Знаменитая фраза Берлиоза вспомнилась в концерте Ижевской камераты из календаря фестиваля «Весна в филармонии»
В мартовском фестивальном событии «Весна в филармонии» Камерный оркестр представил программу музыки эпохи барокко из сочинений Баха, Генделя, Вивальди и Корелли. Третий по счету выход на большую сцену нового филармонического ансамбля, получившего неофициальный титул Ижевской камераты, позволил оптимистично утверждать – коллектив под художественным руководством Сергея Емельянова как в той сказке, знакомой с детства каждому, творчески растет не по дням, а по часам. Репетиционным, академическим и астрономическим!
По словам Бориса Пастернака
– Современному социуму периодически важно и нужно возвращаться к основаниям, глубинным корням и сердцевине, изучая истоки, – художественный руководитель Камерного оркестра Удмуртской филармонии взялся порассуждать о природе нынешнего повышенного интереса в обществе к музыке эпохи барокко – в буквальном переводе с итальянского языка это слово обозначает «вычурный!». – Но не к музыке Ренессанса, которую сейчас сложно воспринимать на слух, а к более поздней традиции, когда музыка постепенно становилась профессиональной, но при этом отвечавшей душевным запросам уже не только состоятельных правителей и господ, а практически любого человека. Живой отклик на этот запрос получался еще и потому, что барочная музыка происходила от народной танцевальной и вокальной культуры, от народного танца и песни. И дело тут вовсе не в какой-то ностальгии по старине, а в том, эта музыка обладает удивительной способностью проникать в души людей.
Продолжая интересное размышление, Сергей Емельянов отметил другой существенный нюанс. По его мнению, пристальное внимание к барочной музыке спровоцировал музыкальный фон нашей эпохи, который серьезно обеднел, оскудел и во многом стал сродни шумовому загрязнению.
– В действительности, сегодняшний музыкальный фон не на шутку опошлился и здесь не нужно забывать о том, что академические классические музыканты учились и формировались в совершенно другом звуковом поле и воспитывались в абсолютно иной интонационной среде, – особо акцентировал Сергей Валентинович. – Поэтому резкий контраст между шумом настоящего времени и слуховым опытом музыкантов, их внутренней культурой тоже повлиял на мотив обращения к барочной музыке, которая, несмотря на кажущуюся вычурность, представляет собой самую чистую форму. И если мы – музыканты – научимся все это правильно воспринимать, то, значит, есть надежда на то, что сумеем все это преподнести публике, получив право и возможность достучаться до человеческих сердец. Транслировать и передавать людям ratio и emotion, знания и чувства, ощущения, состояния и переживания не только собственные, но и великих художников эпохи барокко. Не скрою, когда-то давно я относился к барочной музыке очень ровно. Если не сказать прохладно. Причиной этого прохладного отношения было обыкновенное личное незнание предмета. Но когда однажды я поиграл эту музыку, тесно пообщался с российскими и зарубежными коллегами, которые делали это на высочайшем уровне исполнительского мастерства, то понял одну вещь – для постижения барокко необходимо очень много учиться и эта учеба откроет твою душу и интеллект к прекрасной музыке. И в желании дойти до самой сути я постепенно начал понимать барочную музыку…
Слова из монолога Сергея Емельянова «основания», «корни», «сердцевина», «дойти до самой сути» буквально толкали вспомнить хрестоматийное, но великое стихотворение одного из самых чутких в музыкальности своих строчек Бориса Пастернака. Человека по молодости лет всерьез выбиравшего стезю между фортепиано и поэзией.
«Во всем мне хочется дойти/До самой сути./В работе, в поисках пути,/В сердечной смуте. – До сущности протекших дней,/До их причины,/До оснований, до корней,/До сердцевины. – Всё время схватывая нить/Судеб, событий,/Жить, думать, чувствовать, любить,/Свершать открытья. – О, если бы я только мог/Хотя отчасти,/Я написал бы восемь строк/О свойствах страсти…»
Понимание – путь к любви
– Понимать формы, артикуляцию, фразировку, метроритм, темпы, тембральные нюансы и штриховые особенности, – собеседник Удмуртской филармонии продолжал перечислять элементы своего уразумения музыки барокко. – Так вот увеличивая объемы и компоненты понимания, в прошествии времени я попросту влюбился в эту музыку. Кстати, у других музыкантов это чувство тоже возникает с временным фактором в астрономическом его понимании, когда музыка входит в твою привычку и методику. Причем, на мой взгляд, технологическая или техническая сторона здесь не столь важна. Имею в виду, что не столь важно какой частью смычка надо играть. Если у исполнителя нет энергетики в подаче звука, то тогда надо искать и находить выход, и если нужно играть насыщенным звуком, когда нужны масса и быстрота, то лучше пользоваться смычком в районе колодки, потому как это самая тяжелая часть смычка и атака в любом случае получается сильней. Не зря же великий скрипач Яша Хейфец говорил, что в первом – основном – движении скорость смычка должна стремиться к скорости летящей пули. Даже если ты играешь кантилену, движения твоего смычка не должны быть вялыми…
Подробно остановившись на этом сюжете, Сергей Емельянов поступал очень тонко – не говорил напрямую, а лишь намекал на осмысление начинающими музыкантами и меломанами еще одной ключевой дилеммы в свежих обращениях к старинной музыке.
До сих пор в музыкальном сообществе стороны полемизируют о барочном инструментарии. Одни «топят» за тотальную аутентичность (в грифах, деках, струнах etc.), тогда как вторые утверждают, что барочную музыку в существующем контексте не возбраняется играть и на современных инструментах.
– Но успех дела зависит не от инструментальной логики, а от степени одаренности музыкантов, – эта цитата одного из отечественных художников звуков, который живописует в исполнении старинной музыки, пришлась в качестве наглядной иллюстрации.
Тем более что в недавнем концерте из афиши нового фестиваля «Весна в филармонии» Сергей Емельянов в очередной раз продемонстрировал грани своей одаренности. Музыкантской, художнической, драматургической, режиссерской, а теперь еще и продюсерской, потому что приглашение в концерте чудесной певицы меццо-сопрано Маргариты Финогентовой оказалось не только его заслугой, как импресарио, но и пиковым моментом всего события. Однако об этом чуть ниже и совсем немногословно…
«Золотая середина» с человеческим голосом
Начиная с весны прошлого года Ижевская камерата представила уже три программы, и все они отличались необычными подходами худрука оркестра к композиционному построению в драматургии и режиссуре.
– Никакого ноу-хау у меня нет, и в каждом из случаев все зависело от обстоятельств, – Сергей Валентинович реагировал на вопрос о концертном моделировании. – Ясно, что первоначально я составляю программу в голове, в эскизах и в подготовке мартовского концерта сразу понимал, что мы пока не сможем сыграть суровое барокко. К примеру, английское. Поэтому пришлось обращаться к другим гениальным Именам и с обязательным и совершенно естественным включением вокальных номеров, потому как слушателям воспринимать одну инструментальную музыку очень тяжело. Даже если все сыграно безупречно. Поэтому для эмоционального контраста и иного восприятия звука надо было включать вокальные партии. Впрочем, как и солирующий духовой инструмент к струнной группе. Неслучайно, что в концерте Баха (для скрипки, гобоя и струнных до минор – номер в каталоге сочинений немецкого композитора BWV 1060R – прим. авт.) гобой добавил других красок и колорита…
Соображение руководителя Камерного оркестра входило в созвучие с мнением сразу двух великих людей ХХ века – Игоря Стравинского и греческого поэта, дипломата и лауреата Нобелевской премии по литературе Йоргоса Сефериса.
– Стравинский восхищался инструментальным письмом Баха, говоря, что можно ощутить запах канифоли его скрипок и почувствовать вкус язычков гобоев, – в предисловии к изданию лекций Игоря Федоровича Стравинского в университете Гарварда сообщал Сеферис.
– Все дело в том, что инструментальная музыка все-таки для больших ценителей и знатоков, а вокал, и в частности оперные арии тогда и сейчас отзывались громким резонансом у гораздо большего числа людей, – напомнил Сергей Емельянов. – Не случайно, что билеты в любой оперный театр нынче не купить – едва ли не повсеместно ажиотаж и аншлаг. Понимая, что человеческий голос будет той самой «золотой серединой» и победит любое даже самое гениальное исполнении concerto grosso Арканджело Корелли, мы и решили выстроить программу персонально под нашу гостью из Чебоксар и народную артистку Чувашии.
Непосредственный диалог с небесами
Обмолвившись о том, что у музыкантов есть шанс достучаться до человеческих сердец, народный артист Республики Татарстан навел на мысль «поднять» глагольную часть речи до… небес. Помните как в стихотворении «Эй» у Владимира Владимировича, который Маяковский: «Возьми и небо заново вышей,/новые звезды придумай и выставь,/чтоб, исступленно царапая крыши,/в небо карабкались души артистов…». Поднять еще и потому, что именно Иоганну Себастьяну Баху удалось достучаться до небес!
– На моей голове начинают шевелиться волосы, когда думаю, что этот органист церкви Святого Фомы в Лейпциге ни до каких небес не стучался, – признался худрук Ижевской камераты. – Потому что Бах – как сам Бог и святые небеса через Баха сообщали людям информацию в прямой трансляции. Обычному человеку невозможно было написать такое громадное количество гениальной музыки, и я разделяю точку зрения о том, что у Баха был налажен непосредственный диалог с Богом. Другого такого композитора не было, нет, и никогда больше не будет, несмотря на моё преклонение перед гениями Бетховена, Чайковского, Малера или Рахманинова.
Путь к недостижимому гениальному
– Однажды Гектор Берлиоз в горячем эмоциональном порыве бросил известную фразу: «Нет Бога кроме Баха», хотя самому Иоганну Себастьяну легенды приписывали иную сентенцию. «Наконец-то я услышу настоящую музыку», – якобы произнес Бах на смертном одре, – филармонический журналист вступил в диалог с Сергеем Емельяновым.
– Как бы то ни было, музыка у Баха не поет! Музыка у него говорит многоголосием в естественной полифонии, во всем многообразии человеческих темпераментов, интеллектов и возрастов, говорит голосом самого Бога, ангелов, всех святых и всего народа. И все они живые и все говорят! Вот какая картина встает перед глазами, когда звучит музыка Баха. Для меня в музыке барокко есть что-то такое, что выше понимания текста и музыкальной ткани. Предположу, что эта музыка как путь к недостижимому гениальному. При этом любому музыканту необходимо стремиться идти по этому пути, чтобы уметь быть открытым к постижению чего-то нового! К тому чтобы не быть равнодушным, воспитывая свой интеллект и чувства. И на этой дороге Бах является для человека первой, скорой и неоценимой помощью. Вспомните СССР – причем не хочу, чтобы меня обвиняли в брюзжании или называли ретроградом. Но тогда в советской стране по радио звучало огромное количество прекрасной музыки. И сегодня, по моему глубокому убеждению, мы должны на уровне национальной политики в области культуры начинать срочное медийное эфирное продвижение хорошей музыки.
– Утрирую, конечно, но пусть у нас будет больше радиостанций «Орфей» и больше телеканалов «Культура»! Может быть, тогда у нас сохранятся шансы оставаться думающими и чувствующими людьми.
– Да, я полностью согласен с этой мыслью!
«Норма» чистого вокального волшебства
Наконец, то самое необходимое и немногословное заключение.
В номере «на бис» Ижевская камерата полностью отошла от барочной музыки и взяла арию Нормы из одноименной оперы Беллини и в знаменитой арии Casta diva от Маргариты Финогентовой поклонники музыки смогли услышать чистое вокальное волшебство.
На слух музыкального обозревателя Удмуртской филармонии, это волшебство из «Нормы» вполне могло оказаться одним из лучших в истории мирового оперного искусства и это исполнение на наше счастье прозвучало в Ижевске.
– А вы знаете, я тоже соглашусь с этим предположением, – сказал Сергей Емельянов.
Текст: Александр Поскребышев
Фото: Гульназ Гильмуллина
