Портные, беженцы и Шагал (но не Марк).
Пурим — самый шумный, яркий и веселый еврейский праздник, и его часто называют еврейским карнавалом.
На короткое время в конце долгой зимы все встает с ног на голову, многие границы стираются, приходит час масок и перевоплощений, и, читая Свиток Эстер, мы празднуем чудесное спасение еврейского народа. Этот особый день в еврейском календаре не оставили без внимания идишские писатели. Рассказываем о трех интересных текстах про Пурим.
«Заблаговременная Пасха», Шолом-Алейхем (a frier peysakh)
Шолом-Алейхем (1859–1916) — наше все, главный и любимый классик, писатель, практически создавший еврейский литературный канон. Особенно он любил праздники и каждому из них посвятил как минимум рассказ, а то и не один. Пурим для него — в первую очередь время трикстеров, безобидных и не очень обманов и подмен.
В «Заблаговременной Пасхе» Пурим и Песах меняются местами вследствие хитроумного плана одного беженца из черты оседлости. Спасаясь от погромов в начале XX века, он оказывается в Германии. Разочарованный холодным приемом, который оказывает ему уж слишком ассимилированная местная община, он решает одновременно насолить ей и заработать. Он продает старые еврейские календари, выдавая их за новые. Чем оборачивается эта коварная затея, можно узнать, заглянув в полное собрание сочинений Шолом-Алейхема: рассказ переведен на русский язык.
Кстати, тема своеобразного отзеркаливания Песаха в Пуриме, двух праздников, в которые отмечается спасение и освобождение евреев, встречается и в другом пуримском рассказе Шолом-Алейхема, «Два шалахмонеса»:
«Давно не бывало в Касриловке такой хорошей теплой погоды к празднику Пурим. Рано тронулся лед, растаял снег, и грязь доходила до колен. Сверкало солнце. Дул ленивый ветерок. Глупому теленку показалось, что уже весна. Он задрал хвост, нагнул голову и испустил нерешительное «му». Счастье, что почти ни у кого в городе не было денег на мацу, а то можно было бы подумать, что на дворе не Пурим, а канун Пасхи».
«Песни Мегилы», Ицик Мангер (megile-lider)
Даже если вы не знаете, кто такой Ицик Мангер, вы скорее всего знакомы с песнями на его стихи. «Afn veg shteyt a boym», «Rabeynu Tam», «Yidl mitn fidl» и многие другие воспринимаются как народные, однако у них есть вполне конкретный автор.
Мангер (1901–1969) обожал сюжеты Танаха и современный ему ашкеназский фольклор и традицию. Библейские герои в его произведениях живут в штетле, занимаются типичными для конца XIX — начала XX века еврейскими профессиями, говорят на идише и носят европейское платье. В большом поэтическом цикле «Песни Мегилы» помимо главных героев Свитка Эстер появляется персонаж еврейского портного с выдуманным арамейским именем. Влюбленный в юную красавицу, он поет слезные элегии, сетуя на разбитое сердце: Эстер обещала сбежать с ним в Вену, а сама вышла замуж за царя. Мангер, «последний пуримшпилер» еврейской литературы, делает события древности близкими и родными своим читателям.
«Горящие огни», Белла Шагал (brenendike likht)
Белла Шагал (1895–1944), урожденная Розенфельд, сегодня в первую очередь известна как жена и муза Марка Шагала. За этим статусом часто теряется тот факт, что она была писательницей и переводчицей. В мемуарах «Горящие огни» Шагал с большой любовью описала свою жизнь в еврейском Витебске начала XX века. Воспоминания эти были написаны в 1939 году, накануне Катастрофы и окончательного разрушения мира, в котором она выросла.
Пуриму в книге посвящены три главы, в каждой из которых в фокусе оказывается одна из традиций праздника. «Подарки на Пурим» — о шалахмонес, обычае обмениваться подарками. «Книга Эсфири» — о чтении мегилы. И конечно, «Пуримшпиль». Читая воспоминания Шагал, легко забыть, какой сейчас год, и почувствовать себя за праздничным столом в штетле. Вот, например, как она описывает поход на базар за подарками к празднику:
«Старые колченогие столы покрыты скатертями в дырочку — похоже на крупитчатый снег. Вокруг толпятся, как в праздник Торы, женщины и дети. На столах — сияющее заколдованное царство. Тут расставлено великое множество сахарных фигурок. Лошадки, барашки, птицы, младенчики в колыбельках поблескивают красными и желтыми искорками, будто показывают, что в их застывших тельцах теплится жизнь. В золотых скрипочках уснула недоигранная музыка. Гарцуют, привстав в седле, Мардохеи и Артаксерксы».