Сию удивительную историю я услышала от своего свекра. Главным её участником стал его отец.
Василий в молодости слыл балагуром и хулиганом. Знали парня не только в родной деревне, но в ближайших сёлах. Уж в какие только переделки он не вляпывался. Один случай запомнился более всех и отбил желание кутить. О нём и расскажу.
Однажды за очередное хулиганство угодил Василий в камеру на пятнадцать суток. Родственники, разозлившись, как срок истёк, забрать парня из города не приехали. И пришлось Василию добираться домой самому.
Первую часть пути преодолел на автобусе, а дальше пошёл пешком. И все бы ничего, только дело поздней осенью было. На улице смеркается, холодно. Вокруг поля да лесочки. До родной деревни оставалось километров тридцать, когда погода окончательно испортилась. Поднявшийся ураган сбивал с ног. С неба хлынул леденящий дождь, временами переходящий в снежную крупу, бьющую по щекам. Прикрыв лицо руками, Василий шагал по лесной просеке.
Вдруг, откуда ни возьмись, выкатилось из лесу колесо от телеги. А самой телеги не видать. Да и откуда ей здесь взяться, ежели кругом дебри лесные. Замерло колесо перед Василием, а тот, с размаху, освобождая путь, пнул его в сторону. Колесо, будто живое, заскрипело противно и надрывно. Однако не остановилось, не завалилось на бок. Покатилось вперёд по просеке из лесу, продолжая тягуче поскрипывать.
Мокрый до нитки и промёрзший Василий вышел из лесу и очутился у чужой деревни. Тело била дрожь, ноги не слушались. Понимая, что в такую непогоду и холод в ночь до родной деревни не дойти, решил попытать удачи и попросится на ночлег.
Впереди всё ещё маячило колесо. Скатившись с горы, подпрыгивая на кочках, исчезло на тёмных улицах деревни. Проследовав до деревни тем же путем, что и колесо, Василий постучал в ворота самой первой избы.
Со двора послышалось ворчание:
— Кого ещё черт принёс?
Калитку отворила седая старуха и, пристально разглядывая нежданного гостя, неприветливо прошепелявила:
— Явился! Чего тебе?
Василий объяснился: так, мол, и так:
— Промерз до костей! Пусти, бабушка, переночевать. Обещаю, что на рассвете ноги моей здесь не будет!
Оглядевшись по сторонам и убедившись, что не смотрят за ними чужие глаза, старуха недовольно пробурчала:
— В избу не пущу. В хлеву спать будешь! — и, указав идти за ней, хозяйка, шаркая ногами, повела гостя в хлев. Сгорбленная старуха то и дело охала, хватаясь рукой за поясницу.
— Что, бабуль, спина болит? —сочувствуя, поинтересовался Василий.
— Он ещё и спрашивает! — обернулась старуха, сверкнув глазами.
Не сразу Василий просек, с кем дело имеет и, оказавшись в хлеву, где было сухо и тепло, радовался ночлегу.
В углу среди сена послышались шорохи. И перед Василием возник козёл. Чёрный и невероятно здоровый. Он пристально посмотрел на гостя светло карими глазами.
На мгновение Василию показалось, словно в козлиных глазах сверкнул дьявольский огонёк. Проморгавшись, он увидел самого обыкновенного козла, медленно жующего жвачку.
— Угощения тебе принесла. Голодный, поди? — на удивление приторно ласково проговорила вернувшаяся старуха. — Кваску попей, картошечкой тепленькой угостись, да спать укладывайся. В сено заройся поглубже, не замерзнешь. Вот прям здесь и ложись! — указывая на стог у стены, скомандовала она.
— Спасибо, бабушка! — глядя на угощение, предвкушая и потирая руками, обрадовался Василий.
И уже хотел сделать глоток квасу, как заметил лукавый взор старухи. Сглотнул Василий лишь слюни. От её взгляда ком в горле встал. Отказ от угощения привёл хозяйку в гнев. С трудом сдерживаясь, с натянутой улыбкой она проговорила:
— Ты кушай, кушай. А я пойду, что мне, старой тебя смущать.
Старуха вышла из хлева, прикрыв за собой дверь. Василий всмотрелся в щель и заметил, как та, показывая сжатый кулак, злобно плюнула в его сторону. И прорычав через зубы: «Стервец проклятый!» — удалилась.
Оставшись в хлеву наедине с козлом, Василий не придумал ничего лучше, чем скормить угощения старухи козлу. Чему козёл оказался несказанно рад и, вдоволь наевшись, уснул беспробудным сном. Василий же не послушал указ старухи, не лёг в сено у стены, а забрался на повитку под крышу хлева, где и задремал.
Спустя время послышался Василию скрип двери и тихие шаги. Непогода закончилась, небо очистилось. И сквозь щели хлева появившийся лунный свет осветил старуху. Взяв в руки вилы и подкравшись на цыпочках к стогу, старуха принялась с яростью втыкать их в сено. С размахом и силой, несвойственной возрасту. Она не унималась, пока не поняла, что Василия в стогу нет.
— Убег проклятый! Догадался, паршивец! — раздосадовавшись, завопила она и, ткнув козла, прошипела: — Дрыхнешь, чёрт рогатый? Просыпайся!
И догадавшись, что заговоренное на сон угощение, принесенное мне, съедено козлом, старуха что есть силы ударила его шестом от вил. Проснувшись, обезумевший от боли козёл заблеял человеческим голосом: «Ой! Ой! Боооольно!» И, поднявшись на задние копыта, выпрямился и побежал на своих двоих копытах к выходу.
— Чтоб тебя, паскуда прожорливая! — заверещала старуха, бросившись в погоню.
Всё это время Василий молился Богу, чтобы остаться не замеченным. И когда козлиное блеяние и проклятия старухи стихли где-то вдали, спрыгнув вниз, помчался прочь из двора.
Долго бежал Василий и выдохнул, упав на землю на рассвете. Страшное осталось позади. Чудом уцелел Василий и избежал мести колдуньи. Пройди он мимо колеса, коим старая колдунья обернулась, возможно, и не случилось бы той истории.