла сохранить тепло тела. Он поежился, сжимая в руке пакет с последними дарами леса – груздями переростками. Сейчас дойду до дома и пожарю их себе, – мечтал он о пище. Зажгу дрова. Еще вчера он притащил три полешка, найденные у чужого забора, но печь не топил.
Как всегда, он хотел есть, пить и тепла. Только в его доме все было пусто и уныло. Летом еще ничего. Жить можно. Кругом ягоды, зелень с чужих огородов, можно заварить чай с крапивой и смородиновыми листочками. А вот теперь придется снова затягивать потуже ремень.
Он привык к такой жизни, иногда ходил по дворам, подрабатывал. Его хорошо кормили, угощали, чем могли. В остальное время он подворовывал. Знал все погребные ямы, бабьи закутки. Залезет к кому нибудь, наберет картошки ведро и был таков. Потом неделю живет припеваючи. Иногда решался на курочку. Но много ли их поймаешь? Заподозрят тебя и прибьют, за здорово живешь. Старался сильно не шалить.
Сердобольные старушки иногда угощали его пирожками, котлетами, давали сало или колбасы, снабжали одеждой своих, ушедших в иной мир, стариков, за любую работу по дому, требующую мужской силы. Хороший мужик не пойдет к старушке время тратить, а Саныч на все согласен. Бывало, что просто придет и сидит в теплой избе, подставив руки к жаркой печке… погреется. Бабка и даст ему чаек с бубликом. и ей веселей, и ему подспорье. Встанет и пойдет дальше. Временами перетаскивал тяжелые ящики и мешки с мукой, сахаром в магазине у Дуськи. Та давала ему хлеба, колбасы, рыбные консервы. ничего, жить можно, так пролетало время.
Вообще то, Саныч, был толковым мужиком, работягой и хорошим семьянином. Но случилось несчастье: его жена, верная подруга жизни, случайно, утонула прямо на его глазах. Он не успел ее спасти, пока добежал до места, сильное течение сделало свое дело. Достали уже бездыханное тело. Он так кричал, переживал, что тронулся умом, три месяца пролежал в психбольнице. Ему кололи неизвестные лекарства и он стал тихим и спокойным, не от мира сего. Как маленький ребенок. Улыбался весной при виде первых цветов, пчелы, цыплят, вылупившихся из яиц. Смотрел и смеялся, а по щеке текла слеза. Уживались в нем горе и радость, печаль и доброта. Он никого не обижал, не трогал, молчал, существовал, как придется, словно перекати поле, гонимый ветром. Приезжал к нему сын, хотел забрать его к себе, но Саныч упрямо держался руками за столб и плакал. Его оставили в покое.
Он опрометью кинулся на могилу к жене и два дня лежал там, не вставая, поглаживая рукой заросший травой холмик.
Никто не слышал, как губы его тихо шептали: «Я с тобой, моя родная, ты не бойся, я всегда буду с тобой».
Осознав, что его никто не трогает, он вернулся в дом.
В конце июля в деревню приехала учительница с маленькой дочкой. Девочка весело играла на лужайке дома с собачкой соседки. Она резвилась, бросала палку, а шустрый Шарик, приносил ее обратно. Валентина Ивановна, мама девочки, прибиралась в старом доме, стирала белье и вывешивала на веревку во дворе. Саныч заворожено смотрел за тихой жизнью женщин. Ему нравились ее добрая улыбка, размеренные движения, милый голос. Может он видел в ней свою жену? Он улыбался нежно, впервые за последние пять лет. С тех пор, Валентина часто находила на скамье у калитки букеты полевых цветов, плетеные венки или ягоды на огромном листе лопуха.
Как то раз, к дому привезли бревна и сбросили их прямо у ворот. Пришел Митрич, распилил все дрова бензопилой и удалился.
- Видимо председатель заставил, - подумал Алексей.
А вот колоть дрова никого не снарядили и женщина, каждый день пробовала осваивать новую работу. Не зная как правильно колоть, она мучилась, пробовала и так и сяк, пытаясь расколоть неподдающиеся чурки. Сил было маловато и она, провозившись с одной, вытирая вспотевший лоб платком, уходила в дом. Долго горестно смотрела из окна на эту кучу и выходила к ней снова, на следующий день.
Саныч решился помочь. Он принес свой колун, острый и крепкий. Снял рубашку, плюнул на ладони и приступил.
Тюк, тюк. Послышалось на улице. Валентина подскочила с кровати и выглянула в окно. Мужчина с голым торсом ловко работал топором. Поленья разлетались в разные стороны играючи. За пол дня он наколол добрую кучу, а завидев ее, быстро оделся и поспешил домой. Она окликнула его, но он только ускорил шаг. Через два дня все повторилось.
Местные бабы уже рассказали ей о странностях Саныча, но все, в один голос, твердили о его доброте, и она решила просто покормить его. Предложив чашку супа.
Он посмотрел в ее глаза и присев на скамейку, с аппетитом съел все.
- Спа-си-бо, - проговорил он, растягивая слова.
Колотые поленья она переносила в сарай. Он колол, она носила. Оленька тоже помогала маме. Шарик путался под ногами, а потом, вдруг, стал брать тонкие полешки зубами и резво таскать их в сарай. Всем было смешно.
- Молодец Шарик, - говорила девочка, теребя его за холку.
Наконец работа была завершена. Он уже так привык к ее еде, запаху, улыбке. Ему было жаль расставаться. Принес девочке зайчика, вырезанного из дерева. Ксюша была очень рада. Она дергала его за край рубахи и просила сделать ей еще медведя.
Наступило первое сентября. Дети, наряженные шли в школу. Валентина была красива в своем черном сарафане с белой блузкой. С портфелем в руке, она шагала по улице, держа дочку за руку, здороваясь с учениками и, совсем не замечала, что следом за ней, в отдалении, семенит Алексей, чувствуя свою причастность к этому безудержному дню, солнышку, осени. Ему просто было радостно на душе и он восхищался людьми, снующими вокруг него, небом, цветами. Встав у столба, подальше от всех, он смотрел за праздником. Ему с лихвой хватало этого краешка счастья. Он любовался ей, детьми, всеми.
О чем он думал в этот момент? Наверное, просто наблюдал, осознавая свое неуловимое причастие к их жизни, он просто был в этом моменте.
А сегодня такая сырость, слякоть. Он плелся по склизкой, мокрой дороге, продрогнув от дождя и ветра. Деревья уже сбросили свою листву и смешивались с грязью на земле, местами оставляя желтые и красные следы своей былой прелести. Темнело. И он вдруг наткнулся взглядом на машину, стоящую у дома учительницы.
- Кто это? – Екнуло сердце. Почему то, чувство тревоги закралось ледяным холодом под рубашку.
Он осмотрел машину со всех сторон и прошел во двор к светящимся окнам. Подставил чурбачок и заглянул во внутрь.
У стола сидел мужчина. Валентина стояла у стеночки, убрав руки за спину, было видно, как она сильно боится. Шел тяжелый напряженный разговор. Слов не было слышно. Но мужчина пока говорил спокойно. Ее губы шевелились совсем немного, наверное, она говорила короткое «нет».
Мужчина подскочил, занес руку над ее головой и ударил. Он видел ужас в ее глазах, видел, как она успела закрыться рукой, но от сильного удара отлетела в сторону и упала на пол.
Он схватил чурбачок и кинулся к машине, разбил им стекло. Громкий сигнал взбудоражил село. Залаяли собаки. Люди выбегали из домов и уже неслись на звук, к дому учительницы. Во двор выскочил мужчина, он помнил, что закрывал машину, а тут такой непрекращающийся сигнал. Резкий удар сзади и все стихло. К дому бежали селяне с криками, что случилось?
Мужчина хотел быстро скрыться, но крепкая рука схватила его за ногу, он отбивался, ударил еще раз, еще, но хватка стала еще сильнее. Тут его и схватили.
- Стой, св…, не уйдешь, - кричали взбесившиеся мужики. Хотели его хорошенько избить, да пришлось отдирать руки Саныча, цепко взявшие в плен ногу не прошенного гостя.
Вызвали скорую, милицию. Валентине оказали помощь на месте. У нее был сильный ушиб головы и руки, она успела получить два удара ногой в живот, а вот Саныч пострадал сильно. Его голова была разбита и представляла собой одно сплошное кровавое месиво, видимо в пылу бегства, негодяй бил по ней ботинком.
Приходил в палату милиционер, снимал показания.
Валентина навещала его в больнице, привозила еду и фрукты. Оленька подарила ему своего любимого мишку.
- Я вам так благодарна, Алексей Александрович, не знаю, что бы с нами было, если бы не вы. А теперь его будут судить за нанесение тяжелых телесных повреждений. Хорошо, что вы живы остались. Но теперь он долго не появится у нас, может, вообще, никогда.
- Хорошо бы, - тихо проговорил Саныч. Теперь он был героем среди людей. Удивительно, но он поправился, вернулся домой, сходил к дорогому и милому холмику. Долго сидел рядом с ним, гладил траву и говорил:
- Прости меня, Машенька, что опять я не пришел к тебе. Наверное, надо жить дальше. За нас двоих. А синяки ничего, заживут.
Он вернулся домой, оглядел свое убогое жилище и стал постепенно приводить его в порядок.
Бабы увидели такое чудо и, уже понесся по всему селу слух¸ оповещая всех.
- Саныч за ум взялся.
Потянулись к его дому люди. Несли: кто скатерти, кто стулья, кастрюльки, полотенца, коврики, одеяла. К вечеру изба была заполнена вещами, украшена, сварены щи. Теперь это снова был уютный и теплый дом, здесь хотелось остаться, спать, жить. На окнах висели веселые шторочки, в углу стоял телевизор, это точно Михалыч принес, сосед, у него их два было. Вот спасибо.
- Спасибо всем, спасибо, - благодарил он всех. Накрыли стол, отпраздновали возвращение человека в нормальную жизнь. Размышляли.
- Вот ведь, какая штука жизнь. У одного все есть, машина – раз, квартира – два, - перечислял Денис Карпович, председатель,, загибая пальцы на руке, - семья отличная, а он в зверя превращается. И чего человеку не хватает? Живи, радуйся, с дитями общайся. Нет. Злобы в душе много.
- Это он от жадности. Иметь хочется все, вот здесь, - Михалыч сжал свой увесистый кулак, - держать в руках, чтоб никто не покушался на его добро. Жадность, одним словом.
- Правильную мысль сказал, Михалыч. Вот за что я тебя уважаю, ты все по полочкам расставить можешь. А мы с тобой помочь должны Санычу. Дров ему подкинуть и работой обеспечить.
- Да, это мы можем. Сделаем, председатель. Митрич придет распилит.
- А я тебе, Лешка, молоко буду давать. – Отозвалась баба Нюра. – Сколь мне нужно самой то, совсем чуток. А моя Зойка три литра дает. - Похвасталась она своей любимицей козой.
У Саныча наворачивались слезы. Приятно слышать, когда ты кому –то нужен. Получать заботу.
С того самого дня, Саныч ожил, устроился работать на местную лесопилку, приоделся и жил, как человек. Оленька часто прибегала к нему домой, он рассказывал ей сказки, вырезал по вечерам игрушки и дарил их всем детям.
На улице был сильный снегопад. Зима постаралась на славу, засыпая снегом все в округе. Небо без устали сеяло и сеяло снежную крошку, превращая землю в волшебную сказку. Только стволы деревьев торчали из него темными пятнами, да заборы. Трактором расчищали улицы, чистили дорожки. Алексей ловко орудовал лопатой, наваливая огромные сугробы вдоль тропинки. Поднял голову вверх. Оттуда, из глубины небес неслись к земле, спешили, сыпались нескончаемым потоком снежинки на лицо, на ресницы, щекотали нос, приходилось закрывать глаза. Заносило землю белым холодным пухом, заносило понемногу и его печали песком времени.
Он смотрел, как дети веселятся на горке, по очереди съезжая вниз на санках. Улыбнулся. Приближался новый год, что еще принесет он ему?
Время покажет.