Вещи к весне выбрались из тайников как трава из-под снега. С квартиры Тымченко принесли аккордеон, из переселенческих бараков - пальто. У Нины в квартире из-под пола, из-под печки достали серебряные коробочки с украшениями и берёзовый туесок с брошками, часами и серебряной посудой. Из гардероба, из сундуков, из-под навеса сенок выгребли ворох одежды. Нашлось то самое кенгуровое пальто, отыскался дорожный “рукзак” Хильды Капст.
Люди, напротив, выбирались из укрытий нехотя, прятали неприятную правду, меняли показания, хитрили, валили вину друг на друга, что в целом вполне понятно, но превращает чтение протоколов в игру, которую Маша практикует на занятиях английским. Суть её в том, что каждый по очереди сообщает о себе несколько фактов, а слушатели должны угадать, где правда, где ложь.
Мы знаем о событиях от разных рассказчиков, но голос Вити ещё ни разу не звучал, даже в нашей истории он дольше всех оставался в тени. Пора дать и ему слово. Его рассказ - яркий пример вышеупомянутой игры.
“Я вскочил, оделся, взял наган в руку наготове: думал, что лезут воры к моим награбленным вещам. Я был пьян, так как вечером ходил в ресторан. Если бы я знал, что это пришли из милиции, безусловно, я стрелять не стал бы, но я думал, что это такие же, как и я, грабители”.
Расстреляв опергруппу, Витя, по его словам, выскочил из дома, пальнул на эмоциях пару раз в воздух и кинулся прочь. Он забежал в Переселенческие бараки за оставленным у Марии Слёзкиной пальто. Но пальто, как мы уже знаем, забрать не удалось, и Витя помчался дальше:
“Я решил уехать первым же поездом подальше от Челябинска. На вокзале я обнаружил воинский эшелон. Я подошёл к нему и сел на платформу, где стояла автомашина. Ко мне подошёл часовой и спросил, что я делаю на платформе. Я ответил, что собираюсь уезжать.
В это время из теплушки вышло ещё шесть военнослужащих. Они предложили мне снять кожаное пальто и бурки. Я отказался, и тогда один из них ударил меня ножом по спине, я рванулся в сторону, и другой ударил меня по руке железным прутом. Когда я вырывался, у меня с головы стащили шлем.
Я выхватил пистолет и наставил на них, заявив, что буду стрелять. Военнослужащие увидали пистолет и разбежались в стороны, а я схватил с машины на площадке эшелона гражданское кепи, в котором я сейчас нахожусь, и нательную рубашку.
Я спрыгнул с площадки эшелона и пошёл по рельсам в Шершни, там встретил Троицкий поезд на Челябинск и в него сел. Когда поезд подошел к станции Челябинск, я первый выскочил и направился к воротам вокзала, но на перроне меня догнали работники милиции и предложили поднять руки.”
Почему Витя действовал так сумбурно: удрал - и тут же вернулся прямо в руки ловцов? Может, потому что был пьян и возбуждён? Ему ведь действительно пришлось вырываться или драться: помните, в протоколе осмотра отмечены порезы и кровь на одежде и теле?
Но стоп. В его рассказе есть как минимум две несостыковки: мы-то знаем, что кепи и рубашку Витя не срывал с машины, а попросил у Васьки Тымченко, и дорогу на Шершни ему показал Васька. А уличив Витю во лжи, разумно ли верить прочим деталям?
Почему в рассказе о той ночи Витя ни слова не сказал о Ваське? Почему на первых допросах он не назвал вообще ни одного имени? Вряд ли из альтруизма, скорее всего, в расчёте на смягчение наказания. Ведь впоследствии в его рассказах появились имена - и одновременно больше логики.
Но как бы показания не менялись с течением времени, индивидуальные истории подсудимых так и не сложились в единую картину. Спасибо, хоть некоторые странности прояснились. Например, Генку, который активно помогал следствию и выступал свидетелем (мы даже подозревали, что он агент под прикрытием), - так вот, этого Генку на суде обвинили в укрывательстве, торговле краденым и подстрекательстве к грабежу, и он превратился из свидетеля в обвиняемого.
Все подсудимые подали кассационные жалобы. Нина заявила, что о кражах ничего не знала, это подтвердили Петя с Витей. Она признала себя виновной только в том, что пустила жильца без прописки.
Но ни одна жалоба не была удовлетворена. Рим получил 3 года тюрьмы, Васька Тымченко - 6 лет. Петю по малолетству не могли судить как бандита и врага народа и потому дали пять лет.
Нину приговорили к 10 годам лишения свободы с поражением избирательных прав на 5 лет с конфискацией имущества.
Витю приговорили к расстрелу.
