Меня через месяц выпишут. Это уже решённый вопрос. Демоническое присутствие в себе я всё ещё ощущаю, но приступов не было уже больше полугода, а тихими голосами в голове можно пренебречь.
Одержимость, к сожалению, лечится лишь одним способом: убийством захватившего сознание демона. Хорошо, если демон мелкий, его довольно быстро найдут и ликвидируют охотники — мелочь не может находиться слишком далеко от жертвы.
Мой случай... скажем, сложный. На меня положил глаз лорд демонов Мораг, обитающий в карманном измерении где-то в глубинах Чёртова Колеса. Такую тварь можно уничтожить лишь вместе с её обиталищем, иначе возродится. А для этого придётся запастись тонной магических снарядов, со всем этим добром ножками спуститься в ад и попытаться не помереть в первые же пять минут.
Тем не менее, меня выпишут через месяц. Дело даже не в богатых родителях и дяде-инквизиторе — перед демонической напастью все равны, и даже наследного принца будут держать в стационаре столько, сколько потребуется. Дело в том, что в какой-то момент мне стало попросту всё равно, что там бубнит у меня в голове Мораг. Я перестала с ним бороться. Я в принципе перестала его слушать.
Сколько я здесь провела? Год? Полтора? Да, где-то полтора года. Первые месяцы помню плохо. Несколько месяцев до этого тоже провалились в бездну — одержимость во мне обнаружили не сразу.
Жрецы говорят, что сначала я вела себя как обычно, а потом становилась всё более скрытной и молчаливой, всё больше времени проводила в одиночестве, а потом начала встречаться с подозрительными личностями и творить какую-то тёмную магию. Когда меня отправили в стационар, я пыталась спорить, угрожала дядиным авторитетом, и так далее, и тому подобное. Не помню всего этого. Помню только ощущение нехватки воздуха, темноту, пустоту и вкрадчивый шёпот, звучащий со всех сторон сразу, даже изнутри.
Потом я выламывала решётки, скакала по стенам, кидалась на людей, даже сожрала живьём попугайчика нянечки Анны. Этого я тоже не помню. Помню лишь злобу и отчаяние загнанного в угол зверя.
Помню проблески сознания — как порывы свежего ветра. Хваталась за них, боялась выпустить из рук. Выпускала. Проваливалась в тёмное забытье. Снова выныривала. Зловещий шёпот не уходил. Пугал. Обещал тысячи несчастий, если я не буду ему внимать. Страшно. Он говорил, что чем упорнее я борюсь, тем сильнее становится его власть, и однажды он сможет проявить себя через меня во всём могуществе, и тогда мы вместе сбежим, и...
И да пошёл ты в бездну, Мораг. Надоел.
Потом он пытался внушить мне беспросветную тоску, заставить выйти в окно, порезать вены или наглотаться снотворного. Демоны ведь не любят, когда их "игрушки" ломаются. Несколько раз меня ловили на подоконниках или с ножом в руке. Но вскоре и это прекратилось.
И вот перед жречексой комиссией стоит почти прежняя госпожа Адель: улыбчивая, жизнерадостная, только немного уставшая, похудевшая, успевшая обзевестись первыми морщинками и некоторым количеством седых волос.
Рядом — Макс, парнишка чуть моложе меня, из новеньких. Одержим демоницей средней руки. В зарешёченную палату его отправлять не стали, но случай тоже не самый простой. Охотникам понадобится время, чтобы отыскать тварь. Месяц или два.
Сегодня Макс спокоен, а вчера катался по полу, кричал, плакал. Он был в сознании, но соблазнительная демоница мелькала перед его глазами, шептала непристойности, и ему от этого было физически больно. Парень готовился стать паладином, а тут... К счастью, ему хватило воли сдержать этого зверя и сдаться жрецам по собственной инициативе.
Я встретила Макса в общей гостиной. Он буквально скулил, вжавшись в диван и схватившись за голову... Я села рядом, положила руку ему на плечо и сказала:
— Знаешь, в моей голове тоже демон. Большой, злой демон. Гораздо больше и злее твоей суккубихи. Бормочет что-то, как сломанное радио. Но это просто ветер. Просто белый шум. Просто пыль на ветру. Просто листья на воде.
— Вот так всё просто? — Макс вздрогнул, поднял голову, сверкнул полубезумными голубыми глазами. Да, его глаза действительно светились в вечернем полумраке. Признак ангельского наследия. Это одновременно и делает его более желанной целью для демонов, и даёт определённый запас прочности против них.
— Ну, не совсем, — я пожала плечами, мечтательно улыбнулась и пояснила: — Но вот пишут же в ваших паладинских книжках, что демоны подбираются к нам через эмоции и желания, особенно через скрытые и подавленные, и поэтому все эти эмоции с желаниями надо ещё больше скрывать и ещё больше подавлять. Это в корне неверно.
— А как тогда? — незадачливый рыцарь почесал затылок. Взгляд его прояснился и наполнился почти детским любопытством.
— С ангельским наследием или без, ты всего лишь человек. Ты никуда не денешься от того, что в тебе просто есть. Признай это. Не обязательно идти у этого на поводу. Признать — достаточно. А потом живи так, как тебе хочется. Несмотря на всё. Демону будет нечего тебе предложить, нечем напугать, нечем манипулировать. Пусть себе бухтит, а ты просто живи. Понял?
Зло приходит к тому, кто впустил в себя тьму... Я злилась, да. Злилась из-за предстоящей свадьбы с пожилым герцогом. Без любви, один расчёт. Ругалась с родителями, слала всё к лешему. А потом темнота.
Несчастный парнишка-ангелочек, наверное, в тайне мечтал о фигуристых красотках. Увы, я теперь за такую не сойду.
Так или иначе, через месяц меня выпишут. Макса тоже выпишут месяца через два-три, когда с демоницей будет покончено. В паладины его уже не возьмут, а меня вряд ли примут обратно в высшее общество — не очень-то и хотелось, честно говоря.
Главжрец долго переводил взгляд с меня на Макса, с Макса на коллег, с коллег снова на меня, а потом, улыбнувшись, поинтересовался:
— Что вы оба будете делать, когда выйдете отсюда?
— Я пойду в охотники на демонов, — тут же выпалила я. — Может, и до самого Морага доберусь.
— Точно. Раз уж паладином мне не быть, тоже пойду в охотники, — заявил Макс.
— Из огня да в полымя, значит? — главжрец усмехнулся и, одобрительно кивнув, сделал пометку у себя в бумагах.
