"Она словно примёрзла к стулу и никак не могла подняться, чтобы как-то успокоить плачущую Глафиру Трифоновну, найти нужные слова… но слова не находились, чёрная, густая пустота залила всю её изнутри. Что тут эта злополучная телеграмма, которую она нашла и так возмущалась такому поступку Володи…"
НАЧАЛО.
Глава 23.
Сумбурный Лёлькин рассказ длился долго, она то замолкала, обдумывая что-то, то осторожно подбирала слова. Глафира Трифоновна слушала молча, внимательно глядя на свою гостью.
Не знала Лёлька, какие подобрать слова, как рассказать о её потере, чтобы не волновать и без того изведавшую немало горя за последнее время бабушку. Старалась не показывать слёз, которые то и дело подкатывали к горлу, особенно осторожно она говорила о том, как потеряла малыша и после попала в больницу.
- Не знаю, что это было, конечно. Нужно было делать углублённое обследование, может быть в Москве это и было бы возможно, но здесь… И Гладков, и врачи в районной больнице сделали всё, чтобы спасти мне жизнь. И я думаю, что сам Иван Тимофеевич уверен в том, что это… было чем-то спровоцировано, но доказать это уже не было возможности. Да и я была в таком состоянии, что искать правду у меня просто не было сил. Только я всё же подозреваю, что это не обошлось без участия моего мужа…
Лёлька отвела глаза от приоткрытого окна, куда она смотрела, рассказывая свою историю. А за окном собиралась гроза… Где-то далеко, ещё за лесом ползла тёмная сизая туча, словно бы цепляясь брюхом за вершины елей. Вдалеке глухо и грозно ворчал гром, угрожая совсем скоро разразиться ливнем и молниями над Ключевой. Всё живое притихло и попряталось в ожидании стихии.
- Гроза идет…, - сказала Лёлька, в окно проникал ветерок, напоенный запахом грядущей грозы, - Надо домой бежать, а то потом на сколько ливень зарядит, неизвестно.
- Опиши своего мужа, только подробно, - попросила Глафира Трифоновна.
Лёлька взглянула на бабу Глашу и всполошилась, лицо хозяйки словно бы посерело, глаза провалились, а руки беспокойно сжимались.
- Глафира Трифоновна! Не волнуйтесь вы так! – Лёлька обняла бабушку за плечи, - Я уже в порядке, ничего не беспокоит! Да и вообще, после того, что я узнала… и как телеграмму нашла, поняла – хорошо ещё, что я отделалась от него сейчас, а не через десять-двадцать лет такой жизни! Сама дурочка – за своей любовью очевидного не замечала!
- Ты не понимаешь! – Глафира Трифоновна встала, и беспокойно заходила по комнате, - Ты не понимаешь, Лёлечка! Ведь получается… получается… Расскажи мне, как выглядит Владимир! Хорошо бы фото глянуть, конечно.
- У меня есть свадебное наше фото, но дома. Если хотите, я в следующий раз принесу. А сейчас прошу вас, успокойтесь! Давайте-ка я вам давление померяю, мне не нравится ваш вид! Зачем вообще мы с вами завели этот разговор, всё уже давно в прошлом, и я зажила своей жизнью…
- Ты не понимаешь, Лёлечка, не понимаешь, - говорила баба Глаша, дыхание её стало хриплым и тяжёлым.
Лёлька усадила бабушку и достала из своей сумки тонометр, злясь на саму себя, за свои откровения и непредусмотрительность.
- Всё, успокаиваемся, это не дело.
- Ничего… ничего, я сейчас приду в себя и всё тебе расскажу. Марину эту я знала… Встретились мы с нею, когда она искала себе жильё, чтобы переехать от вредной и придирчивой хозяйки, которая ей не нравилась. Это только так кажется, что у нас тут чуть не каждый хозяин готов приезжему угол сдать, а на самом деле это не так. Люди незнакомым не очень доверяют, да и посторонний человек в доме тоже не всем понравится. А ещё у нас управление частенько любит устроить что-то наподобие проверки по сдаче жилья, вроде бы как незаконно деньги-то за это брать… Вот эту Марину кто-то и отправил ко мне спросить, не сдам ли комнату, ведь одна в большом доме живу.
Рассказывая, Глафира Трифоновна вроде бы даже порозовела немного, дышать стала полегче, и Лёлька решила, что той просто нужно тоже выговориться, а потому не стала её прерывать, пристально наблюдая за нею. Эта загадочная Марина мало теперь интересовала Лёльку, больше она беспокоилась за состояние Глафиры Трифоновны. Ну, что с того, с кем тут крутил романы её почти бывший муж, и сколько у него тут было таких вот «Марин», с ним и так всё понятно – он в жизни Лёльки уже стал прошлым.
- постояльцев не пускала никогда, не привычная я к людям, - продолжала Глафира Трифоновна, - Мы с Дусей когда-никогда посидим, поговорим за чайком, когда и ночевать друг к другу ходим, одно время думали вообще в одном доме жить, да не смогли решить в котором. Для каждой их нас дорог родной-то дом… столько здесь прожито-пережито… Ну вот, Марине тогда я отказала, но она пришла в другой раз, уже у Дуси мы с нею встретились, сестра моя приболела, я в больницу сбегала, вот Марина и пришла после укол делать. Снова заговорила снами про это – может или я, или Дуся ей комнату сдадим. Ну, потом ко мне домой заглянула, приветливо так обращалась, я её на чай пригласила, поговорили. Жаловалась она, что люди у нас тут злые, не любят её, обижают. Личным со мной поделилась, только просила не рассказывать никому… А я что? Кому расскажу, кроме Дуси, да и той это не интересно, у неё тогда своих забот полно было – внучка приболела в районе, она туда поехала. Так вот, тебе теперь первой рассказываю… Марина сюда приехала за мужем, посадили его за преступление – человека он убил, да не просто случайно, а жестоко… Сперва Марина развод оформила, вроде бы как чтобы не было тени на ней никакой, но мужа она любила, а потому и приехала поближе к нему. У нас ведь тут много таких… заведений в округе, с испокон веков остроги строились. Потому она потом и в лесопосёлок работать поехала, там ведь тюрьма-то в километре всего. А пока здесь жила, стал за ней парень ухаживать, она так и сказала про это – вроде умом понимаю, что он лучше моего мужа, хороший, работа есть, а всё же сердце не отзывается. Так видать и водила его за нос, мне-то она сразу с хитринкой показалась – от влюблённого по уши мужика ведь одна польза! Вот она и пользовалась. А я ведь не знала, что это Володя твой… Она имени не называла, а вместе я их только раз видела, и то мельком у магазина – они быстро поговорили, да и разошлись.
Гроза всё ближе наползала на Ключевую, скрыв собою дневной свет, казалось, что за окном уже поздний вечер. Порывы ветра гнули рябину за окном, срывали листочки со старой яблони и разбрасывали их по двору, а разговор продолжался.
- Потом уехала Марина, ну, люди болтали, да я и внимания не обратила, только как-то явилась она ко мне… осенью дело было, так же вот непогода собиралась. Как сказала – за чем пришла, так не хотела я её пускать, да ведь сама я не каменная! И с мужем своим всякое пережила, что уж говорить… разве женщина не поймёт другую? Ну, позвала в дом, она трясётся вся, ревёт. На лице синяки, губа разбита, смотреть страшно! Муж мой хоть и строг был да на ласковое слово скуповат, а руки на меня никогда не поднял, потому у меня сердце зашлось, когда на неё глянула. А она и говорит: «Слышала я, что вы травы знаете, и помочь мне можете. Не нужна я мужу, вон что со мной сделал!». Тут уж я не поняла, как так у них получилось, то ли на свидание она к нему ходила, да вот так он с ней обошёлся, то ли ещё что… Говорю ей: «Да за что же он тебя так, что такого ты сделала? За ним приехала, дом родной бросила! Уезжай, - говорю, - Домой, подальше от этого изувера». А она говорит, мол, нет у неё никого родни, одна в жизни, в детдоме росла. Вот только муж и есть… а побил за то, что понесла она от него…. А муж-то не поверил, что от него. Он хоть и в тюрьме, а всё ж каким-то образом до них там вести тоже доходят. Видать и доложили ему, что кавалер у Марины появился.
Глафира Трифоновна поднялась с дивана и прикрыла окно, в которое уже рвался неистовый грозовой ветер, поднимая шторы. Она молча постояла у окна, поводя плечами то ли от прохлады, то ли от душевных переживаний.
- Я ведь и подумать не могла… что всё так… Говорю ей – ты же сама медик, что же ты за травками пришла, есть же способ медицинский. А она – на работе узнают, стыдно, ещё и ославят, ведь одна, без мужика живёт. Срок маленький, она потом уехать отсюда хочет, да куда ей одинокой с дитём-то! Да и не достать препаратов таких, а оперировать – опять же огласка…Ревела так, что у меня самой сердце зашлось… Взяла я тогда грех на душу, дала ей травы! Ох, не замолить мне такой грех до самой смерти! Бабка моя ещё такой отвар делала, ведь раньше как женщины жили – попробуй десяток-то детей роди да подними, вот и пользовались… чем могли. Пить сбор надо было неделю, по небольшому количеству, чтобы… скинуть, да самой не помереть!
Глафира Трифоновна затряслась, закрыла руками лицо, слёзы текли по морщинистым щекам.
- Я ведь не знала, что она… не для себя это! Что такое замыслила! Да ещё и с чужим-то мужем, видать передумала и себе его захотела, всё лучше, чем тюремщик! Потому Володя твой и выкинул потом все твои банки, и помыл всё, чтоб уж без следа! Сами-то травы безобидные, по отдельности пить обычному человеку – так ничего и не будет, только польза! А вот кто в положении, да еще и много…. Ох, Лёля! Это же получается, что я твоего малыша извела! И саму тебя чуть не сгубила!
Лёлька словно бы замёрзла, услышав рассказ и догадки бабы Глаши… и никак не могла поверить, хотя понимала – догадки эти скорее всего и есть истина! Не нужна была Володе Лёлька, и ребенок был не нужен, потому что у него была и есть Марина! Которая его и от себя не отпускала и близко не принимала… а будто держала про запас… Только вот и он сам знал, что такая жена, как Лёлька – это как козырь в рукаве у картёжника, с такой женой и в председатели молодёжной ячейки можно, а то и в комсомольский комитет… А вот с Мариной это у него возможно бы и не получилось!
Она словно примёрзла к стулу и никак не могла подняться, чтобы как-то успокоить плачущую Глафиру Трифоновну, найти нужные слова… но слова не находились, чёрная, густая пустота залила всю её изнутри. Что тут эта злополучная телеграмма, которую она нашла и так возмущалась такому поступку Володи…
Кое как разлепила Лёлька пересохшие свои губы, кое как заставила встать и подойти к хозяйке дома… ещё несколько минут назад этот дом казался ей уютным пристанищем, где отдохнёшь душой… и эти пучки трав за печью, раньше казавшиеся Лёльке такими милыми и достойными кисти художника, так уютно они выглядели… А теперь, в мутном сером свете погасившей день грозовой тучи, распарываемой всполохами молний, это всё казалось ей… страшным, какой-то неведомой ей, городской жительнице, силой.
Продолжение здесь.
От Автора:
Друзья, рассказ будет выходить ежедневно, КРОМЕ ВОСКРЕСЕНЬЯ, по одной главе, в семь часов утра по времени города Екатеринбурга. Ссылки на продолжение, как вы знаете, я делаю вечером, поэтому новую главу вы можете всегда найти утром на Канале.