Начало этой истории уходит уже в далёкие годы, когда несколько людей собрались вместе и один из них предложил каждому написать по маленькой истории, основанной на шести случайных словах. Дальше идея понеслась как ветер, и за одной партией рассказов пошла вторая, третья, четвёртая... Менялись рассказы, менялись участники, лишь правила оставались неизменными: выбираем шесть случайных существительных – пишем историю, в которой главное – это не размер и стиль, а связность мысли.
Погнали!
Случайные слова
- Недожог
- Саботаж
- Рукав
- Банда
- Воробей
- Ссуда
Случай на производстве
– Ну и какого чёрта вы молчите?
Вопрос был первым за последние пятнадцать минут. Собственно, поэтому бригада и молчала: Петрович разошёлся не на шутку и задвинул такую речь, что другим и слова-то вставить было невозможно.
«Перформанс какой», – подумал Костик. В бригаде он считался самым образованным, потому что когда-то закончил два курса университета и имел привычку изъясняться сложными предложениями. Над манерой разговора и незнакомыми словами в его речи ребята подшучивали с присущей им прямотой, но по-доброму. Даже прозвали «писателем». То, что Костик в своей жизни никогда не сочинял литературу, а последние лет пять и вовсе брал ручку только раз в месяц – поставить подпись в графе «Получил», их не смущало.
– Воробей! Вот скажи мне, что это, твою дивизию, такое?
Воробей – фамилия Костика. Идеальное прозвище, тут и думать не надо. В школе его звали Воробьём, в университете звали Воробьём, и тем удивительнее, что среди суровых работяг он стал Писателем.
– Незавершённый процесс спекания глины, иначе говоря – недожог, Валерий Петрович, – сказал Костик, стараясь не смотреть на начальство. Как говорится, не пересекайся с хищником взглядом – авось пронесёт.
Петрович подошёл ближе. Он был зол, тяжело дышал, а ещё – обильно потел. Костик чувствовал этот резкий запах, лишь самую малость разбавленный ароматом одеколона.
– Боты мои перекрутить! Ты знаешь, что такое недожог! Так, может, ответишь, почему допустил, а, Воробей? Ты бригадир, твою дивизию, ты должен за этим следить!
Костик пожал плечами, дёрнул себя за рукав. Он действительно был виноват: отвлёкся, перепутал время. Но рассказывать о том, что у Миши, одного из вверенных ему ребят, жена никак не может выздороветь, дочка в школе двойки получает, тёща гостит уже третий месяц, и мужика достало в край, и ему просто надо было кому-то выговориться, – вот обо всём этом Костик рассказывать не собирался. Петрович не тот человек, который хочет вникать в дела подчинённых. Рожает кто, болеет, кому на утренник надо – у него на всё один ответ: «Работайте!».
В общем, крыть Костику было нечем.
– Банда туфельных клоунов, а не бригада. Всю партию загубили, уроды! Кредиты, ссуды, налоги... Я из кожи вон лезу, чтобы держать завод на плаву, но вы же ложить на всё хотели!..
На самом деле Петрович преувеличивал. Завод нормально работал, заказы поступали, а определённый процент брака существовал всегда. В этом месяце будет чуть больше, в прошлом был чуть меньше – чем не равновесие?
– Саботаж они устроить вздумали... – уже тише произнёс Петрович.
Наконец буря улеглась. Начальство пришло в себя, ещё немного погрозило и, буркнув: «Работайте!», ушло в кабинеты. Бригада вздохнула с облегчением и взялась за подготовку следующей партии.
Случайные слова
- Фен
- Каша
- Ёлка
- Темнота
- Мармелад
- Щелбан
Диета
Что может быть противнее овсяной каши? Только остывшая овсяная каша. Она липнет к ложке, не лезет в горло, а когда её удаётся проглотить, то в желудке она ощущается плотным, тяжёлым чужеродным комком. Противоестественная еда. Видимо, её придумали инопланетяне, иначе никак не объяснить, почему после овсяной каши тревога и томление не отпускают несколько часов, так долго, что к следующему приёму пищи подходишь с опаской и мыслью: «А вдруг и эта еда такая же?..»
Оля с усталой обречённостью смотрела в тарелку. Ей надо было поесть, но она не могла себя заставить: аппетит пропадал при малейшем взгляде на серую слизкую массу. Хотелось чего-нибудь жирного, или острого, или мясного, или сдобного, или сладкого – в общем, чего-нибудь из запретного списка. Вредного, но такого вкусного! Мармеладку бы или... В животе заурчало, и Оля, понимая, что нет ни мармелада, ни шоколада, а только одна овсяная каша, бросила ложку в тарелку. Ложка с противным хлюпаньем воткнулась в плотную массу и плавно завалилась на бок, едва слышно стукнув о фарфоровый бортик.
– Опять бушуешь? – спросила Лариса. Она вошла на кухню с феном в руках и сразу же направилась к свободной розетке. Воткнула вилку, пощёлкала выключателями – и вздохнула с нескрываемым разочарованием. – Сломался-таки. Надёжный, долговечный, совершенный – сколько разговоров было, а не деле – пшик.
– Новые расходы, – сказала Оля.
– Время вспомнить, что волосы можно сушить и полотенцем, – ответила Лариса. Она редко унывала и во всякой ситуации пыталась найти что-то положительное, приободрить – если не себя, то Олю точно. Вот и сейчас она легко и беззаботно улыбнулась, подошла к подруге и поцеловала её в лоб.
– Ты идёшь на поправку – это главное. Кушай и соблюдай режим, об остальном даже не думай. Когда выздоровеешь, я тебе этих фенов десяток подарю.
– Я сама их тебе подарю, только перестань кормить меня всякой гадостью, – сказала Оля.
– Ну уж нет! – ответила Лариса. – Сначала ты отказываешься от овсянки, потом – от таблеток – а дальше мне опять ночевать у больничной койки?
– Я себя хорошо чувствую... – сказала Оля, глядя в сторону. Она не хуже Ларисы знала, что это неправда, что хоть критическую фазу удалось преодолеть, но полноценное выздоровление даже не на горизонте, а где-то очень, очень далеко, – знала – и не могла не мечтать о нормальной еде. Дурацкая диета ей осточертела.
Лариса обняла подругу, прижавшись к её спине. Куснула за ушко и тихонько сказала:
– И тебе станет ещё лучше, когда поешь. А потом мы пойдём в город, подышим свежим воздухом, посмотрим на ёлку. Будем гулять до самой темноты. Ты, я – и толпы незнакомых людей, которым нет до нас никакого дела.
Оля подняла ложку, тряхнула её, роняя кусочки каши в тарелку. Судя по виду, овсянка достигла пика своей отвратительности. Хуже, чем сейчас, она будет... да нет, потом она просто испортится, её придётся выбросить и сварить новую – ничем не вкуснее этой.
Ох!..
Когда Оля начала жевать, на её красивом лице застыло выражение такой картинной безнадёжности, что Лариса сначала расхохоталась, а потом громко чмокнула Олю в щёку.
– Я уже собиралась применить последний аргумент. Ну, знаешь: не съешь – получишь щелбан. Глупость, конечно, но чего только в голову не придёт, когда не хочется, а надо. – Лариса быстро намотала кабель на рукоять фена и добавила: – Я пойду одеваться, а ты рубай и думай о том, как нам будет хорошо.
Оля тяжело вздохнула и пододвинула к себе полную тарелку...
Случайные слова
- Лак
- Ковёр
- Торт
- Плакат
- Гриб
- Хипстер
Маникюр
– Как твой поживает? – спросила Катя.
Вопрос был из разряда обязательных. Катя работала в маникюрном салоне уже шесть лет, и за это время у неё не было ни одной посетительницы, которая пришла бы просто сделать ногти. В первую очередь всех интересовали сплетни, новости, переживания, причём их собственные: они хотели не слушать, а рассказывать. Катя давала им такую возможность: задавала стандартный вопрос и следующие десять-пятнадцать минут спокойно работала под монолог сидящей напротив женщины.
– Ой, да опять учудил. Представляешь, купил квадратные очки. Довольный. Я, говорит, теперь хипстер. – Параллельно с разговором Марина помахивала левой рукой; особой нужды в этом не было, потому что лак давно застыл, но она, вероятно, предпочла перестраховаться. – Смотрю на него, спрашиваю: «Что, теперь каждый день будешь одеваться как интеллигент?» Обиделся. Ушёл, дверью хлопнул, да так быстро, что я даже про чайный гриб пошутить не успела. Ну, думаю, ладно, походит и вернётся – не в первый раз сцены устраивает. Приготовила ужин, салатик накрошила, хотела за тортом сбегать, но потом вспомнила, что мне нельзя. Мы ведь на диете сидим, так что никакой вредной еды в доме уже две недели нет. Вот что за человек, скажи? Виноват он, а страдаю я: из-за этих нервов на ровном месте чуть не сорвалась на сладкое.
Сижу, жду. Час, два, вечереет – а его всё нет. Знаешь, когда пришёл? В одиннадцать вечера! Я ему: «Ты где бродил, чудо?» Отмахнулся; не разуваясь, пошёл в зал, ковёр испачкал, в уличном бухнулся на диван и заявляет: «Ты меня не ценишь». Я, говорит, дома жить хочу, а не упрёки и скандалы выслушивать. Представляешь, да? Угораздило же за него замуж выйти...
– Готово, – сказала Катя.
Последний мазок кисточкой – и работу хоть фотографируй да как плакат на стену вешай. Идеальный маникюр.
– Кра-со-та... – протянула Марина, глядя на ногти. – Как думаешь, может его к психологу отвести? Есть же мозгоправы, которые влюблённым помогают. Или лучше обычными способами – нежностью и лаской? Даже не...
В сумочке запиликал мобильник.
– Наверняка с работы, – сказала Марина. – Побегу. Спасибо, Катюша. С удовольствием бы осталась ещё поболтать, но что поделать – надо идти.
– Через две недели, как обычно? – уточнила Катя.
– Да-да, запиши меня. На понедельник! – Марина была уже в дверях. Она махнула на прощание рукой и выбежала на улицу, а Катя сделала пометку в книге записей и потянулась к телефону – отправить эсэмэску с точным временем...
Случайные слова
- Мыло
- Водка
- Шершень
- Коромысло
- Туча
- Горошина
До и после
Шершень пил. Залихватски опрокидывал рюмку за рюмкой, довольно урча и шевеля усами каждый раз, когда алкоголь оказывался в брюхе. А только так и надо пить настойку мадам Жу-Жу! Это ведь настоящий нектар, амброзия для заскучавшего насекомого! Точного рецепта никто их посетителей «Божьей коровки» не знал, но общими усилиями завсегдатаев удалось выяснить, что в него входит ореховая роса и водка – одно из немногих полезных изобретений гигантов.
На улице громыхнуло, и дождь сильнее забарабанил по лиственной крыше.
– Как думаете, это надолго? – спросил сидящий рядом Рогач.
– По мне, хоть навсегда, – ответил Шершень. Рогача он видел впервые – но почему бы не поддержать разговор? Тем более что туча над поляной висела огромная, ветра не было, а значит, в ближайшие часы дождь не прекратится и те, кто оказался в «Коровке», никуда не пойдут: пережидать непогоду лучше за крепкими стенами и под сухой крышей – это всем известно. А хорошая беседа не даст заскучать, за ней время пролетит незаметно. – Здесь для меня есть всё необходимое, – добавил Шершень.
– Выпивка и хорошая компания? – спросил Рогач.
– Спокойствие, – ответил Шершень. – В нашем мире только оно и ценно. Женишься, наделаешь детишек – поймёшь.
– О, а я как раз собираюсь, – сказал Рогач. – У нас с невестой скоро брачный период, и так много надо успеть. Может, посоветуете что-нибудь?
– Не женись. – Шершень отсалютовал рюмкой, словно произнёс тост.
Перед Рогачём стояла тарелка с вырезкой из горошины и бокал вишнёвой росы. Простая сытная еда – а порции-то, порции какие большие! – тоже входила в перечень достоинств заведения мадам Жу-Жу. Хочешь покушать от пуза – пожалуйста. Здесь тебя будут кормить до тех пор, пока сам не откажешься, а потом ещё добавки положат.
Рогач отрезал кусочек горошины, тщательно пережевал, запил. Сделал это медленно, столь неспешно, что не оставалось никаких сомнений: он специально тянул время. Ему определённо надо было подумать.
– Не могу с вами согласиться, – наконец сказал Рогач. – Мы с моей ненаглядной прекрасно ладим. Нам не скучно. Мы находим время и для развлечений, и для работы, и для отдыха.
– И что, ты ещё ни разу не клал мыло не той стороной в мыльницу? Не слышал среди ночи запаха дихлофоса?
– Я не... Мы живём в лесу – откуда здесь взяться дихлофосу?
– Так и я о том же, – сказал Шершень. – И придётся встать и проверить. Или потом весь день спрашивать, на что она обиделась. Десяток таких побудок – сам захочешь куда-нибудь слетать, хоть к дальнему колодцу с вёдрами и коромыслом, хоть в командировку, лишь бы не дома...
– Благодарю за компанию, я, пожалуй, пойду, – сказал Рогач, поднимаясь.
– Ага, давай, до встречи здесь же, года через три, – ответил Шершень и намахнул ещё рюмочку.
Случайные слова
- Маска
- Лодка
- Янтарь
- Радость
- Отверстие
- Соль
Постоянная величина
Если бы соль могла думать и чувствовать, она, покидая тёплое лоно Великой Воды, наверняка ждала бы Большого Приключения в Неизведанном Мире. В некотором смысле её надежды оправдались бы, ведь реальность не жалеет красок, создавая холст первой встречи. Соль бы били и терзали, она бы тряслась в машинах и на конвейерной ленте, слёживалась бы в серых картонных пачках – но для чего? Мир, чарующий, загадочный и манящий, загнал бы её в ружьё – загнал, чтобы спустя секунду отправить в полёт в один конец – её жизнь закончилась бы в попе юного сорванца.
Глупая смерть!
Может, оно и к лучшему, что соль не может думать.
Другое дело – янтарь. Красавец! Его надежды на Большое Приключение оправдались бы в полной мере. От природы обладая превосходной внешностью, янтарь взирал бы на мир сверху вниз – из масок, обручей и даже корон. Он пожимал бы руки великим людям. Путешествовал бы на лодке по озёрам с местом в первом ряду – в уютной ложбинке на женской груди. Его соседи – изящная оправа с отверстием и цепочка тонкого плетения, – даром что сами высшей пробы, почитали бы за честь находиться рядом.
Увы! Янтарь, как и соль, не может думать. Он не испытает горя, но и радости тоже. Он просто будет.
Глупая жизнь!
Теоретически, они могли бы поменяться местами. Вопрос в том, пойдёт ли рокировка на пользу? Смерть станет жизнью, а жизнь – смертью, но вот глупость навсегда останется глупостью.
Случайные слова
- Оползень
- Морковь
- Колесо
- Сокол
- Перстень
- Воздух
Катаклизм
Воздух гудел от напряжения. Кругом шуршало, шипело, хрустело, стучало, скрипело и перекатывалось – оползень медленно, но неотвратимо поглощал лес метр за метром. Пласты земли сдвигались и тянули за собой деревья; деревья кренились, изо всех сил цеплялись корнями – и в итоге падали, исчезали под валом спрессованных комьев почвы и камней.
Одинокий заяц бежал от опасности, прижав уши к голове и отталкиваясь лапами так, что из-под них летели крошки, оторванные травинки и облачка пыли. В его глазах плескался страх. В голове – единственное воспоминание из прошлого: вот он вылезает из колеса и неспешно идёт к морковке, которую кинул через прутья двуногий. Тогда он был ограничен в свободе, но чувствовал себя спокойно и думать не мог, что попадёт в переплёт вроде сегодняшнего.
По-над верхушками деревьев, рассекая воздух сильными крыльями, летел сокол. Он тоже спасался от беды. Острым глазом сокол видел и серого зайца, и бегущих впереди от него лис, и прыгающих с ветки на ветку белок, и стайку бурундуков, и семейство кабанов, и медведя, сносящего массивным телом хлипкие деревца и кустарники; видел сородичей и птиц помельче – кукушек, дятлов, зябликов, дроздов, тетеревов; видел исхоженные тропы, старые кострища, оставшиеся от двуногих, и забытый кем-то из них перстень – лакомую вещицу, лишь по недоразумению пропущенную сороками-воровками. Видел он и крупные камни, что выглядывали прямо из земли. Много камней. И если они окажутся достаточно крепкими, то земляной вал разобьётся о них, замедлит своё движение, а у жителей леса появится шанс на спасение...
Случайные слова
- Случай
- Велосипед
- Горло
- Мода
- Паук
- Ключ
Дорога
Вжу-ух. Ч-ч-ч! Вжу-ух. Ч-ч-ч!
Наташа размеренно крутила педали велосипеда, придерживаясь средней скорости. Ей нравилось двигаться быстрее пешехода, но гонять она не любила: всё внимание уходило на дорогу, и от этого терялось ощущение лёгкости, исчезал комфорт свободной, ничем не обременённой поездки. Наташа любила сам процесс. Даже в непогоду она могла оседлать двухколёсного друга и поехать... вперёд. Конкретных целей она не ставила, и порой такое вот движение вперёд заносило её в самые разные места: от подворотен и разрушенных кварталов до деревушек и соседних городов. Однажды случай вынес её к радиостанции, которая лет сорок назад являлась секретным объектом и охранялась как зеница ока. Увы, те времена прошли. Комплекс зданий вместе с чашами гигантских антенн резко оказался не нужен, и вся мощь, когда-то уникальная и прорывная, стояла без присмотра, ржавела и гнила. Наташа лазила по комплексу до тех пор, пока не наступили сумерки; она делала фотографии и радовалась, что в телефоне мощная батарея и что ей не пришлось уходить раньше – из-за нехватки заряда.
Вжу-ух. Ч-ч-ч! Вжу-ух. Ч-ч-ч!
Двухколёсный друг сиял чистотой, его движущиеся детали поблёскивали маслом, а колёса могли похвастаться идеально ровными рядами спиц и чётким, не успевшим сбиться протектором шин. Полный оборот цепи заканчивался задорным «ч-ч-ч», и от этого звука у Наташи поднималось настроение. Она вообще была оптимистом, и умела находить прекрасное везде, даже в движении велосипедной цепи. Поэтому к рулю крепилась игрушка – паук с умилительным выражением на мордочке, поэтому черноту спортивных шорт разбавлял рисунок солнца и пшеничного поля, поэтому каждый ключ – и из «домашней» связки, и в «ремонтной» сумке – украшала гравировка цветов. И поэтому Наташу совершенно не беспокоил излишне девчачий вид велосипеда. Мода? Ха! Черепа, огонь и угловатые надписи пусть клеят те, кто видит в своём велосипеде средство для хвастовства, те, кому нравится пускать пыль в глаза, а не наслаждаться движением по бескрайним дорогам.
– Ч-ч-ч! – сказала Наташа, и ей стало совсем хорошо. На губах появилась улыбка, в груди поднялась тёплая волна, из горла словно само собою вырвалось бодрое «Ух-хо-хо!» Перед Наташей стелилась дорога, и вела она туда, куда Наташе было нужно больше всего на свете, – вперёд.
Случайные слова
- Парад
- Море
- Вывеска
- Окрестность
- Вагон
- Комок
Уютное место
Надпись на вывеске гласила: «Озорная Сюзи». Возможно, когда-то оная дама действительно была озорной, но её лучшие годы явно остались в прошлом. Краска на металлических стенах облупилась, петли проржавели, дверь искривилась зигзагом, а двойные окна кто-то усердно замызгал грязью изнутри и снаружи. И всё же «Сюзи», при всей непрезентабельности, оставалась местной достопримечательностью: бар у берега моря был сделан из вагона поезда, и нигде в окрестностях не было второго такого же.
«Сюзи» – любимица. К ней приходили, когда чувствовали себя хорошо. Ей изливали горе, когда дела шли хуже не придумаешь. С её помощью знакомились и расставались, бранились и братались, совершали подвиги и опускались на самое дно. Она столько всего повидала... Но оставалась радушной: в любое время «Сюзи» встречала гостей полками, на которых ровными рядами, словно солдаты на параде, стояли бутылки с горячительными напитками; тем, кого ноги не держали, она предлагала стулья со спинками и сиденьями, отполированными тысячами просоленных курток и штанов, а если этого было мало и подводили не только ноги, но и голова шла кругом, то «Сюзи» выставляла потёртые столы с отбитыми уголками, и они отлично заменяли лежанки. Завершающий штрих – комок облезлой шерсти. Безымянная собачонка жила рядом с баром так долго, что никто не мог вспомнить, когда она появилась и сколько ей лет. Собачонка редко отходила от двери и приветствовала каждого, приподнимая голову при появлении гостя и провожая его единственным глазом. Её никто не учил, она сама создала эту традицию и следовала ей неукоснительно. Возможно, чувствовала энергетику старого уютного места, а может быть, наоборот, наполняла его теплом своей маленькой большой души. Кто знает?.. Так или иначе она дополняла «Сюзи», делала той, кем все её считали, – любимицей.
Случайные слова
- Параметр
- Валенок
- Температура
- Край
- Письмо
- Собрание
Дежурство
– Иваныч! Просыпайся, Иваныч! Вставай! ЧП!
Никифорову приходилось орать через две комнаты, потому что отойти от пульта он не мог: не отрывая взгляда от красных строк на мониторе, он долбил по клавишам, вводя команду за командой.
Алексей Малинкин, он же – Иваныч, заснул час назад и чудо, что вообще смог услышать вопль коллеги. С трудом открыв глаза и продолжая спать, он на автомате натянул форму, нашарил валенок и, не найдя второго, пошатывающейся походкой, задевая плечами стены, пошёл в центральную.
– Параметр... Периметр прорван? – спросил он, едва увидев напряжённую спину Никифорова.
– В трёх местах!
– Температура?
– Минус восемьдесят. «Пионы» не отвечают. База молчит. Связи нет.
Ситуация – хуже не придумаешь. Остатки сна и заторможенность слетели с Алексея, и он всмотрелся в показания датчиков.
– Всё, Иваныч, край. Нет у нас системы защиты. – Никифоров опустил руки на стол и замер, не зная, что ещё можно сделать. Он восстанавливал систему, пока её разрушали извне, и, возможно, справился бы с проблемой, но его с самого начала поставили на роль догоняющего и не дали и единого шанса.
– Кира, скажи, что ты отправил «письмо» – севшим голосом попросил Алексей. Письмом они называли экстренное сообщение на базу – последнее слово, предупреждение спасателям, которые прилетят за их телами.
– Ага, устроил собрание жильцов кооператива и совместными... – с нервной иронией начал отвечать Никифоров, но Алексей не дал ему договорить.
– Кира.
– Нас отрезали, Иваныч. Сразу. Некуда было отправлять. – Кирилл Никифоров увидел ещё одну красную строку и добавил: – Они внутри.
Алексей прыгнул с места. Метра на три. Рекорд, который никогда не занесут ни в одну книгу. Плечом Алексей врезался в оружейный шкаф, слитным движением дёрнул дверцу, схватил «Стрижа» – и точным выстрелом снёс голову бледному существу, ворвавшемуся в центральную.
Вторым «Стрижом» с секундным запозданием завладел Никифоров и щедро окатил плазмой нового незваного гостя.
Сдаваться без боя мужчины не собирались.
Случайные слова
- Динамик
- Сантиметр
- Доска
- Корпус
- Том
- Вал
Юный инженер
Из динамика старенького радио доносилось «туц-туц-туц» – это играла новая, в противовес приёмнику, мелодия. Исполнитель – популярный среди молодёжи певец и музыкант. Митяй подёргивал головой в такт и время от времени отбивал ритм ногой, хотя для этого ему приходилось останавливать работу, потому что двигать несколькими конечностями одновременно он не умел. Поддавшись музыкальному настроению и отдав должное любимой мелодии постукиванием башмака по полу, он вниманием и мыслью возвращался к столу.
Делал Митяй ни много ни мало макет настоящей подводной лодки. Прямо перед ним лежала толстая доска из тиса с карандашными пометками на тех местах, которые предстояло отрезать или выпилить; чуть дальше стоял на специальной подставке учебник «Юный инженер. Том 1»; по левую руку находились чертёжные принадлежности: набор карандашей, ластик, циркуль, транспортир, линейки разных калибров, а по правую – инструменты: пила, лобзик, киянка, стамески, наждачная бумага. Митяй сантиметр за сантиметром обрабатывал доску. В ближайшем будущем она станет корпусом, на котором вырастут башенки, появятся торпедные отсеки, рули и лопасти; поверхность заблестит лаковым слоем – и такая лодка сможет пережить даже девятый вал. В мыслях, конечно. На самом деле Митяй и не думал спускать макет на воду. Он хотел поставить его на полку в зале, рядом с макетами двух танков и самолёта-бомбардировщика. Будет красиво. А дальше... Митяй задумался: мотоцикл или парусная лодка?
В этот момент снова заиграл припев, и юный инженер, отвлёкшись, привычно отбил ритм. Мелодия затихла. «Сначала лодка, а там видно будет», – подумал Митяй и взялся за лобзик.