(«Волки и овцы»)
Мурзавецкая будет говорить Лыняеву с явной иронией: «Ну, да как же! Деловой человек, важные занятия! А приедешь домой, на диван ляжешь, я ведь знаю. Все диваны пролежал, поминутно пружины поправляют». – «Положение-то горизонтальное больно заманчиво».
Кто-то из моих комментаторов сравнил Михаила Борисовича с незабвенным Ильёй Ильичом Обломовым. Вот с этим согласиться никак не могу.
Да, конечно, Лыняев любит полежать на диване. Вспомним его размышления (те самые, которые будут прерваны вторжением Глафиры): «Кто что ни говори, а холостая жизнь очень приятна. Вот теперь, например, если б я был женат, ведь жена помешала бы спать. “Не спи, душенька, нехорошо, тебе нездорово, ты от этого толстеешь”. А того и знать не хочет, как её “душеньке“ приятно уснуть, когда сон клонит, и глаза смыкаются…»
Но ведь на этом всё сходство и заканчивается.
И.А.Гончаров о своём герое напишет: «Лежанье у Ильи Ильича не было ни необходимостью, как у больного или как у человека, который хочет спать, ни случайностью, как у того, кто устал, ни наслаждением, как у лентяя: это было его нормальным состоянием. Когда он был дома — а он был почти всегда дома, — он всё лежал, и всё постоянно в одной комнате, где мы его нашли, служившей ему спальней, кабинетом и приёмной». Могут ли эти слова быть отнесены к Лыняеву? По-моему, лишь в одном: где речь идёт о наслаждении у лентяя. Впрочем, и лентяй-то Лыняев не самый типичный.
Обломов, как мы помним, конечно, безмерно радуется, «что нет у него пустых желаний и мыслей, что он не мыкается, а лежит вот тут, сохраняя свое человеческое достоинство и свой покой», «что лежит он, беззаботен, как новорождённый младенец, что не разбрасывается, не продаёт ничего...» Напомню ещё, что для него страшное бедствие – заниматься делами своего имения (что уж о чужих говорить!)
Лыняев (напомню, что он «почётный мировой судья») вовсе не «лежит беззаботен».
«Мурзавецкая. На что это похоже, как ты разбух!
Лыняев. Сердце у меня доброе, и совесть чиста, вот и толстею. Да теперь похудею скоро, забота есть.
Мурзавецкая. Вот редкость-то! Что за забота?
Лыняев. Волка хочется поймать, травленого. На след никак не попаду.
Мурзавецкая. Ах ты, судья праведный! Ну, дай бог нашему теляти да волка поймати!
Лыняев. Завёлся в нашем округе какой-то сутяга, что ни съезд, то две-три кляузы, и самые злостные. Да и подлоги стали оказываться. Вот бы поймать, да в окружной!»
Интересно, что после этого заявления Мурзавецкая сразу уводит разговор в сторону. Она прекрасно понимает, о ком идёт речь и, видимо, чувствует опасность, потому что знает: слова Лыняева – не пустые разговоры. Он ведь действительно «деловой человек» и занимается важными делами.
Встречаясь с Купавиной, он будет сокрушаться: «Как вас обманывают-то, ай, ай!» - а затем «с жаром» доказывать ей необоснованность притязаний Мурзавецкой; рассмотрев показанное ею письмо, скажет: «Ну, что хотите со мной делайте, а это подлог!» - и попросит разрешения «взять это письмо ненадолго», чтобы найти, «кто у неё эти штуки работает».
И ведь он прекрасно знает, где искать! Глафире он расскажет: «У Меропы Давыдовны занимается письмоводством Чугунов, я его руку знаю; но иногда попадаются от неё бумаги, написанные отличным почерком». И достаточно умело поведёт себя с представленным ему Горецким. А потом будет в разговоре с Беркутовым доказывать свою правоту: «Как не горячись? Не могу не горячиться; ведь это подлог, понимаешь ты, подлог!», «От Меропы всего ждать можно», «Да ведь грабят Евлампию Николаевну».
Беркутов, преследующий собственные цели, не даст ему насладиться победой - тут, конечно, лень Лыняева подвела («Жаль, я проспал и не успел еще расспросить его [Горецкого] хорошенько сегодня утром, потом ты приехал и утащил его у меня»), хотя, разумеется, он никак не мог подобного от приятеля ожидать. Но, думаю, не приходится сомневаться, что, запоздай Беркутов на день-другой, - и Лыняев сумел бы «волка поймать».
Кроме того, Лыняев вовсе не лежит на диване целыми днями. Да, он будет отговаривать Купавину идти на гулянье: «Не понимаю, не понимаю, что за фантазия гулять по росе, когда можно очень покойно сидеть в комнате, ну, пожалуй, на балконе, если хотите быть на воздухе… Там, вероятно, ваши люди гуляют, мы их только стесним. Зачем расстраивать чужое веселье!» - так что в конце концов она сама скажет: «Нет, нет! Будете вздыхать да охать всю дорогу, жертву из себя представлять, и без вас обойдёмся. Пойдём, тётя!» Однако мы знаем, что за один день он успел съездить в город, нанести визит Мурзавецкой, приехать к Купавиной, пробыть у неё практически до ночи, за это время не только разыскав с помощью Глафиры «писца», но и после гулянья достаточно умело встав на защиту Евлампии Николаевны, когда она будет «скрываться от преследований» пьяного Мурзавецкого (прав ведь был, уговаривая не ходить!). Сначала он вообще вознамерится действовать решительно: «Да что с ним церемониться, просто гнать этого милого мальчика прочь!» - и только после просьбы Купавиной поступить «поделикатнее как-нибудь» немного умерит тон: «Послушайте! Я вам вот что по-дружески посоветую: поезжайте домой, а то нехорошо… Нельзя, не велено вас принимать… В саду поставлены люди, и, как вы войдёте, так (показывает знаком) понимаете?»
*************
Мои читатели задавали уже вопросы о дальнейшей судьбе Лыняева. Вопреки утверждениям многих, я не считаю её трагичной. При всех своих недостатках, Глафира, прошедшая достаточно суровую школу жизни, вряд ли попусту будет транжирить его состояние (она уже явно рассчитала, что сможет себе позволить). Не думаю также, что в её задачи входит «угробить» супруга.
Полагаю, что, полностью подчинив себе «Мишеля» (разумеется, это к нему относятся слова Мурзавецкой «видали мы и таких, что своей охотой к бабам в лакеи идут»), она всё же не уморит его. Вероятнее всего, заставит похудеть (а возможно, это и нужно), вести более светский образ жизни (конечно, его представления, что «нужно для того, чтоб быть совершенно счастливым» - «кругом зелень, тишина, мягкие диваны», - отличаются от её взглядов), повезёт в Париж и Швейцарию. Однако не думаю, что Михаила Борисовича следует особо жалеть. Скажу ещё, что Глафира, несомненно, умна (считаю её гораздо умнее, к примеру, Лидии Чебоксаровой), но ведь и Лыняев, хоть и беспомощен подчас в житейском плане, вовсе не дурак. Он получил жену – красивую, умеющую держать себя в обществе, которая, возможно, ещё заставит его проявить свои наиболее выигрышные качества (а они у него, несомненно, есть): ум, смекалку, решительность. Кто-то задумался, не станет ли «мадам Лыняева» первой дамой губернии. Мне кажется, поставь Глафира себе такую задачу – она непременно её исполнила бы, используя как раз способности супруга.
Вряд ли их будущие отношения можно назвать любовью, но какая-то гармония между ними, очень может быть, и достижима.
**********
И ответ ещё на одно сомнение. Кто-то из комментаторов, исходя из вопроса Лыняева Беркутову, на ком тот приехал жениться, задумался: «Уж не был ли он в курсе "запасных вариантов" друга и готов столь же искренне помогать ему, выбери тот другую». Конечно, каждый может здесь думать по-своему, но мне кажется, что Лыняев просто поражён заявлением. Его слова «У вас разве уж кончено?» показывают, что он считал этот роман, которому пытался способствовать, только-только начавшимся, а потому и удивился, что речь уж о свадьбе идёт…
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
"Путеводитель" по пьесам Островского - здесь