Бабушка Анна была великая сказочница. Каких только историй не услышали мы с сестрой от нее. И про лешего, про водяного и русалок, про кикимору и домового, полудницу и игош, про лихо одноглазое, про упырей и закладного мертвеца, про чёрные иконы, про болотницу и болотные огни, и прочих сейчас уже почти забытых таинственных и странных существ, которые раньше в изобилии встречались нашим предкам на родной земле. Биография бабушки Анны была удивительной. Происходила она из старинного дворянского рода, который опасаясь преследований и разорений, пожертвовал старшей дочерью, красавицей Клавдией и выдал ее за красного комиссара. Тот, же в свою очередь, спрятал молодую жену и детей в деревне, в Ярославской области, в деревне Горки, откуда сам был родом. Там, почти на берегу Волги прошло детство бабушки Анны. И именно там происходили те удивительные истории, о которых я хочу вам рассказать. Память у бабушки была превосходная, она помнила до мелочей все, что происходило с ней в те далекие годы, имена лошадей, собак, цвета платьев матери и странные старинные наряды ее бабушки по отцу, Агриппины, которая сидела на окованных железом сундуках в расшитых жемчугом алых бархатных сапогах с вечным рукоделием в руках. По ее словам, сидеть в доме с пустыми руками было великим грехом, можно было рассердить домового, а тот, от обиды пожжет дом и разорит семью. Именно от той самой прапрабабушки Агриппины осталось у нас в семье огромное количество вышитых скатертей, дорожек, салфеток, кружевных старинных подзорников и наволочек с мережкой в уголках, из которых так красиво выглядывали малиновые атласные бочка подушек. Многим из них уже более сотни лет, а они живут и наверняка помнят того самого сердитого домового. По вечерам, особенно летом, напившись чаю из большого самовара с ароматным медом их свежих, еще утром взрезанных сот, бабушка брала в руки спицы и начинала рассказ. А мы, дети, сидели вокруг и слушали, а потом бывало боялись спать, прислушиваясь к скрипу половиц большого деревянного дома и шума ветра в огромных елках за окном. Сестра любила историю про Лешего и спасенную руку, а я больше всего про русалок и про то, как лошадь Бурка бабушку из реки вытащила. Сказок было много, за один вечер и не расскажешь. Поэтому наливайте душистый чай и располагайтесь поудобнее.
Сказка про упыреву невесту
Вот и выросла Санька Хазова, до невест доросла. Кто бы мог подумать, что у хромого Трофима и кривой Устиньи такая красавица уродится. Трофим с Устиньей люди хорошие да работящие, а вот красоты собственной Бог не дал, зато дочку единственную не обделил. Хороша стала Санька, ох, и хороша! Коса не с руку, с ногу толщиной. Губы, что июльские вишни, а ресницы как ёлки мохнатые. Кожа у Саньки горячая да золотистая, никакие ветра зимние да солнце знойное не берёт. И сама не белоручка, любая работа в руках у неё спорится, чуть солнышко встало, а она уж на ногах! За такой невестой не только из соседних деревень приезжали, из другой губернии женихи сватались. А Санька ни в какую! Не любы мне эти женихи и всё тут.
Родители дочку неволить не стали, не любы женихи, так и не надо. Другие найдутся, полно женихов этих, как рябины в урожайный год.
И верно, нашёлся жених. Из соседнего села молодец. К родне приехал, повидаться. На ярмарке Саньку увидел и пропал. И она с тех пор покой потеряла.
А жених какой! Высокий, плечистый, лицо чистое, а глаза как звезды сияют. Ох, и хороша пара вышла! Как берёзка с дубочком! И денег у жениха полно, и товара разного. Без подарков никогда не приезжал. И отцу Санькиному, и матери, всех одарит. Да и что там говорить, когда видно всё! Не могут они друг без друга и всё тут!
О свадьбе договорились на Красную горку, жениху надо было подготовиться, дела уладить. Да и где это видано, в страду свадьбы играть! Все хорошие да ладные свадьбы в аккурат на Красную горку и приходятся, чтоб честь по чести.
Как уж Санька убивалась, жениха провожая! Даже мать её, Устинья забеспокоилась:
-Да что ж ты воешь, как оглашенная? Чай не на войну отправляешь! Уймись, в дом поди, охолонись.
Уехал жених, Санька дома осталась. Вот и масленая прошла, пост начался. А жениха не видно. Забеспокоились Трофим с Устиньей, Санька дома сидит, лица на ней нет. А вот и Красная Горка. Сколько свадеб в деревне игралось и не честь. Отец с матерью на свадьбу к Наталье, племяннице ушли.
Санька дома лежит, в косу замоталась и не дышит. Только за окном песни и смех смолкли, как вдруг в окно постучали. Сначала легонечко так, тук-тук, а потом понастойчивей. Подходит Санька к окошку, а там ОН, жених ее! Пусти, говорит, Санюшка, пришел я.
Санька сначала к дверям кинулась, а потом подумала, к окошку вернулась и занавеску задернула. Обиделась, значит. Правильно, а как не обидеться, когда ее, лучшую невесту, на всю деревню так ославил! А жених не уходит, под окном ходит, приговаривает:
- Пусти, Санюшка, голубка моя! Нет вины моей перед тобой, задержали в пути лихие люди, еле отбился, но к тебе приехал. Люблю тебя больше жизни, пусти меня, подарки свадебные привез! Батюшке и матушке гостинцы.
Санька подумала, подумала, платок на плечи накинула, да и вышла сама к нему. До первых петухов гуляли. Уж Трофим с Устиньей вернулись, а Саньки нет. С петухами и она в дом забежала. Радостная, говорит, жених вернулся! А у самой полные руки кульков да свертков с подарками. У родителей от сердца отлегло. Вечером, как стемнело, жених пришел. О свадьбе договариваться. Сам-то он сирота, одна тетка с дядькой в соседнем селе, которые свататься приходили. Договорились в пятницу свадьбу играть. Завертелась-закрутилась предсвадебная суета. Первым делом бабу Анфису позвать, ведунью-травницу. Ей первый почет и уважение, чтоб не дала испортить свадьбу, свадебный поезд сберегла.
С вечера девичник устроили, честь по чести. С утра начали невесту снаряжать, тут и баба Анфиса заявилась. Окурила полынным веничком избу, пошептала по углам и до невесты добралась. Заглядывает Саньке в глаза, а они прозрачные да холодные, как у жабы болотной. Достала баба Анфиса из кармана передника крестик маленький резной, можжевеловый и на Саньку надеть пытается, а та ни в какую. Не надо, говорит, у меня свой есть, и руками отмахивается. Да не такова была баба Анфиса, чтоб отступать, не на шею, так изловчилась и за пазуху ей и засунула.
Деревенские начали собираться, вот и жених подъехал. Невесту к нему вывели. Сели на тройку и покатили, только звон стоит. Уехала Санька.
Через месяц стало Устинье тревожно на душе, как там дочка, послала мужа. Поехал Трофим в соседнее село, к сватам. А дом их заколоченный стоит. Соседи говорят, что еще после Рождества с племянником уехали.
-Да как же уехали? – недоумевал Трофим – Когда на Красную горку на свадьбе гуляли!
Люди смотрят на него, как на полоумного, а бабка одна и говорит:
- Ты сходи к знающим людям, тут дело нечистое!
Трофим на лошадь и к бабе Анфисе прямиком, так, мол и так, что за чертовщина.
Баба Анфиса в воду посмотрела, а она была большая мастерица по этому делу, через воду смотреть, сейчас таких и нет уже, и говорит:
- Ты, Трофим, бери мужиков покрепче и езжай на большак, что на Переяславль идет. У Любимцева, место есть приметное, две елки сплетенные. Там, под землей ищи.
Трофим так и сделал, сели на две подводы и поехали. Место быстро нашли, у елок. Походили, присмотрелись, так и есть. Могила под деревьями. Разрыли могилу, а там они все и лежат. Сваты, жених-молодец и Саня. Эти-то мертвяки, а Санька жива вроде, дышит, ненаглядного своего обнимает. Мертвяков мужики конечно кольями проткнули и по камню в рот положили, чтоб не вставали из могил и кровь людскую не сосали, людей не портили. Как жениха колоть начали, так кровь живая из него и полилась, а глаза распахнулись. Закричал диким криком, не звериным, не человечьим. Закидали ту могилу, Саньку на подводу и ходу оттуда. Привезли к бабе Анфисе. Она на Саньку посмотрела и говорит:
- Кабы я ей крестик можжевеловый заговоренный не всунула, так и лежала бы она сейчас упырихой в той могиле, по ночам вставала и у людей кровь сосала. Оставляйте и уезжайте, дальше не вашего ума дело, может и отмолю. А не отмолю, на девятый день приходите, колом ей грудь протыкайте и тащите в лес закапывать.
Осталась Санька у бабы Анфисы. Днем лежит как каменная на лавке под образами, а ночью встает, воет, любимого своего зовет. Так три дня промучилась. А баба Анфиса свое дело знает. Травой окуривает, водичкой кропит, да гвозди в пол забивает крестообразно. На четвертый день Санька днем на лавке села, попить попросила. Воды выпила и как пошла кровью харкать. Два ведра крови из нее вышло. Черной крови, поганой.
Баба Анфиса по голове ее гладит да приговаривает:
- Так, дочка,так, гони ее, упыреву кровь.
А у упырей так заведено. Тот, кого они в упыря обратить захотят, должен поначалу их, упыриную кровь пить, а уж потом, как сам в упыря обратиться, может уже и людей сосать. Как вышла вся черная кровь, Санька на пол кинулась и давай рыдать. Очень уж жениха любила.
- Пошто его погубили? Он же меня любил, погубили его на большаке лихие люди, ограбили, а он с того света ко мне вернулся, больше жизни меня любил. Не хочу жить без него! Лучше с ним упыриной жизнью, чем без него на свете маяться!
Баба Анфиса по спине ее гладит, успокаивает. В общем, отмолила Саньку. Не было в ней больше той красоты, сухая стала, жилистая, да волосы седые. И с тех пор ей ходу в деревню не было. Ребятишки дразнили Упыревой невестой и кровосоской, взрослые сторонились. Так и осталась Санька с бабой Анфисой жить. А после ее смерти в город уехала.