Наступил октябрь. Листва выстелила красно-жёлтым ковром землю. Вместе с падением листа с деревьев ушла из речек рыба. Тайга стала скучной. По небу плыли суровые тучи, выбрасывая иногда на землю то дождь, то снег. Низкая облачность стала причиной первой задержки на одном из наблюдательных пунктов.
Продукты закончились ещё сутки назад, мы ели рябчиков, сваренных на костре без соли. Поднявшийся ветер сделал невозможной дальнейшую охоту: вся птица попряталась. В итоге мы имели двух рябчиков на четверых, и было ясно, что из-за плохой погоды нам придётся задержаться на этом знаке. Я решил, что проводник должен ехать к нашему продуктовому складу, до которого осталось двенадцать километров. Учитывая, что лошадь Дмитрича была ослаблена постоянной работой и недостаточным питанием, проводник должен был переночевать у склада и рано утром выехать к нам с продуктами, не съезжая с тропы для охоты, чтобы не разъехаться с нами. Если получится отработать на пункте до возвращения Дмитрича, то мы сразу двинемся ему навстречу.
Проводник уехал, а мы остались ожидать рабочую погоду. Я всё время находился у прибора, ожидая хорошую видимость. Наблюдательный пункт был построен на одном из останцев и был очень удобен для выполнения наблюдений.
Наконец, разогнав все тучи, утих и ветер. В конце дня установилась тихая ясная погода. Мы с Зоей отнаблюдали зенитные расстояния, затем сделали привязку азимутных пунктов, в завершение измерили горизонтальные углы. Проверив вычисления в журнале и убедившись в качестве выполненных наблюдений, мы закончили работу и спустились к нашему табору.
Уже приближались сумерки, поэтому было решено заночевать здесь. Выпив бульон, оставшийся от сваренных ранее рябчиков, мы легли на заслуженный отдых, предвкушая сытный обед из вареного и запечённого картофеля с сухарями, который нас ожидает завтра.
Ранним утром наш отряд начал движение на восток. Настроение было приподнятое, казалось, что все трудности уже позади. Впереди осталось всего четыре пункта и около пятидесяти километров пути. Мы весело болтали и шутили, пока, наконец, не услышали ржание лошади Дмитрича. Наши лошади ей ответили и прибавили шаг. Я радостно приветствовал проводника, но он был не весел, сразу сообщив, что склад наш ограблен. Сухари, картофель, крупу и соль забрали неизвестные люди. По заключению Дмитрича, злоумышленники приплыли по речке на лёгкой лодке, скорее всего, заготавливая рыбу впрок. Склад они обнаружили по деревьям со срезанной с них корой, которой мы накрыли продукты. Грабители так же аккуратно закрыли наш схрон, оставив полведра картофеля и столько же сухарей. Их расчёт оказался верным: продуктов вполне хватило бы, чтобы, не голодая, выйти из тайги до ближайшего населённого пункта. Но нас связывала работа...
Пройдя с полкилометра до ближайшего ручья, мы сварили рябчиков, заботливо добытых Дмитричем, и запекли в углях картофель. Во время обеда состоялся производственный совет. Мы рассуждали, как в создавшейся ситуации следует поступить правильно. Можно было, конечно, бросить работу и вернуться в посёлок за продуктами, но значительная потеря времени ставила под вопрос успешное завершение всего полевого сезона, ведь эффективно работать в условиях зимнего времени оптические приборы не могли, что доказал опыт позапрошлого года. Не имело смысла пока отправлять Дмитрича специально за продовольствием в Улюколь, так как лошади наши были слишком слабы и такой длительный переход займёт много времени.
Рассуждая таким образом, мы пришли к выводу, что работу лучше продолжить всей бригадой. Дмитрич должен был теперь постоянно заниматься охотой, и если нам повезёт, то, добыв какого-нибудь зверя, мы решим вопрос питания окончательно.
Я был доволен коллегиальным решением нашей бригады, согласился с ним, но добавил, что если у кого-нибудь появиться другое мнение, то он должен сразу напрямую заявить об этом. Были установлены довольно жёсткие нормы расхода оставшихся продуктов и мы незамедлительно двинулись в путь.
Дмитрич всё время был занят поиском следов какого-нибудь зверя. Однажды он обнаружил схрон медведя, где лежал убитый сохатёнок. Мясо взять было невозможно, так как оно уже изрядно протухло, и Дмитрич устроил засаду на хищника. Он просидел всю ночь на дереве, но медведь не пришёл. В другой раз наш проводник увидел следы изюбря и пытался его преследовать, но лошадь была слишком слаба для этого. Почуяв погоню, изюбрь легко ушёл от охотника. Тем не менее, по пять-семь рябчиков Дмитрич добывал каждый день. Когда позволяла обстановка, ему помогала Зоя.
Спустя шесть дней продукты полностью закончились, несмотря на всю экономию. Теперь наш рацион состоял только из диетического мяса рябчиков. Зоя шутила, что многие гурманы могли бы нам позавидовать, так как рябчики считаются деликатесом у ценителей здоровой и полезной пищи.
Погода уже не давала полноценно работать: часто шёл дождь или снег, дул сильный ветер. Приходилось просиживать на пунктах по несколько дней.
Наконец, мы достигли последнего триангуляционного пункта нашего маршрута. Остановились на ночлег в трёх километрах от него, поставили палатку, предварительно наломав пихтовых веток в качестве подстила, развели добрый костёр и приготовили ужин, который состоял из трёх рябчиков. Всех радовало, что скоро мы закончим нашу работу, лишь бы погода дала такую возможность.
Стемнело, и начался обильный снегопад. Снег перестал идти только утром и покрыл всю тайгу белым покрывалом. Мы попили оставшийся с вечера бульон и пошли в довольно крутой подъём к пункту. Он представлял собой двадцатиметровую пирамиду с установленным наверху столиком для инструмента. Видимость была отличной, но дул сильный ветер, который раскачивал сигнал, а вместе с ним и столик с прибором. Не было возможности ровно навести инструмент на точку визирования.
Я спустился с пирамиды и отдал приказ немедленно выдвигаться всем в посёлок, до которого было немногим больше тридцати километров. Сам я решил остаться и ждать, когда стихнет ветер и установится рабочая погода. Анатолий Дмитриевич должен был сменить лошадей в колхозе, взять продукты, тёплые вещи и вернуться за мной.
Мои спутники запротестовали. Дмитрич говорил, что, оставшись один, я рискую получить голодный обморок, который может случиться на сигнале, а это обеспечит моё падение с двадцатиметровой высоты. Он предлагал забить одну лошадь и использовать её мясо для полноценного питания. Зоя соглашалась с проводником и добавляла, что по инструкции одному запрещено производить геодезические работы. Она заявила, что никуда не пойдёт, пока мы вместе не закончим наблюдения. Володя был немногословен, но также со мной не согласился.
В ответ на доводы, которые были вполне разумны, я ответил, что несу персональную ответственность за организацию и производство работ, поэтому моё слово решающее исходя из принципа единоначалия власти. Положение наше слишком серьёзное, чтобы тратить время на дебаты и споры. В создавшейся ситуации я не изменю своего решения, которое принял, исходя из многолетнего опыта работы в тайге, и считаю его единственно верным.
Мои товарищи замолчали. Мне показалось, что они были немало удивлены моим твёрдым решением и командным тоном, не терпящим возражений. Чтобы смягчить обстановку, я разъяснил членам бригады свою позицию. Мы уже потеряли одно вьючное животное, за которое мне придётся отчитываться. Выпавший снег лишил подножного корма оставшихся лошадей. Если случится их падёж, то мы, не имея продуктового запаса, своими силами не сможем вынести из тайги имущество экспедиции: прибор, палатку, одеяла, седла, уздечки, карабин, ружьё и прочую мелочь. Всё это является материальными ценностями, которые я обязан сохранить, а не использовать по своему усмотрению, как предлагает Дмитрич. Кроме того, если будет продолжать идти снег, то ослабленные лошади и люди не смогут преодолеть его высокого покрова, а это приведёт к самым печальным последствиям. Что касается требования Зои остаться со мной, то я его отклонил по простой причине: в нашей ситуации гораздо проще добыть питание на одного человека, чем на двоих. При этом слепо следовать требованиям инструкции я не намерен, потому что в ней не предусмотришь все обстоятельства, сопутствующие работе в полевых условиях.
В завершение я торжественно пообещал, что если почувствую себя плохо, то не стану подниматься на сигнал и буду ждать возвращения Дмитрича; что бы ни случилось, не уйду никуда от пункта и не сверну с тропы в случае успешной работы и самостоятельного движения к посёлку; буду себя беречь и действовать осмотрительно. Зоя плакала, Дмитрич качал головой, а Володя уже седлал лошадей. Возражений более не последовало.
Мои товарищи ушли, а я перенёс к сигналу палатку и два тёплых одеяла, затем развёл костер из строительного мусора, которого здесь было в достатке после бригады Тузовского, и лёг отдыхать. Накопившаяся усталость позволила мне крепко уснуть, несмотря на голод.
Вечером, я поднялся на сигнал. Наблюдать оказалось всё ещё невозможно. Походил немного вокруг табора в надежде подстрелить рябчика, но ветер разогнал всю птицу. Мне осталось лишь развести костёр, в который я положил большое сырое бревно, чтобы оно тлело всю ночь.
Пробудился я сразу, словно кто-то меня толкнул. Сел и прислушался. Ветер утих, тайга замерла, казалось, что все её обитатели старались не нарушать наступившую тишину. Я вышел из палатки, погода была ясная, видимость отличная, ничто не мешало выполнить оставшиеся наблюдения. Поднявшись на пирамиду, я отнаблюдал основную программу и азимутные пункты, а к полудню измерил зенитные расстояния.
Работа закончена, я отдыхал, прихлёбывая кипяток. Как бы ни торопились мои товарищи, раньше сегодняшнего вечера они не придут в посёлок. Дмитрич двинется в обратный путь завтра и на свежих лошадях прибудет сюда после полудня.
Я решил не дожидаться проводника, а выйти ему навстречу. Сборы были недолгие: я взял свой топорик, ружьё, сумку с документами уложил в рюкзак. Прибор завернул в одеяло и оставил в палатке. Свой маршрут я поделил на два этапа. До сумерек мне необходимо было дойти до балаганчика, построенного бригадой Тузовского, где я рассчитывал переночевать, а утром продолжить путь уже до посёлка. В пути мне необходимо было добыть хотя бы одного рябчика. Не спеша я шёл по нашей тропе, которая была действительно удобна для пешего хода. Стало значительно теплей, снег таял под лучами солнца, которое отдавало последнее тепло перед долгой зимой.
Подходя к ельнику, где предполагал найти рябчиков, я снял ружьё с плеча, взвёл курки и осторожно вошёл в чащу. Пройдя совсем немного, я увидел сразу трёх рябчиков, которые сидели на разных деревьях. От волнения меня бросило в дрожь, руки не могли держать ружьё ровно. Но приводить свои чувства в порядок не было времени: ещё секунда – и птицы улетят. Я дал залп, но промахнулся. Вторым выстрелом я пытался сбить улетающего с вершины высокой ели рябчика. Он летел вниз под острым углом, а после выстрела изменил траекторию и, казалось, упал. Я на коленях искал его в траве, но тщетно. Расстроенный, я сел на землю и подумал о том, что добытчик из меня дрянной. Одно дело стрелять дичь ради спортивного азарта, когда трофеи удовлетворяют одно лишь честолюбие, и совершенно другой смысл приобретает охота, когда добыча решает вопрос выживания.
Мне вспомнились слова Анатолия Дмитриевича, который одухотворял тайгу и наделял её каким-то единым, не познанным человеком, разумом. Он говорил: «В трудный час тайга хорошему человеку обязательно поможет».
Ну что же, тайга дала мне шанс – я его не использовал. У меня кружилась голова, то ли от голода, то ли от неудачной охоты. Вставать не хотелось, навалилась какая-то усталость и равнодушие к своей дальнейшей судьбе. В таком состоянии человек теряет волю, я понимал это, поэтому рывком поднялся с земли. Развернувшись к тропе, я увидел белку на отдельно стоящей берёзе. Подошёл ближе. Глядя на белку, я подумал: понимает ли она, что сейчас будет убита? Чтобы выжить, ей необходимо бежать немедленно. Но белка, высунув голову из-за ствола тонкой берёзы, пристально на меня смотрела маленькими чёрными глазками. Такое положение зверька оказалось весьма удачным для меня. Очень медленно я зарядил ружьё, плавно его поднял и выстрелил в голову белки, не повредив маленькое тельце.
Со своей добычей я скоро добрался до балагана. Одну половину белки я сварил в кружке, другую часть пожарил на костре, надев на прутик. Я медленно ел мясо, наслаждаясь каждым его кусочком. Закончив ужин, прилёг у костра и сразу уснул. Проснулся в полночь. Мне не захотелось ждать утра, и я сразу отправился в путь.
В Улюколь я пришёл, когда солнце ещё не встало. Дмитрич седлал коней, он очень обрадовался моему возвращению и крепко жал мне руку. Теперь ему не было смысла спешить, и во время завтрака за общим столом я подробно рассказал о том, как заканчивал работу и выходил из тайги.
Прибежала Зоя Морозова, обняла меня и заявила, что мне теперь полагается медаль «За отвагу», а лучше орден Красной Звезды. Потом пришла моя жена с сынишкой, и я отправился отдыхать домой на съемную квартиру.
С полным текстом можно ознакомиться, пройдя по ссылке: