Сегодня тренировка, завтра баня, послезавтра деточкино новоселие. Напряженный график. Вчера поступила экспертиза абсурда, после обеда был нервно-паралитический суд, вечером долго гуляли Семенова, а третьего дня приходил Паша. Договорились на поездку в Верхний Уфалей. По местам Павла Северного.
Планы, встречи, события и куча книг на срочную читку. Жизнь как жизнь, но, как говорил Аркадий Райкин, чего-то не хватает. Денег, а может чувства уверенности в завтрашнем дне. Скорее, ощущений вовлеченности и полноты.
Вовлеченности в свою и только свою жизнь явно не достаточно, ибо без других народ не полон. Общего дела, где ставка больше чем жизнь.
Как ни странно, общим делом теперь полагаю литературу. Не философию с историей, а именно литературу. Только в широком смысле.
Литература как лист Мебиуса, где письменная речь не меняя поверхности изящно переходит в устную. Причем не по воле случая или авторской прихоти, а в силу смысловой и,или метафорической топологии.
Именно такая топология способна охватить целое в его единстве и противоположностях.
И Челябинску нужна, ой как нужна. Без собственной метафоры город выступает лишь фактом, обстоятельством, местом действия или точкой приложения сил, но не самостоятельным субъектом.
Японцы справедливо полагают, место важнее того, что в нем происходит. Место и только место предопределяет результат взаимодействия. В том числе, познавательного, коммуникативного и даже экзистенциального. Если совсем коротко, сумма углов Челябинского треугольника не равна Московскому, Питерскому или Свердловскому. Другая топология. Что уж говорить за евразийский треугольник в целом, где сумма родных углов неповторима, и только большой литературе подвластно собственное приближение.
Платонов, Паустовский, Пришвин, Тургенев, Лесков, Бестужев-Марлинский, Гумилев. Философия природы, которая ускользает из определений. Уникальная сумма русских углов.