Найти тему
Алёна Likова

Дорога в ад

— Жизнь надо прожить так, чтобы в аду сказали: «Добро пожаловать, Наш Господин!»

— Боюсь, ты неверно понял концепцию.

Яна отпивает из бокала. Гостиная сумрачна, бархатные фиолетовые шторы не пропускают и огонька с улицы, но лицо девушки как раз на свету, под люстрой. Игнат внимательно разглядывает нежные губы, золотистые локоны, и подруга, смутившись, пьёт снова.

— Это ошибка всех, кто плохо знает религию. — Она прячет взгляд в углах комнаты. — Ад не награждает за грехи, он за них карает. Нигде тебя не ждут привилегии, Игнат.

— Как знать, как знать, — улыбается парень. — Если поощряют только за доброе-светлое, к чёрту такое поощрение.

— Не богохульствуй! — ахает Яна.

Игнат смеётся и откидывается на подушки дивана. Его не назовёшь красивым, но притягательным — пожалуй. Волевой подбородок и скулы, крупный нос с горбинкой, горделивые брови — так мог бы выглядеть древний языческий вождь. Пухлые губы и проникновенный взгляд чёрных глаз смягчают грубый образ: этакая дьявольская харизма.

— С тобой я бы с удовольствием "побогохульствовал", — тянет Игнат, не меняя вальяжной позы. — Ты знаешь, Яна, как давно я этого хочу.

— Хватит!

Бокал со стуком опускается на стол. Яна смотрит зло и обиженно.

— Я думала, тебе и правда помощь нужна, разговор по душам, а ты как всегда, — упрекает с досадой. — Прощай!

Она встаёт. Теряет равновесие, падает назад на диван. Пытается снова. Ноги не слушаются, и милое личико стремительно бледнеет.

— Ч-что ты мне подмешал? — шепчет Яна севшим голосом.

Игнат выпрямляется. Поставив бокал на журнальный столик, подходит ближе, и девушка пытается отшатнуться.

— Какая разница, милая? Расслабься. Больно не будет, обещаю.

Рука ложится на её плечо, и Яна дрожит.

— Уйди! Не трогай меня! — Одна за другой появляются первые слезы. — Гореть тебе в..!

— Да-да, знаю, — ухмыляется Игнат. — До этого ещё далеко, милая.

Крики постепенно сменяются всхлипами, едва нарушающими равнодушную тишину.

***

Приватная кабинка кальянной плавает в дыму. Игнат стучит ногтём по ложечке поверх шота с изумрудной жидкостью. Взяв кувшин, поливает сахар в ложечке водой.

— Пацан, сколько мне ждать свой сет?! — кричит за штору и залпом выпивает шот.

Напуганный мальчик в зале бежит на кухню. Игнат подмигивает сидящему напротив другу, но тот смотрит хмуро; ни к алкоголю, ни к еде не притрагивается.

— Могу взять на работу. — Игнат затягивается кальяном. — У тебя сложная ситуация, я всё понимаю. Есть должность… что-то вроде курьера, — смеётся легко, как человек без совести. — Тебе в самый раз.

Приятель разглядывает Игната в ответ глазами, потерявшими искру. Качает головой, поднимается. Обводит взглядом стол, полный пустых тарелок, и одинокого Игната.

— Спасибо, но за это я не возьмусь. Да и ты бы завязывал. Найди себе легальную работу, и старость… она хотя бы будет.

— Фигня! — отмахивается Игнат и берётся за следующий шот. — Кто тратит жизнь на работу? Лузеры. У меня всё по красоте, и бабок — хоть в печи сжигай! — Он с вызовом щурится, глядит в упрямое лицо. — Или считаешь, накажут меня наверху?

— Не знаю, друг, не знаю.

Штора взмахивает алым крылом; Игнат остаётся один. Растянувшись на кушетке, он выпускает в воздух кольца дыма и наблюдает за их полётом.

— Скучно, — стонет он. — Скука, сука, скука!

Официант приносит полную тарелку роллов, ставит перед клиентом. Игнат не глядя забрасывает в рот первый из них и машет ладонью.

— Шот повтори! Быстро!

Паренёк, кивнув, исчезает. В кармане звонит мобильный, и, закатив глаза, Игнат тянет блестящий новенький смартфон к уху.

— Да? Что? — Он фыркает. — Ну выложили в сеть, и что? Ты с подставных номеров звонила? Всю косметику ей загнала после процедуры? Умница! Теперь пусть сколько хочет фоткает свою облезшую морду, нас ей не найти! Не первая и не последняя дура.

В трубке слышится плач, но Игнат отбивает звонок. Раскладывает телефон в планшет, запускает ужастик.

— Наказание? Пф-ф, — улыбается под нос. — Да на меня молиться будут.

И снова затягивается.

***

Следователь смотрит на Игната неприязненно. Тот в ответ — спокойно, даже с издёвкой, пожалуй. На жёстком стуле задержанный развалился, как в кресле: ноги широко в стороны, руки за голову, спина назад. Наручников нет, хотя помощник следователя машинально поглаживает металл на поясе.

— В чём конкретно меня обвиняют? Объясните, или я пошёл, — зубоскалит парень.

Полицейский наклоняется над столом. Суровое лицо должно вызывать страх и покорность, но, видимо, не в этот раз.

— После смерти родителей, гражданин Гнус, вы стали единственным наследником их имущества. И обстоятельства смерти вызывают сомнения.

— Какие сомнения? — смеётся Игнат. — Отец умер от приступа. Мать нашла его наверху лестницы, оступилась и ударилась затылком. Эксперты всё подтвердили. В чём проблема, начальник?

— В том, — багровеет следователь, — что о болезни отца ты знал! Таблетки он в тот день почему-то не принял, да и, говорят, ты в гости заезжал. А ещё, — полицейский говорит всё злее, — мы знаем о твоих махинациях, Игнат. Не лебединые у тебя крылья, и мы это докажем!

— Вот как докажете, — пожимает плечами Игнат, — зовите!

Не прощаясь идёт к выходу из допросной. Обернувшись на пороге, ехидно бросает:

— А дом их я, кстати, снесу. Зря подозреваете в жадности.

Следователь недоверчиво поднимает брови.

— Зачем сносить двухэтажный коттедж? — сверлит взглядом в упор.

Игнат подмигивает.

— А чтоб никому не достался! Старики хорошо жили, комфортно слишком. Всегда это бесило.

Хлопает дверь. Следователь с тоской смотрит вслед, потом переглядывается с помощником.

— Он за это поплатится, да? — с надеждой произносит юнец.

Старший лишь жмёт плечами.

— Не знаю, приятель. Не все ублюдки по заслугам получают. А хотелось бы, эх!

Вентилятор гоняет свет от лампы по стенам. В тишине допросной следователь смотрит на папку с пустым делом и мнёт свои непослушные пальцы.

***

Тела свечного пламени танцуют в непонятном ритме, и розовый воск плавится вокруг фитилей. Два тела переплетаются в поцелуе; приятная музыка дорисовывает романтический образ.

— А если муж придёт? — отстраняется девушка.

— Да успокойся ты! Ничего он не сделает.

Игнат снова тянет красотку к себе. Смахнув с глаз рыжую чёлку, та оглядывается на дверь спальни.

— Он у меня ревнивый, — колеблется под градом поцелуев. — Не простит.

— Кому это важно?

Одним движением Игнат опрокидывает любовницу на кровать. Она ахает. Парень, как зверь, вгрызается в кожу поцелуями, рвёт тонкую ткань сорочки на части. Сильные руки двигаются без преград, чёрные глаза холодны и алчны. Девушка уступает сразу, и только прикушенная губа выдаёт её тревогу.

— Расслабься, детка. Тебе нравится?

— Да… — стонет та, закрывая глаза.

— Это как понимать?!

Девушка подскакивает. Вырвавшись из объятий Игната, смотрит на искажённое лицо в дверях. Муж весь трясётся — и, кажется, готов заплакать.

— Котик, послушай, я всё… — мямлит красотка.

Выстрел. Истошный визг. Тело падает к подножию кровати.

— Ты что натворил?! — девушка хватается за рот и судорожно отползает от края. — Зачем ты… зачем?!

Игнат кладёт пистолет на туалетный столик. Смотрит на труп с отчётливой злостью.

— Я никому не позволю мешать мне, — звенит в его голосе лёд.

Девушка рыдает. Игнат влепляет ей по щеке, но всхлипы не затихают. Он неторопливо одевается, идёт к двери. Переступает на ходу через тело.

— Монстр! Чудовище! — воет любовница вслед. — Чтоб ты сдох, чтоб тебя черти в котле варили!

— Малышка, — хохочет Игнат, — в аду для меня особое место, и это трон.

Дверь хлопает, оставляя девушку наедине с трупом мужа и мечущимся пламенем свечей.

***

Вечер безмятежен и свеж. Ветерок гонит по асфальту пакет, и дворовый котёнок, играясь, крадётся за шуршащим полиэтиленом. Скривившись Игнат проходит мимо и заворачивает за угол, в арку многоэтажки.

Пятеро мужчин преграждают путь так слаженно, что всё сразу становится ясно. Игнат напрягается. Рука медленно тянется за спину, к поясу.

— Борька? Браток? — окликает с преувеличенным дружелюбием громилу впереди. — Тебя уже выпустили? А я с твоими ребятами неплохо торговал, знаешь. Проблем не было.

— Знаю, — кивает бандит. Залысина на миг блестит в свете ночного фонаря. — Я много что знаю, Игнат.

Какой-то прохожий, сунувшись было в арку, спасается бегством. Его топот затихает за спиной Игната, как топот дезертира с поля боя.

— Говорят, ты малолетку разломал? — продолжает Боря неторопливо. — Она этого не пережила, знаешь?

— Которая из? — смеётся Игнат. — Я многим нравлюсь, приятель, дают безотказно.

— Не приятель ты мне, — цедит Боря.

Сзади налетают так резко, что Игнат не успевает дёрнуться. Пистолет выбивают из рук. Сильные лапы нагибают Игната и перекручивают руки до боли.

— Ты чего, Борь?! — извивается в хватке парень. — Мы ж одного поля ягоды, мы ж братаны! Какое нам, чёрт возьми, дело до этих лохушек?

— На зоне такое не чтят. Зарвался ты. Мне такой сбытчик не нужен.

Мужики приближаются. Игнат судорожно оглядывается по сторонам, дёргает ногами, норовя пнуть кого-то, вырваться…

— Так давайте мирно разойдёмся! А? Пустите, гниды!

— Ты много людей зазря шлёпнул, Игнат. Всему предел есть, — весомо произносит Боря. — Ты Бога не боишься, так мы сейчас устроим тебе ад на земле.

Крик отражается от домов, чтобы потом захлебнуться хрипами.

***

В больнице с ремонтом неважно: краска потрескалась, окно за решёткой разбито — и всё равно непроходимая преграда. Седой подтянутый врач отпивает кофе из надколотой кружки и с сожалением цокает языком.

— Сложный пациент, — делится с коллегой. — Заглушить психоз можно, но насовсем не уходит. Он продолжает страдать.

— А что видит? — товарищ с интересом разглядывает фотографию в истории болезни.

С карточки смотрят наглые чёрные глаза. У пациента волевое лицо, модная стрижка, надменная улыбка. Профессор слабо улыбается, наблюдая за любопытством коллеги.

— Историю почитай, и узнаешь. Он такой после нападения. Говорят, обвинялся во многом… впрочем, это теперь неважно.

Он ставит кружку на стол, и психиатры идут к палате. Тихий человек с рассеянными глазами встречается по пути и, кажется, даже не замечает врачей. Остановившись на пороге, профессор кивает на привязанного к постели пациента. Игнат смотрит в потолок широко раскрытыми глазами. Пальцы дёргаются на покрывале в своей личной агонии.

— Не знаю, существует ли ад, но для него точно, — вздыхает профессор. — Пациент Гнус считает, что его пытают демоны — раз за разом, за каждый его проступок.

Игнат кричит. Сорванный хриплый голос разрывает тишину, и второй врач вздрагивает. Седой привычно жмёт на кнопку вызова медсестры.

— А может, есть в мире справедливость, — тянет задумчиво. — Хотя нет. Вряд ли.

И, мазнув по кричащему взглядом, выходит в коридор.

© Алёна Лайкова