- Поразительно! – воскликнул биолог Димов, глядя на экран айфона, на котором отображались данные датчиков. – Ощущение такое, что здесь абсолютная стерильность. Ничего не понимаю.
- Возможно это из-за радиационного фона, что даёт порода, и приборы сбоят - ответил геолог Шафарин. – Очень, кстати, интересная структура минерала. Никогда такого не видел.
Он в очередной раз провел рукой по лбу, ощущая зуд.
Зудело всё тело.
Начало зудеть, как только они подошли к Нирэнкнею вплотную. Зуд усилился, когда экспедиционная группа вступила в пробитый в горном массиве тоннель с проложенной в ней узкоколейной железной дорогой и пошла по шпалам вглубь.
В ладонь собралась едва ли не полная горсть сухой пыли. Пыль покрывала всё тело, непрестанно обсыпаясь с него и нарастая новым слоем. Всё исподнее было пропитано ею.
Димов увидел это и тоже смахнул с лица слой накопившейся пыли.
- Пыль эта откуда-то, - раздраженно пробормотал он, и его голос показался Шафарину необычайно тонким. – Чешется всё…
Прежде Димов так не говорил.
- Что-то не так, - произнёс геолог. – Мысли путаются. Одежда и обувь, всё каким-то большим стало. Болтается...
- Со мной тоже что-то странное происходит… - ответил биолог. – Ты говоришь как-то странно. Голос изменился.
- Кто бы говорил. Где, кстати, остальные?
- Мы зашли дальше всех вглубь тоннеля. Парцев с Ламбе, наверное, всё ощупывают и обстукивают рельсы и шпалы. Чуть ли не лобызаются с ними. Инженеры – что с них взять.
- А командор и Суханов?
- Скорее всего, до сих пор производят лазерную разметку.
Тут Димов направил луч фонарика на лицо Шафарина.
- Что это с тобой? – в голосе биолога звучал страх.
Геолог высвободил руки из вдруг ставшей необычайно большой, совсем не по размеру, куртки, взглянул на них, руки уже не взрослого человека, и закричал тонким, срывающимся на писк, детским голосом:
- Ходу! Тикаем!
И они оба неуклюже из-за болтающихся на ногах, вот-вот готовых с них свалиться, унтов побежали, перескакивая со шпалы на шпалу, на свет входа в тоннель.
***
Выбежавшие из палаток геологической партии на звук выстрела люди увидели стремительно удаляющиеся нарты и, в непосредственной близости от лагеря, какой-то продолговатый, похожий на гроб, предмет. Его, по-видимому, намеренно подвезли к лагерю на собачьей упряжке и столкнули с нарт, под ответственность геологов. Тот, кто столкнул, тут же поспешил ретироваться, не желая утруждать себя объяснениями, но постарался привлечь внимание, пальнув из винтовки. Это могло означать, что «подарок» был скоропортящимся и требовал быстрых действий.
Заполярье – край непростой, полный загадок. Только что к ним добавилась ещё одна.
Вооружившись, держа стволы наготове, геологи опасливо приблизились к предмету. Предмет оказался дощатым ящиком, два с половиной метра на метр двадцать, тщательно обёрнутым в оленьи шкуры.
Опасаясь, что в нём может оказаться что-нибудь опасное для здоровья, решили оставить его как есть и известить МЧС в Анадыре, как из ящика раздался детский плач.
Теперь уже нужно было МЧС не извещать, а вызывать.
Срочно!
Ящик тут же втащили в самую тёплую палатку и бережно, словно обезвреживая взрывное устройство, вскрыли.
Внутри обнаружилось шестеро младенцев, завёрнутых в меховые конверты, пошитые на чукотский манер из оленьих шкур. К младенцам прилагались несколько больших банок детского питания, шесть бутылочек с сосками и большая пачка памперсов. На первое время, стало быть.
Подкидыши с приданым.
С первого взгляда стало ясно, почему привезший их поспешил так быстро удалиться в белое безмолвие, в котором, к тому же, уже начиналась метель. Гнаться за чукчей по тундре, которая ему дом родной, да ещё и в метель, чтобы тот дал необходимые пояснения – дело безнадёжное, как бы ни хотелось эти пояснения получить.
Все шестеро принадлежали к европеоидной расе. Среди них было два брюнета, один из них даже жгучий, но никакого намёка на эпикантус. Все мальчики, в возрасте до года, совершенно здоровые на вид, и голодные, о чём они сразу всех оповестили неистовыми криками. В тот миг геологам показалось, что разверзлись врата ада. У них у всех было, мягко говоря, маловато опыта обращения с малыми детьми, да и с не малыми тоже.
Младенцев покормили, но тише не стало. Они недвусмысленно давали понять, что пришло время сменить им памперсы.
Пока ждали прибытия вертолёта с эмчээсниками, врачом педиатром и медсёстрами-акушерками, геологи нахлебались впечатлений на годы вперёд. К таким стрессам их, тёртых и закалённых Заполярьем мужчин, жизнь не готовила.
Когда прибыла помощь, они все уже изгваздались в срыгнутом детском питании и детских какашках. Прилетевший на вертолёте МЧС медперсонал встречали как национальных героев - восторженно и с горящими глазами, в которых читалось: «Помогите!»
Им, естественно, помогли.
И большунов и малышей успокоили в той мере, в какой нуждалась каждая возрастная категория. Кого убаюкали, а кого утешили, заверив, что их мучения окончились.
Младенцев осмотрели и, не найдя у них признаков каких-либо патологий, включая простудные заболевания, задали им для профилактики витаминов и переодели в более приличествующие одежки. Малышей бережно переместили в вертолёт, который, не теряя времени, тут же отбыл. Промедления в Заполярье недопустимы.
Геологи облегчённо перевели дух, словно сбросили с плеч гору.
Кто же знал, что рановато они расслабились.
Через неделю вертолёт привез из Анадыря следователя из госорганов, связанных с госбезопасностью, в сопровождении двух помощников-дознавателей. Несколько дней они мучили геологов расспросами-допросами об обстоятельствах появления младенцев в лагере.
Составив кучу протоколов, изъяв ящик и оленьи шкуры как вещественные доказательства, следователь и его ассистенты не только не соизволили отбыть восвояси, но еще и вызвали подкрепление.
Подкрепление прибыло на тяжёлом грузовом вертолёте Ми-26 и состояло из десятка спецназовцев в полной боевой экипировке в полярном исполнении, нескольких снегоходов «Тайга Варяг 500», вездехода «Шаман», трёх восточно-сибирских лаек нюхачей и юкагира проводника.
Вновь прибывшей группой руководил майор, который, казалось, умел не только отдавать команды голосом, но и вкладывать их прямо в мозги подчинённым силой собственной мысли. Геологи как-то сразу поняли, что им не стоит лезть со своими советами, какими бы полезными они не казались.
Группа, не откладывая дела в долгий ящик, тотчас же отправилась в сторону, откуда прибыл загадочный чукча, столкнувший со своих нарт ящик с младенцами.
Спустя четверо суток они вернулись.
Ни с чем…
Геологов на сей раз окончательно оставили в покое, обязав всех дать подписку о неразглашении увиденного и услышанного. Тем оставалось лишь гадать о том, почему «подкидыши» вызвали такой ажиотаж.
Они никак не могли знать, что когда с детей, доставленных в педиатрическое отделение Чукотской окружной больницы, сняли биометрические параметры и начали прогонять эти параметры по базам данных в последнем порыве надежды установить их личности, из самой Москвы тут же примчался какой-то тип, наделённый чрезвычайными полномочиями. Он без объяснений изъял малышей и отправил их на Большую землю на отдельно зафрахтованном самолёте. Но сначала всех, кто имел хоть какую-нибудь причастность к малышам в силу своих обязанностей, этот тип обязал хранить молчание о факте их существования под угрозой наказания, положенного за разглашение государственной тайны.
***
Генерал Переверзев смотрел сквозь стекло на шестерых малышей, резвящихся в игровой комнате. Они играли, как и положено обычным детям их возраста: возились с кубиками, катали машинки и бросали мячики. Казалось, они не проявляли никакой склонности к групповой игре, но среди них выделялся один, который явно старался проявить лидерские качества, навязывая свою компанию то одному, то другому ребенку.
Даже такой откат назад в возрасте не изменил характера. Переверзев знал, что этим брюнетистым мальчуганом был Тормин, руководитель экспедиции, которого остальные её участники называли командором. Генерал быстро запомнил всех детей. Самый смуглый с густой чёрной, как смоль, шевелюрой – это геолог Шафарин. Вот этот белобрысый и бледный – инженер Ламбе. Рыжеватый – инженер Парцев. Русоволосый – биолог Димов. А вон тот, который и в младенчестве оказался лысым – геофизик Суханов.
«И им всем кому под сорок, а кому за сорок», - сказал про себя Переверзев.
Генерал-майор по званию, но всегда носивший гражданский костюм, Переверзев отметил, что за те три месяца как дети поступили под опеку ведомства, они уже изрядно подросли и могли самостоятельно ходить, не нуждаясь в опоре или посторонней помощи. Нормальным детям потребовалось бы минимум полгода, чтобы развиться до такой степени.
«За что мне это всё?» - горестно подумал Переверзев, памятуя своего предшественника.
Хотя, о покойных либо хорошо, либо никак.
Генерал-лейтенан Лабинин скончался от остановки сердца во сне три с небольшим месяца назад, спустя несколько дней после освидетельствования шестерых мальчиков-грудничков, доставленных из Анадыря. Создавалось впечатление, что он умер в тот момент, когда оказался на пике успеха дела его жизни. Словно волевая часть его организма решила навсегда зафиксировать то состояние эйфории, к которой душа этого человека стремилась всю его жизнь и наконец-то достигла. В итоге случилось то, что случилось. Сердце Лабинина не выдержало такого диктата воли. Словно воин-вестник, который доставил в Афины весть о победе в сражении при Марафоне и упал бездыханный, произнеся последние слова донесения, генерал-лейтенант выполнил свою миссию и умер, передав следующий этап эстафеты преемнику.
Переверзеву предстояло лишь этот этап начать и закончить. Закончить, по возможности, не так как его предшественник. В промежутке между началом и концом может произойти всё, что угодно – от чрезвычайно ужасного и интересного, до скучного и рутинного, или вообще ничего. Генерал очень бы хотел, чтобы события разворачивались по самому последнему варианту, но опыт подсказывал ему, что жизнь мало склонна считаться с пожеланиями.
Переверзев продолжал работу, которую начал генерал-лейтенант Лабинин: одно из дел, незавершённых небезызвестным Бокией по той простой причине, что его расстреляли в 1937-м году.
Бокий, склонный к поиску всего необычного, заинтересовался отчётами одной экспедиции исследователей заполярных областей, найденными в архивах бывшего Императорского Русского географического общества. Срок поступления документов был зафиксирован военным 1915 годом; ими, совершенно точно, никто не занимался, отчего они не были предъявлены на суд научной общественности. К тому времени, как отдел НКВД, возглавляемый Бокией, проявил интерес к их исследовательской деятельности, все участники экспедиции сгинули либо в горниле Гражданской войны, либо в эмиграции и никой помощи оказать не могли. Дело казалось безнадёжным.
Тем не менее, Бокий, с присущей ему энергии, на свой страх и риск, выбил финансирование и необходимые кадры, чтобы организовать экспедицию в Заполярье по ориентировкам, обнаруженным в экспедиционных отчётах. Быть может, сработал какой-то элемент чуда, но экспедиция прошла успешно и в действительности обнаружила искомое.
Это искомое, перешедшее в разряд новооткрытого, располагалось в области расселения горных чукчей, которых юкагиры называли «проклятыми колдунами», чукчи-оленеводы - «отродьями росомахи», а крещёные эвены - «бесовыми нехристями».
Неизвестно, использовал ли Бокий последний эпитет, имеющий опредёленную схожесть с характеристиками атеистов, но он сумел обязать Главное управление лагерей по Магаданской области выделять в его распоряжение нужное количество заключённых для проведения работ по строительству узкоколейного участка железной дороги и рытью тоннеля. Наркомат путей сообщения и Наркомат тяжелой промышленности также обязаны были содействовать Начальнику Специального отдела ОГПУ РСФСР.
На протяжении нескольких лет зеки, рельсы, шпалы, взрывчатка, строительные материалы исправно доставлялись при каждом северном завозе. Требования были относительно скромными, и поставки выполнялись исправно.
Затем грянул 1937-й год, и Бокия расстреляли.
Вменялось ли ему в вину растрата средств и потеря людей, пропавших без вести в его заполярной авантюре – осталось неизвестным.
Люди были отозваны, строительство заморожено и, вследствие разразившейся Великой Войны с гитлеровской Германией, вообще, заброшено и забыто.
Где-то в семидесятые годы двадцатого века, тогда ещё только старший лейтенант КГБ СССР Иван Лабинин, исполнявший обязанности по надзору за особыми категориями вольнопоселенцев, заинтересовался местными легендами, возникшими в современности, и чукотскими преданиями.
Первые гласили, что среди местного, не коренного, населения живут люди, утверждающие, что им от восьмидесяти до ста лет, несмотря на то, что годы их рождения в документах значились как 1934 – 1937 года. Объясняли такую несуразицу тем, что именно в эти года они были взрослыми людьми, занимались работами по пробиванию насквозь какой-то горы и прокладывали в образовавшемся тоннеле железную дорогу. С их тел шёл дым, уносивший годы назад, отчего они превращались в детей, которых ОГПУ-шники сдавали в детдома Магадана.
Предания чукчей повествовали о том, что лет двести-триста назад произошло грандиозное землетрясение и земля исторгла из себя, как из тюбика, некое большое, цилиндрической формы минеральное образование в пять с лишком вёрст в поперечнике и в добрых сто аршин высотой.
Не бог весть что…
Однако творились вокруг этой земной папилломы совсем не забавные вещи. Всё живое, попадавшее за черту, которую горные чукчи определили эмпирическим путём и обозначили межевыми камнями, начинало как бы жить назад.
Так будущий генерал понимал рассказы чукчей.
Человек, зверь или птица словно окутывались дымом – так начинал отслаиваться от них эпидермис, кератины и прочие белки, из которых состоял организм. Это отдаленно можно было бы сравнить со сбрасыванием кожи змеёй, только с той разницей, что после каждого такого «отслаивания» получалось не обновлённое, а омоложенное существо.
Чем дольше человек оставался вблизи Нирэнкнэя (так нарекли эту аномалию местные жители), тем больше молодел, и чем ближе был к нему, тем быстрее шёл процесс.
За несколько недель или дней можно было «дожить» до младенца, и, если человека не вытащить вовремя из объятий Нирэнкнэя, дело завершалось смертью во младенчестве.
Поперёк Нирэнкнэя, даром что взобраться на него не составляло особого труда, пройти не удалось никому.
Горные чукчи, жившие в его окрестностях, научились использовать аномалию в своих интересах.
«Молодили» оленей и ездовых собак. «Молодились» сами: и мужчины, и женщины, если попадали в демографические неприятности или когда для войны с соседями требовались крепкие и молодые.
Оступившегося не казнили, но «молодили» до младенческого состояния и отдавали на воспитание достойным семьям, чтобы с новой попытки из него вырастили приличного человека.
Правда, не обошлось без побочных эффектов - «омолодившийся» взрослел и старел в два раза быстрее, чем обычный человек.
Потом появились русские. В первый раз – словно проходя мимо. Во второй – как гости. В третий – как вторженцы, которые несколько лет кряду взрывами пробивали Нирэнкнэй насквозь, то и дело обзаводясь при этом мальчиками-младенцами. Их, несмотря на просьбы чукчей отдавать им детей «на вырост» (в горах и тундре всегда нужны молодые и крепкие мужчины), увозили куда-то на крытых повозках, а на замену привозили взрослых.
Когда же в Нирэнкнэе пробили сквозную дыру и протянули через неё железные палки, укладывая на их некруглые брёвна, всё внезапно закончилось. Русские ушли также быстро, как и объявились здесь.
Испугались, наверное, гнева долготерпеливого Нирэнкнэя.
Лабинин всё это слушал, мотал на ус и записывал. К Нирэнкнэю он так и не попал. Чукчи упорно замалчивали координаты геологического феномена.
Также будущий генерал имел несколько встреч со «старцами», которым по документам было сорок или около того, но по виду они соответствовали заявленному возрасту в восемьдесят лет.
Он внимательно выслушал и тщательно записал их рассказы, повествующие о «прошлых жизнях». Другой, на его месте, списал бы всё на некую разновидность прагерии в сочетании с деменцией или посчитал бы, что перед ним типичные кандидаты в психушку, но только не Лабинин.
Старший лейтенант заметил, что все они повествовали об одном и том же, не противореча друг другу. Хотя их воспоминания о «прошлой жизни» были смутными, в них угадывались признаки одной и той же исторической эпохи – довоенное время, окончательный этап индустриализации.
Ко всему прочему все они были воспитанниками нескольких детских домов города Магадана, в которые все поступили в младенческом возрасте с мутной формулировкой причины сиротства: «утрата матери при отбытии ею срока заключения». Обстоятельства «утраты» не указывались.
Будущий генерал Лабинин был упорным парнем. Из года в год, от звания к званию делал он карьеру и в один прекрасный день, благодаря образовавшимся на шитых золотом погонах золотым звёздам, смог, наконец, добраться до тех документов, что были доселе ему недоступны.
Тут-то и стало ему понятно, почему Бокий организовал работы по постройке железнодорожного тоннеля через массив минерального образования, именуемого Нирэнкнэй.
В подчинении Начальника Специального отдела ОГПУ были весьма образованные и умные люди, а не только мистики и оккультисты, покровительство которым аукнулось Бокию во время судебного процесса.
Не углубляясь в гипотезы о причинах именно такого воздействия на живые организмы материала этого уникального минерального образования-феномена, одна светлая голова произвела кое-какие расчёты. Из них выходило, что, если Нирэнкнэй пересечь за достаточно короткое время, что-то в пределах десяти минут, то человеческий организм омолаживался на двадцать лет. Такая скорость была доступна паровозу-«кукушке».
Геологические пробы показали, что минерал, из которого состоял Нирэнкнэй, походил на вулканический туф. То есть был достаточно мягок, чтобы решиться пробивать тоннель сквозь толщу минерального массива.
Бокий, переварив эту информацию, выдал на-гора идею создания оздоровительно-омолаживающего пункта для советских трудящихся, участников революционного движения и Гражданской войны. Людям, чья молодость и здоровье сгорели в огне исторического тайфуна, давался шанс вернуть их и прожить молодость, пусть даже с синдромом ускоренного старения, но заново. Что будет значить для них жить год за два, когда на войне год шёл за четыре без гарантий на выживание.
Начальник Специального отдела ОГПУ не предавался маниловским фантазиям, но предложил реальный проект постройки пункта массового омолаживания ветеранов путём провоза их в вагонах на определённой скорости по тоннелю, проложенному сквозь массив Нирэнкнэя.
В конце тоннеля их всех ожидали молодость и здоровье.
Заодно народное хозяйство в перспективе получает целую армию молодых, крепких и квалифицированных работников!
Инициативу одобрили.
Строительство началось.
Генерал-лейтенант Лабинин под свою ответственность, частично финансируя за свой личный счёт, организовал несколько экспедиций на поиски Нирэнкнэя. Известны были только примерные координаты района, где могла находится плоская гора (что и означал перевод слова «нирэнкнэй»), и характерные приметы: тоннель и узкоколейная железная дорога длиною в десяток километров.
Две экспедиции вернулись ни с чем. Последняя, которую уже сочли пропавшей без вести, оказалась, как посчитал Лабинин, «успешной», даже несмотря на то, что её участники вернулись в таком вот невероятном виде.
Осматривая шестерых малышей, чьи отпечатки ступней, рисунки капиллярных линий и узоров радужной абсолютно совпадали с отпечатками, рисунками и узорами участников экспедиции, генерал не скрывал своего ликования.
Он попросту не осознавал цены победы и воображал себя Архимедом, который выбежал прямо из ванны, не одевшись, на улицу и кричал «Эврика!», хотя на самом деле ему бы подошёл образ царя Пирра, одержавшего победу имени себя.
На реплику одного из подчинённых: «Но местоположение объекта поиска так и остаётся неизвестным!», Лабинин ответил: «Почему же неизвестным? Они, - он указал на мальчиков, - всё знают. А когда подрастут – расскажут».
И добавил, подмигнув: «По-моему, это даже к лучшему, что расскажут попозже, а не прямо сейчас!»
Через несколько часов его не стало.
Он просто умер во сне. С довольной улыбкой на губах…
Решение вопросов, касающихся того, что эти младенцы по биологическим параметрам де-юре являются взрослыми людьми, обладающие семьями, имуществом, деньгами на счетах, а у некоторых даже есть взрослые или подрастающие дети, Лабинин оставил своему преемнику.
- Сволочь… - процедил сквозь зубы Переверзев, не сдержавшись, нарушая правило «О покойниках только хорошее…».
- Простите, вы что-то сказали, товарищ генерал? – обратился к нему стоявший рядом педиатр в белом медицинском халате.
Переверзев не ответил, окатив врача холодным взглядом.
Не рассказывать же ему о проблемах, что свалились после того, как стихли звуки похоронного марша.
Куда девать этих малюток, которым по документам кому под сорок, кому за сорок? Предъявить их собственным семьям, чтобы они растили малышей, оформив на них опекунство? Распределить по приёмным родителям? Растить в интернате? Вместе или по раздельности?..
Переверзев вспомнил советский фильм «Три мушкетёра»: король Людовик XIII, столкнувшись с какой-либо трудностью, неминуемо призывал своего камердинера Ла Шене.
«Ла Шене!» - звал король.
«Я здесь, Ваше величество!» - появлялся перед ним Ла Шене со скоростью включённой лампочки.
И проблемы короля решались.
«Вот бы мне такого Ла Шене, - подумал генерал Переверзев. – Кликнул его, и стало всё в порядке».
Он покосился на педиатра.
«Нет. – Генерал разочарованно покачал головой. – Ты не Ла Шене. Мелковат для такого уровня…»
- Смотрите, смотрите, товарищ генерал! – вывел Переверзева из состояния задумчивости голос педиатра.
Он вскинул руку, указывая на что-то.
Генерал посмотрел и увидел, что трое малышей под руководством командора строят из кубиков нечто вроде усечённой пирамиды со сквозным проходом, двое других выкладывают дорожку из палочек-считалочек с явным намерением провести ее через проход в пирамиде, а ещё один уже елозит по ней какой-то штуковиной на колёсиках.
Станьте частью нашей дружной компании)) Ставьте лайки, делитесь ссылкой, подписывайтесь на наш канал.
#фантастика #мистика #юмор #книги #чтение #романы #проза #читать #что почитать #книги бесплатно #бесплатные рассказы #фэнтези #триллер #народысевера #приключения