5 марта публиковал статью на тему: можно-ли забрать заявление из полиции.
В комментариях к статье мне предложили рассказать о живых примерах, а не теории. И тут мне вспомнилась одна история немного грустная, но с долей юмора, что в выходной день будет к месту.
Случилось все во времена, когда я работал следователем.
В один "чудесный" день, выйдя после выходных на работу я уловил в соседнем кабинете оживленный разговор моей коллеги Алены с ее соседом. Настоящие имена я, как всегда, скрою.
Алена рассказывала некую забавную историю о том, что, дежуря в субботу возбудила какое-то смешное дело.
Деталей я сразу не уловил, но понял, что история не рядовая. Расспросить Алену о подробностях к меня не вышло, так как позвали на оперативку к начальнику следственного отдела. А после оперативки ко мне зашел секретарь отдела и сказал, что начальник расписал мне фигурантное дело, которое мне и вручил. После чего передал мне просьбу начальника зайти к нему по этому делу.
Ознакомившись с документами, я понял, что дело и в самом деле забавное.
Было оно о хищении гуся!
Гусь был самый настоящий и живой. Из заявления и допроса потерпевшей выходило, что она занималась разведением гусей. Сколько их у нее было в хозяйстве не помню, но точно, что возле ее дома гуляло целое стадо, голов пятнадцать.
И вот, на ее беду, в этот день по улицам городка, в котором я тогда жил и работал, каталась «золотая молодёжь» на тройке жигулей.
Предводителю «молодежи» и, одновременно, рулевому советского раритета в голову пришла гениальная идея - похитить гуся! По-видимому, чтобы затем зажарить в яблоках.
Юный гений припарковал свое шикарное ландо, догнал зазевавшегося гуся и взял его в плен. Упаковал его в багажник и скрылся в клубах пыли, вихрящихся в след его болиду.
На его несчастье процесс изъятия гуся из лона стада незамеченным не остался. Все зафиксировал бдительный сосед гусезаводчицы, совершавший утренний променад.
О краже тут же было доложено хозяйке, Марь Степановне, и та, сопровождая свое появление лозунгом: «Что-же такое твориться среди бела дня?!» явилась в городской отдел милиции, где ее с распростертыми объятиями встретил дежурный Михеич.
Обласкал, успокоил, напоил холодным квасом из холодильника в комнате отдыха дежурных и, тут же, ввел план «Перехват» по всей округе, дабы пресечь злодейство.
Злодейский экипаж был задержан заскучавшим было, из-за малого субботнего трафика, нарядом "гаишников" и препровожден в дежурную часть ГОВД. Там их с вожделением дожидалась Алена, поднятая Михеичем по тревоге. Хищение гуся - дело не рядовое, требующее вмешательства лучших людей ГОВД.
Изучив ситуацию Алена приняла смелое решение – возбудить уголовное дело по факту кражи гуся!
Главным злодеем оказался студент-металлург, обучавшийся в легендарном УПИ.
Если кто не знает, легендарным Свердловский политехнический институт сделал первый президент Российской Федерации некогда учившийся там и там же, с успехом, игравший в волейбол.
Студента арестовывать не стали и кратко допросив отпустили домой.
Надо сказать, гусезаводчица этим была крайне возмущена!
По высокому мнению Марь Степановны, расхитителя частной собственности следовало немедленно осудить трибуналом и расстрелять из табельного «Макарова» Михеича. Не смягчило ее даже то обстоятельство, что гуся ей вернули.
Оказался он правда в неприглядном виде и попахивал. В багажнике, видимо с испугу, он сделал нечистое дело.
При вскрытии багажника трешки он не на шутку повеселил помощника дежурного Женьку, который потом неделю рассказывал по отделу, что намерен был вызывать санэпидемстанцию для обеззараживания территории. Сам же Евгений при вскрытии испытывал непреодолимое желание рвануть в оружейку за дежурным противогазом.
Гусь, не смотря на свое неприличное состояние, после извлечения из багажника был осмотрен Аленой, и передан на ответственное хранение Марь Степановне, ведь он теперь он был не просто гусь, а вещественное доказательство №1. Сие следственное действие было закреплено соответствующим протоколом. Еще гусь был взвешен. Это было нужно для определения размера хищения.
И вот это незаурядное дело досталось для расследования мне. Явившись к начальнику, я был несколько озадачен его загадочностью. Виталий Венниаминович просил меня отнестись к делу со вниманием и быть осторожным. О причинах, крывшихся за его загадочностью, я узнал уже вечером.
День прошел спокойно, в рядовых допросах и подшивании, сдававшихся в архив безфигурантных дел. Вечером меня ждал первый сюрприз.
В самые последние минуты рабочего дня в дверь деликатно постучались и в кабинет зашла импозантная дама сорока-сорока пяти лет в мягкой шляпке. Дама поздоровалась и осведомилась правильно ли она попала? Искала она именно меня. Даже фамилию мою и имя отчество правильно выяснила. Звали ее Виолетта Станиславовна. Не оттягивая она с порога начала просить меня «…не губить будущего инженера, быть милосердным и неравнодушным…».
Осознав мое непонимание и поняв, что напрасно начала с просьбы без прелюдии Виолетта Станиславовна чуть сбавила градус и пояснила, что она - несчастная мать того самого злодея, что в субботу украл гуся. Поняв наконец, о чем речь я заверил Виолетту Станиславовну, что дело будет расследовано самым внимательным образом и излишней суровости к ее сыну за похищение птицы применено не будет.
Безутешная мать не унималась. Были вспомнены былые заслуги достойной бабушки будущего инженера – героя социалистического труда, заверения, что моя черствость не останется незамеченной, а деликатность, конечно же, будет вознаграждена. Расстаться с несчастной матерью мне не удавалось минут сорок. Помог дежурный, майор Неспящий, заинтересовавшийся тем, что я засиделся в отделе допоздна, хоть и был еще не конец месяца.
Виолетту Станиславовну я проводил, но на следующее утро у меня в кабинете появилась адвокат из соседнего города.
Об адвокатессе этой я знал, что мелкими делишками она не занимается. Она представилась и сказала, что будет защищать того самого студента воришку гуся. Сразу, взяв быка за рога, она предложила мне уголовное дело прекратить за малозначительностью. С собой у нее уже была справка, из содержания которой следовало, что стоимость гуся ниже предела уголовной ответственности. И следовательно преступное деяние студента нужно было считать лишь мелкой кражей, то есть административным проступком. Выпроводив адвокатессу и не согласившись с ее мнением и посовещавшись с начальником, я запросил в Екатеринбурге альтернативную справку. Из моей справки выходило, что стоимость гуся на уголовку тянула.
Начальник пел мне дифирамбы, призывал, так держать! Говорил, что дело мы обязательно отправим в суд, не смотря ни на какие регалии родственников гусепохитителя и усилия самых крутых адвокатов. Случилось, однако, новое препятствие.
Спустя пару дней ко мне заявилась гусезаводчица. Марь Степановна желала забрать свое заявление.
В ответ на мое резонное, что действующий уголовно-процессуальный кодекс таких решений не предусматривает эмоции женщины разыгрались. Фраза «Вы лишаете меня моих исконных прав!» была повторена на разные лады раз триста. Дискуссия была эмоциональной и абсолютно не рациональной. Затянулась больше чем на час и закончилась обвинением меня в непонимании духа и буквы закона. Позже я слышал, что после меня женщина перебывала у всего руководства нашего отдела милиции. Требовала восстановления ее конституционных прав и моего увольнения.
Спустя неделю все, как будто, успокоилось. Меня оставили в покое и адвокат, и родительница студента, и потерпевшая. Я уже готовил окончательное обвинение, чтобы заканчивать уголовное дело, но тут случился новый поворот.
По сложным делам все следователи, время от времени, ходили вместе с Виталием Вениаминовичем к Михаилу Степановичу - заместителю городского прокурора. Посоветоваться.
Дело о гусе не было сложным, но у меня было другое дело о смертельном ДТП с погибшей пожилой женщиной. По поводу этого дела мы и пошли в очередной раз к зам.прокурора. Посовещавшись и получив пару ценных указаний, мы собрались было уходить, но тут прозвучало коронное «…а вас бы я попросил остаться…» после чего Виталий Вениаминович удалился, а я остался один на один с Михаилом Степановичем.
Откашлявшись, он, явно чувствуя себя не в своей тарелке, зайдя издалека начал расспрашивать меня о гусином деле. Расспрсив, все также деликатно, и без малейшего нажима, сказал мне, что есть просьба прокурора города – дело о гусе прекратить за малозначительностью. Упомянул Михаил Степанович, что с руководством моим уже переговорил и все согласовал. Выслушав, я ответил, что хотел бы посовещаться с начальником и на этом попрощался.
На следующий день Виталий Вениаминович подтвердил, что он в курсе просьбы прокурора. Оказалось, что заслуженная бабушка студента-воришки когда-то дружила с предыдущим прокурором города и, благодаря старой дружбе, запустились тайные пружины. В итоге появилась просьба прокурора нынешнего.
Виталий Вениаминович кипятился, говорил, что дело принципиальное и если прокуратура дело не пропустит, то его следует передать в соседний район. Там наш прокурор не властен. Я тоже был того мнения, что, оставив студента безнаказанным мы породим его уверенность в защищенности от закона и, в дальнейшем, распоясавшийся студент может натворить еще больших дел. Но опять все вышло не так, как планировалось.
Спустя пару дней гусиное дело было у меня начальством изъято, а я загружен новым о ДТП. Было сказано, что я больше разбираюсь в таких делах.
Гусиное дело я больше не видел и что с ним стало не знаю. Но что-то мне подсказывает, что дело было прекращено.
Спустя полгода я уволился из милиции и еще через год после увольнения стал адвокатом, кем и остаюсь уже больше двадцати лет.
Вот такая история про телефонное право районного масштаба с моим участием. Студента того, как и его родительницу и тем более потерпевшую я никогда больше не встречал. Но история запомнилась на всю жизнь.
Уважаемые читатели, были ли у вас истории с "телефонным правом", как вам история?