Однажды в октябре 1908 года читатели газеты «Русское слово», развернув свежий номер, прочитали такое объявление: «Интимный «кабачок» друзей Художественного театра открывается в воскресенье»…
В начале XX века богемная Москва жила бурно. Одно за другим открывались всевозможные кабаре, начали входить в моду «артистические подвалы». Например, в Камергерском переулке процветал «Алатор», устроенный по типу петербургской «Бродячей собаки» (один из организаторов клуба вспоминал позднее: «Клуб без карт. Кабаре без обязательной программы. Ресторан без кельнеров»). На Большой Дмитровке неизменно переполнен был Литературно-художественный кружок, созданный московским актерским сообществом ещё в 1899 году. День и ночь были открыты двери Мастерской Бориса Пронина. Актриса Алиса Коонен писала: «Здесь в любое время можно было получить чашку «безумного» кофе: у Пронина всё было безумное, даже самый обыкновенный кофе в маленьких чашечках. Мастерскую охотно посещали писатели, художники, актёры». В знаменитом ресторане Билло, который славился баварским пивом и вестфальской ветчиной, любили коротать ночи поэты - Бальмонт, Балтрушайтис, Брюсов. Здесь нередко они читали публике свои стихи и вдохновенные экспромты. Ещё одной точкой притяжения для веселящейся публики стал театр «Максим» С.А.Альштадта, открывшийся в освободившемся после Купеческого клуба помещении на Большой Дмитровке. В общем, у каждого заведения была своя «изюминка» и своя публика.
Но вот в небольшом подвальчике дома Перцова на Пречистенской набережной появилось нечто особенное - «интимный артистический кружок артистов МХТ и их друзей». Создали его артист Никита Балиев и его дальний родственник московский богач Николай Тарасов, имеющие непосредственное отношение к театру.
Когда в 1906 году Художественный театр поехал в свои первые европейские гастроли, эти два молодых человека отправились вслед за любимым театром, переезжая с ним из города в город. Несмотря на огромный успех у публики, сборы московского театра не могли окупить гигантских расходов, связанных с гастролями. Чтобы возвратиться домой, театру требовалась сумма, которую достать было неоткуда. И тогда Тарасов дал бессрочно и без процентов 30 тысяч рублей. В благодарность руководители театра предложили ему войти в состав пайщиков МХТ, а Балиева, пылкого поклонника Художественного, приняли в труппу МХТ - вначале секретарем дирекции, а через некоторое время даже актером.
Но, к сожалению или к счастью, его дарование не подходило театру. Талант Балиева был исключительно эстрадным. Едва взглянув на его круглую, с лукавыми глазками-щелочками физиономию, зрители, что бы ни происходило на сцене, начинали веселиться. «Мое лицо - это моя трагедия, - писал в отчаянии Балиев В. И. Немировичу-Данченко, - идет комедия - говорят, Балиеву нельзя дать - он уложит весь театр, идет драма - тоже. И я начинаю трагически задумываться, за что меня так наказал Бог..»
Станиславский, как вспоминает актер Л. М. Леонидов, «однажды как бы невзначай спросил Балиева, любит ли он цирк.
- О да, - отвечает Балиев.
- А клоунов? - спрашивает Станиславский.
- Обожаю, - продолжает Балиев.
- Оно и видно, у вас сплошной балаган…».
Постепенно Балиев начинает сознавать, что в МХТ ему делать нечего. Задумку Балиева создать пародийно-шуточный театр - а она родилась благодаря знаменитым «капустникам» Художественного театра, - его друг, Николай Тарасов, поддержал. «Это будет, - делился Н. Балиев незадолго до открытия «Летучей мыши», - своего рода клуб Художественного театра, недоступный для других. Попасть в члены кружка безумно трудно».
За полгода до своей премьеры друзья арендовали помещение. Выбор пал на новый дом, построенный в 1906-1907 годах возле храма Христа Спасителя на набережной Москвы-реки. Дом был очень красивым, необычным, одновременно напоминающий средневековый замок и древнерусский терем. Сегодня он является архитектурной достопримечательностью Москвы, и мы его называем «дом-сказка». В арендованном подвальчике создали интерьер совершенно особенный - все подчеркивало исключительность заведения: стены подвала были расписаны художниками изысканным узорчатым орнаментом, во всю длину подвальчика стоял тяжелый некрашеный стол, посетители должны были сидеть на крепко сколоченных скамьях, а не в отдельных креслах. У стены, противоположной сцене, стояла буфетная стойка. Предполагалось, что каждый будет обслуживать себя сам: подходить к стойке, накладывать себе на тарелку бутерброды, оставлять деньги и возвращаться к общему столу.
«Подвал был обставлен скромно, но уютно, - вспоминал артист Н.Ф.Монахов. - Скромная буфетная стойка с простыми вкусными домашними закусками. Маленькая сцена, на которой артисты Художественного театра изощрялись в показе различных «самодеятельных» номеров.
Как писали тогда, «каждый спускавшийся под свод оставлял в прихожей, вместе с калошами, печаль, снимал с себя вместе с пальто и заботы».
Балиев, Тарасов и группа актеров МХТ (В.И.Качалова, О.Л.Книппер-Чеховой, И.М.Москвина, Г.С.Бурджалова и А. Коонен) разработали сложнейшую систему баллотировки для «посторонних», которые могли быть включены в члены кружка только единогласным избранием. Правда, жизнь внесла свои коррективы, и от этой системы пришлось быстро отказаться. «При первой же баллотировке ни один новый член не был избран, потому что у каждого оказался хотя бы один "черняк"». Тесный круг «художественников» расширяли лишь музыканты, художники, литераторы, люди близкие театру. Был принят устав, написан свой гимн.
Таинственность происходящего в закрытом клубе Художественного театра накаляла любопытство околотеатральной публики. Слухи - один заманчивее другого - дразнили воображение и будоражили «всю Москву» А актеры ревностно оберегали свою «интимность». Актеры - самые публичные люди, более того - вся суть профессии, весь смысл её именно в публичности, - и вдруг захлопывают двери перед зрителями! Этого московская публика постичь не могла.
Съезд гостей назначали на двенадцать ночи. В покровители своих ночных посиделок актёры выбрали летучую мышь, странное существо с сомнительной репутацией. В гимне «Летучей мыши» пелось:
Кружась летучей мышью
Среди ночных огней,
Узор мы пестрый вышьем
На фоне тусклых дней.
Приглашенный в «Летучую мышь» непременно проходил обряд посвящения в «кабаретьеры». Дежурный учредитель кабаре водружал на него бумажный шутовской колпак, знак причастности к особому миру. Увенчанный колпаком давал обет оставить натянутость, серьезность, суетное тщеславие за порогом заведения.
То, что происходило в «Летучей мыши», представлениями в обычном смысле не было. Выступления для них, как правило, специально не готовились; легкие импровизации - спутники актерских посиделок и застолий - не были рассчитаны на чужих. Дух кабаре Художественного театра определяли люди близкие, понимавшие друг друга с полуслова, объединенные служением подлинному искусству.
«Шутки богов» - так назовет свою заметку корреспондент, допущенный через год после открытия в кабаре Художественного театра. Здесь Леонид Собинов, кумир Москвы, романтический Ленский, распевал комические малороссийские песни, смешно наряженный и загримированный. Иван Москвин дурашливо дирижировал комическим русским хором, а Константин Станиславский, представляясь престидижитатором, показывал чудеса белой и черной магии - единственно с помощью рук снимал с «любого желающего» сорочку, не расстегивая пиджака и жилета. И так далее. Разумеется, эти номера исполнялись пародийно. В «Летучей мыши» чуть ли не у всех «великих» Художественного театра, начиная со Станиславского, Немировича-Данченко, Книппер, открывался дар сценической карикатуры.
Уникальность «Летучей мыши» заключалась в том, что осмеивала она прежде всего театр, внутри которого родилась. «Кривое зеркало» МХТ - так называли «Летучую мышь». «Этот полузагадочный зверек, - писал несколько лет спустя один из постоянных рецензентов «Летучей мыши», - дрессированный молодым актером МХТ Н. Ф. Балиевым, оскалил острые зубки и в злых пародиях, ядовитых и метких шутках вышучивал своего патрона - Художественный театр».
Душой всего предприятия был, безусловно, Никита Балиев. «Счастливы угадавшие свое призвание», - писал, имея ввиду Балиева критик Н. Эфрос.
«Его неистощимое веселье, находчивость, остроумие - и в самой сути, и в форме подачи своих шуток, смелость, часто доходящая до дерзости, умение держать аудиторию в своих руках, чувство меры, умение балансировать на границе дерзкого и веселого, оскорбительного и шутливого, умение вовремя остановиться и дать шутке совсем иное, добродушное направление - все это делало из него интересную артистическую фигуру нового у нас жанра», писал о нем К. С Станиславский.
В подвале дома Перцова «Мышь» пробыла недолго. Весеннее половодье в 1908 году было бурным. Москва-река вышла из берегов и затопила «прибежище кабаретьеров». Когда вода схлынула, увидели, что роспись, сцена и мебель погибли. Подвал пришлось оставить. «Летучая мышь» перебралась в новое помещение в Милютинском переулке.
Продолжение Часть 2. - здесь
P.S. Надеюсь, что Вы открыли для себя что-то новое. Подписывайтесь на мой канал: мне будет приятно, а Вы и в следующий раз не пропустите интересные статьи и факты.
