Я была в ссоре с Женькой почти четырнадцать лет. Четырнадцать лет я не рассказывала ей секреты, не приходила в гости, не поздравляла с днем рождения, не советовалась и не делилась планами. Все четырнадцать лет я думала о ней, мечтала о примирении, хотела опят стать частью ее жизни и одновременно с этим я злилась на нее. Причиной нашей ссоры стали взрослые близкие нам люди. Впрочем, обо всем по порядку.
С Женькой я дружила еще с песочницы, мы жили в соседних домах с одним общим двором. А потом оказались в одном классе. Женька жила вдвоем с мамой, ее родители развелись и папа вернулся в свой родной город. Я же была ребенком из полной семьи, точнее почти полной. Мой папа плавал в загранку, поэтому семь или даже восемь месяцев в году его не было дома. Тогда мы жили втроем: я, мама и мой брат Костя.
Подружилась я с Женькой в конце первого класса. Почему? Наверное, потому что она была из тех немногих девочек, кто не завидовал мне. Поскольку мой папа ходил в загранику, у меня были импортные вещи, красивый пенал, яркие ручки и стерка, пахнувшая клубникой.
Женька не завидовала мне совсем. Может быть потому, что ее папа и бабушка жили в Прибалтике, и у нее тоже были вещи, не такие как у всех. Или ей просто было не знакомо чувство зависти? Может быть причиной нашей дружбы стало то, что Женька видела своего отца месяц или два на летних каникулах, а я своего четыре – пять месяцев в году.
Папа. Я любила его безумно. Любила, ждала его возвращения на берег, домой, ко мне, к маме, к Косте. Я ждала этого возвращения и боялась его. Встреча всегда была радостной и шумной.
Мама за две недели до папиного возвращения затевала генеральную уборку квартиры, перетирала посуду в серванте и стирала шторы. Заранее выбирала одежду мне, себе и Косте. За несколько дней до папиного приезда мама шла в парикмахерскую и к маникюрше. День перед возвращением папы она проводила на кухне, варила, жарила и пекла. Зато стол был просто великолепен.
Когда приезжал папа, мы ждали его нарядно одетые за праздничным столом. Он привозил подарки мне, маме, Косте. С ловкостью фокусника папа доставал обновки из чемодана, мы трое громко радовались, а папа радовался нашей радости.
Эта радость жила в нашей квартире еще недели две, максимум три. Мама надевала на работу привезенные отцом обновки, домой она приходила довольная. Даже мне было понятно, что в мамином женском коллективе ее наряды не оставались незамеченными.
Делая что-то по дому, мама напевала. Часто после работы и в выходные мы шли в гости или принимали гостей у себя. В эти дни мама готовила то, что любит папа. Но ощущения радости и праздника постепенно сменялось буднями. А за буднями начинались скандалы.
Мама начинала сердиться, в чем-то упрекать отца. Когда я и Костя были маленькими, родители как-то скрывали от нас свои ссоры. Но я, не говоря о брате, который был старше на два года, все равно ощущали гнетущую атмосферу, царившую в нашей квартире. Иногда папа хлопал дверью, уходил из дома и несколько дней жил у двоюродного брата.
В такие дни я любила вечерами и по выходным сидеть у Женьки. У нее дома всегда было тепло и уютно. Тетя Лена, Женькина мама, кормила меня обедом, а иногда и ужином. Она пекла потрясающие пироги и ватрушки. Я могла провести у них весь день, спасаясь от очередного скандала, царившего в нашем доме.
Нет, я не была нахалкой. Я старалась отблагодарить Женьку за гостеприимство. В дни затишья она тоже была у меня в гостях. Я угощала ее привезенными папой заморскими вкусностями, мы смотрели кино, у меня первой в классе появился видеомагнитофон.
Когда мне исполнилось лет тринадцать-четырнадцать, ссоры в нашем доме участились. Родители уже не скрывали от нас истинное положение дел. Да и как это скрыть, если мать крича обвиняла отца во всех смертных грехах, а он крича оправдывался. Я зажимала уши, что бы не слышать слова матери:
- Да у тебя там в каждом порту… Вы когда на берег спускаетесь… Ты думаешь, я не знаю… Да ведь ты все командировочные тратишь на…
- Какой порт, о чем ты? У нас в потру разгрузка-погрузка, мы на берег спускаемся на четыре часа… - оправдываясь кричал отец.
- А тут много времени не надо…
- Да мы в город выходим только группой, понимаешь, группой, не по одному. Моих командировочных хватает только вам на подарки, нам же платят копейки… Да мы в магазины из порта идем пешком, не на такси, не на автобусе, а пешком, нет лишних денег! Понимаешь, ты , нет! И нас, знаешь ли, бесплатно никто обслуживать не будет…
Иногда ссора заканчивалась примирением, иногда уходом отца из дома. Я привыкла к ним, уже не плакала, как в детстве, заслышав их родительской спальни крики.
Мне было пятнадцать, когда случилось то, в чем мать всю жизнь подозревала моего отца. У него появилась другая женщина, он ушел из семьи окончательно.
Моя мать рыдала не переставая. Никто не ожидал, что отец бросит ее. Это было тем более странно, что, по мнению моей матери и ее подруг он ни с кем не встречался. Оказалась, что у него появилась женщина. Они виделись буквально несколько раз, и этих нескольких раз хватило, что бы два взрослых человека изменили свои судьбы.
Мать кричала, что отец предатель, что он нас бросил, предварительно обобрав до нитки. Костя молчал, храня нейтралитет. А я была полностью на стороне матери. Я тоже считала его предателем, причем для меня это предательство было двойным. Вторым человеком, которого я считала предателем, была моя Женька. Так случилось, что мой отец ушел к ее матери и подал на развод.
Когда Женька в августе вернулась из Риги, она уже из моей лучшей подруги стала почти моим врагом. Отец, тетя Лена и Женька пытались поговорить со мной. Я безжалостно отметала эти попытки. В моих глазах все они, включая Женьку, были предателями. Так говорила моя мать.
Даже тогда я понимала, что обвинения матери, мягко говоря, не совсем объективны. Уходя отец оставил нам все. Единственное что он забрал, это двухкассетник Грюндик. Но обида застила мне глаза, и я, накрученная матерью, не нашла ничего лучше, чем сказать:
- Рада за тебя, Женечка. Теперь тебя можно поздравить со вторым папой. А в придачу еще и магнитофончик получила. Молодец, хвалю!
Когда я на следующий день пришла из школы, двухкассетник стоял на своем обычном месте. К удивлению для себя я не почувствовала удовлетворения от этой маленькой победы, только горечь и боль.
В классе мы с Женькой почти не общались. Понятно, что ни я, ни она не афишировали изменения, произошедшие в наших семьях. Тем более что в сентябре папа уже ушел в плавание. Но жили мы от школы недалеко, и вскоре одноклассники стали на нас посматривать косо.
А в феврале у нас дома снова бушевала настоящая буря. Моя мать пришла с родительского собрания, и понятное дело, там она встретила Женькину маму.
Тетя Лена оказалась беременной! Мама слала проклятья на головы отца, Женькиной мамы, самой Женьки и даже не родившегося ребенка. Я плакала, как они могли, как он мог! Они же старые, папе уже за сорок, тете Лене почти сорок! Мой брат молчал, тогда я еще не знала, что он поддерживает отношения с отцом.
Через несколько дней в школе меня ждал неприятный сюрприз. Был у нас в классе Севка, редкий урод. Из всех способностей у него была развита только одна, говорить людям гадости. Раньше, когда он пытался цеплять меня или Женьку, мы стояли единым фронтом и были для него неуязвимыми.
И вот этот Севка решил пройтись по нашим семейным изменениям. Пройтись гадко, мерзко. На уроке истории мы вспомнили подвиг Александра Маринеско. После урока Севка, гадко улыбаясь, паясничая, громко на весь класс сказал:
- А морячки они такие, герои, отчаянные, впереди всех. Если надо и корабль торпедируют, и двух баб бросят, причем одну еще и с …
Договорить он не успел. Мы с Женькой подлетели к нему в едином порыве. Сразу два учебника с разных сторон обрушились на его бестолковую голову. Мы дубасили его не останавливаясь. Причем я выплескивала на него всю свою боль и негодование последних дней. Севка спасся от нас в мужском туалете.
А после уроков Женька стояла на школьном крыльце. Я понимала, что она ждала меня. Мне безумно хотелось к ней подойти, обнять ее, выплакаться на ее плече, как это бывало раньше. Но я, зомбированная словом «предатели», так часто повторяемом мамой, прошла мимо. Я прошла мимо гордая и несчастная, а потом рыдала у себя в комнате.
В первых числах июня у Женьки родился братик. Я не оговорилась, именно у Женьки. Я тогда Петьку своим братом не считала. Отец, в апреле вернувшийся из рейса, приходил к нам, принес пакет с подарками. Я не вышла к нему из вредности. Из этой же самой вредности отказывалась носить привезенную им джинсовую куртку и юбку.
Несколько раз я видела отца из окна. Видела Женьку и тетю Лену, гулявшую с коляской. Однажды, завидев Женю на улице, я сделала крюк, что бы обойти ее. В отличие от меня Костя общался с отцом, и в глазах мамы он тоже был предателем.
В середине лета отец, тетя Лена, Женька и ее брат переехали в другой район. Моя уже бывшая подруга пошла в другую школу. Джинсовый костюм, привезенный папой, произвел на школьной дискотеке настоящий фурор. А меня целый год третировал мерзкими шутками этот гад Сенька. Одна я отбивалась, как могла, без Женьки мне было трудно дать ему достойный отпор, чем он и пользовался.
Костю призвали в армию, хотя мать и хлопотала, что бы его освободили по состоянию здоровья, у нее были кое-какие связи. Костя от связей отказался, пошел служить как все. Думаю, что он просто хотел сбежать из дома. Мы с мамой остались вдвоем, и я каждый день слушала, что ее все бросили.
Брат женился сразу после армии, это был вынужденный брак, по залету. Но живут они с Машкой хорошо. От Кости я узнала, что папа больше не ходит в загранку, здоровье уже не то.
А потом грянули девяностые, и все в стране смешалось, как в доме Облонских. Мы жили, продавая привезенные когда-то отцом вещи. В том числе и ставший ненавистным мне двухкассетник Грюндик. Его исчезновение из дома – лучшее событие того времени.
На пятом курсе я вышла замуж. Как мне казалось по любви, но скорее всего мне просто захотелось сбежать от матери. Я поняла, что мне никогда не было по-настоящему комфортно и уютно в нашем доме. Именно поэтому меня и тянуло в дом к Женьке. Наверное, это же и привлекло моего отца. А может быть, просто две половинки нашил друг друга.
Костя говорил, что они между собой живут хорошо, только отец иногда прибаливает. Я знала о жизни отца от брата, когда-то я отмела все его попытки наладить отношения. С момента развода родителей я ни разу не позвонила папе. Костя рассказал, что Петя, наш брат, занимается футболом. Женька тоже вышла замуж, родила сына, а потом ее муж погиб в горячей точке. Женя дружит с его Машей.
А я с мужем разошлась после семи лет брака, ребенок остался со мной. Мы расстались без скандала, взаимных упреков и истерик. Может быть, мать и не научила меня, как правильно строить отношения. Зато она показала, как не надо, а это тоже чего-то стоит. Хотя цена этого урока оказалась для меня очень уж высокой.
Но это не значит, что я не переживала после развода. И переживала, и плакала. В одиночестве, подруг у меня не было, лишь приятельницы. Я пыталась поговорить на эту тему с мамой, только она не стала меня слушать. Почти сразу мать перебила меня и стала вспоминать, как ее бросил отец, а потом и Костя, а затем я. Ну эти двое – понятно, все мужики предатели, но как я могла ее бросить!
На следующий день я попросила у Кости номер Женьки и позвонила ей. Я не особо боялась этого звонка, разговора, хуже, чем последний с матерью, все равно не будет.
А через час после того, как я набрала номер Женьки, я уже плакала и обнимала ее. Длинный лохматый подросток смотрел на нас как на двух ненормальных. В квартире пахло выпечкой. Тетя Лена улыбаясь и вытирая руки полотенцем вышла из кухни. Она сказала, как ни в чем не бывало, точно не было четырнадцати лет ссоры, и я случайно долго к ним не приходила:
- Девочки, не стойте у порога. Петя, ну что же ты, помоги сестре раздеться. Скоро вернется папа.