Адвокат Павел Астахов пишет про своего отца (в тексте — Ленька). Это все не просто. Это же под водой скрыто. И в конце концов становится вопросом жизни или смерти. Что выберут судьи?
До начала специального важного задания было еще далеко, и Ленька решил всех удивить и порадовать. Он отпросился у командира сбегать на озеро и раздобыть еды. Прохор после сурового разговора и отобранного ружья сменил гнев на милость и отпустил пацана. Беспокоиться за него было бессмысленно, так как он лучше всех в отряде, да и во всей деревне знал здешние места и все тропинки. А с припасами ситуация становилась совсем тяжелой: сухари закончились, обещанного кабаньего мяса не достали, а пить чаек вместо полноценного питания надоело даже нетребовательной тетке Фроське. Видя голодные глаза девчонок, баб и своих товарищей по отряду, чувствуя, как подкатывает все ближе к горлу голодный ком, парень решился на вылазку.
Озеро Бездон образовалось за счет не только бьющих глубоко в темной бездне родников, но и нескольких лесных речушек, которые более походили на ручейки, несущие свои чистые холодные воды в бездонный водоем. В одной из них отец Павел Степанович как-то показал сынишке Леньке тайную заводь, дно которой в солнечный день переливалось загадочными радужными вспышками. Мальчишка от увиденной картины замер и, открыв рот, пытался разглядеть, что за диковинный ковер покрывает песчаное дно ручья, пока отец не опустил по локоть руку и не вытянул наверх три крупные, с кулак взрослого мужика, раковины:
— Смотри сынок, это настоящее сокровище природное!
— Сокровище… — прошептал восторженно мальчишка.
— Да, мой любимый. Сокровище. Зовется это чудо «ракушка-беззубка». Речная мидия. Ты видишь, какая вода в ручье чистая?
Ленька видел. Он видел все. Мельчайшую песчинку, травинку и заплутавшую личинку-ручейника в его слепленном из хвойных иголок и соломинок домике, а еще бесчисленные волнистые бока ракушек, сомкнувших свои створки в едином строю, — все это острые мальчишечьи глаза ухватили и отчетливо разглядели сквозь безукоризненно прозрачную толщу воды. Он, вслед за отцом, осторожно протянул руку и вытянул из песчаного ложа две крупные раковины, плотно стиснувшие свои половинки. Поднял вверх, медленно вращая, и восхищенно рассматривал. Ничего более прекрасного и идеального он никогда не встречал и не видел. Поэтому, когда отец вдруг, положив их на плоский камень, резко ударил другим камнем и расколол раковину, Ленька вскрикнул:
— Ой! Папа! Зачем? Не надо!
— Ты что, сынок?! Не расстраивайся! Их же специально мать природа создала для нас с тобой и всех добрых людей. Они копят свою силу и энергию для людей. Приходит момент, когда они должны отдать всю свою силу человеку, — успокаивал его отец.
— А как же мы можем забрать эту силу? — удивился Ленька, видя, как из-под расколотого панциря выглядывает нежно-розовое и местами желтоватое тельце беззубки.
— А вот как! Мы аккуратно вынем это мяско и положим на сковородку. Добавим лучку и сольцы и поджарим. Только это наш с тобой большой секрет, сынок. Никому не рассказывай!
— Даже мамке нельзя? — удивился сын.
— И ей тоже, — хитро улыбнулся отец, пряча улыбку в широкую седую бороду. — Мамка не понимает, что это вкусно и полезно. И не бабьего ума дело, где и что мы добываем. Запомни, сын! Женщина — она хозяйка, а мужик — он добытчик. Мы с тобой эти ракушки домой не потащим, здесь изжарим и съедим со смаком. А не то деревенские прознают, станут сюда ходить да повыловят всех этих беззубок. Кто тогда станет воду чистить да фильтровать? И еще один секрет тебе открою, Ленька…
Отец Павлик аккуратно выскоблил целую половинку ракушки, промыл ее в ручье и протянул сыну:
— Сейчас ты увидишь то, что еще ни один человек не видал… Гляди. Видишь, как переливается?
Необыкновенно яркая, раскрашенная самыми сказочными цветами внутренняя поверхность раковины загадочно притягивала взор. Ленька крутил в руках ровный плотный овал и любовался разбегающимися искорками перламутра, покрывавшего всю внутреннюю, скрытую от глаз, поверхность раковины. Ничего более красивого, загадочного и приятного он никогда не видел. Это можно было сравнить только с прекрасным ярким сновидением, сияющим звездным августовским небом или ранней зарождающейся зорькой.
Отцовскую науку — добывать пропитание и любоваться живой природой — Ленька усвоил прочно и на всю жизнь. Сейчас настал именно тот момент, о котором говорил его отец. Природа должна была отдать людям, попавшим в беду, свою энергию и силу. Горстка жителей его деревеньки, укрывшихся от немецкого нашествия в глухом лесу, на заимке его отца, остро нуждалась в пище. И он был единственным их кормильцем, знавшим, где и что можно добыть.
Мальчишка быстро добрался до заветного ручейка и тихонько опустил ноги в прохладную чистую воду. Сделал несколько шагов к полянке беззубок, которые плотными рядами образовали целую колонию. Отец велел брать их только начиная с краев, чтобы не разрушить такое поселение, сохраняя его основу, костяк, сердцевину. Он набрал уже более сотни беззубок, которых вполне хватило бы накормить весь отряд. Мясо этих необыкновенных моллюсков было настолько питательным и жирным, что Ленька, сколько раз ни лакомился с отцом ими, никогда не мог съесть больше десяти штук. Он взвалил на спину лукошко с добычей и припустил обратно к заимке. Как завещал отец, сын не стал рассказывать всем о своей добыче, а, зайдя за домик, аккуратно начал раскрывать одну за одной ракушки, стараясь не ломать их, а приберечь для какого-нибудь интересного применения. Раскрыв с помощью палки и камня первую, выскоблив ее содержимое в предварительно помытую жестянку, он одну створку приспособил как открывалку, ловко просовывая ее меж замкнутых створок беззубки. Через пятнадцать минут жестянка, в которой отец кипятил воду, наполнилась до краев, и Ленька перевернул ее содержимое в заранее вытянутую из дома сковороду. Лука, чеснока и специй не было среди оставшихся припасов, и мальчишка просто посыпал жирную мясистую массу солью, водрузив свое блюдо на костровище. Через несколько минут на сковороде что-то приятно зашипело, и от нее поднялся сладкий аромат. Возле юного поваренка никого из взрослых не было, а подошедшая к нему младшая дочь кузнечихи Вороновой Ленка застенчиво глядела из-под аккуратно подстриженной и причесанной челки. Она с уважением относилась к мальчишке, который с видом заправского кулинара готовил какое-то, судя по ароматам, очень необычное блюдо. Ленька увлеченно кашеварил. Увидав краем глаза стоящую чуть позади девчонку, повернулся и кивнул ей:
— Хочешь попробовать?
— Угу.
— Держи. Только осторожно, горячая. — Он протянул ей два подрумянившихся на огне мясистых шарика, подернутых легкой золотистой корочкой, похожих на поджаренные боровички. Они лежали на плоской деревянной дощечке, заменявшей ему лопатку, в шипящем жиру.
Лена переступила с ноги на ногу и приблизилась к протянутой дощечке. Уж больно пленительным был дух, исходивший от этих «грибочков». Она аккуратно потрогала губами шарики и надкусила первый. Распробовав необычный сладкий вкус, тут же проглотила их один за другим и сладко причмокнула:
— М-м-м, какие вкусненькие грибочки! Мамка такие мне жарила тоже. Спасибо, Ленька!
— Ха! Еще бы. Очень вкусненькие, — передразнил он девочку и засмеялся. Он не хотел рассказывать, из чего получились такие «вкусненькие грибочки». Ленька радовался, что его затея удалась и сегодня можно угостить весь отряд вкусным обедом. Девочка убежала к матери рассказать, как здорово придумал Ленька, набрав и пожарив грибов. А за нею на шум и говор вышли мужчины. Теперь уже весь партизанский отряд «Красный Бездон» приближался к Ленькиному костру, на котором весело шкварчали беззубки, щедро отдающие свои соки. Вокруг жаревки собрались все сбежавшие из деревни и по очереди стали доставать со сковороды по две-три обжаренные котлетки, отправляя в рот и неизменно восхищаясь необычайно легким, сладковатым и приятным вкусом этих грибов. Все сошлись в едином мнении, что «вкуснее боровиков они никогда не пробовали», объясняя это тем, что с голодухи и лягушка покажется рябчиком. Они были весьма недалеки от истины, но повар не раскрывал своего секрета, потому что, во-первых, так завещал батя, а во-вторых, незачем было им знать тайны фамильной кулинарии. Несмотря на обилие приготовленного из беззубок жарева оно, как и любое вкусное блюдо, быстро закончилось. Все партизаны облизывались, благостно вздыхали и чувствовали себя впервые за эти несколько дней изгнания сытыми. Каждый благодарил Леньку, называя его самыми приятными словами. Так, казалось, будет продолжаться вечно, по крайней мере, именно этого хотелось юному поваренку, но внезапно тетка Фроська, взявшаяся помыть сковороду после сытного обеда, подцепила твердый белый осколок раковины, залипший в уголке чугунной посудины. Она поднесла его к своим подслеповатым глазам и протерла пальцами, отчего тот внезапно вспыхнул необычным перламутровым сиянием.
— Ой… это чой-то тут попалось… — обескураженно вопрошала бабка, разглядывая обломок ракушки, неведомым образом залетевший в Ленькино жаркое. Мальчишка, увидав эту неожиданную находку, попятился прочь от места обеда. А бабка развивала свои подозрения:
— Это ж чо? Это, кажись, ракуха… Откудай-то она взялась в грибах-то? Лень, это ты чегой-то добавил сюда?.. — Внезапно она отшатнулась от находки и глянула под ноги. В этот момент она дотопала до места, где мальчишка, как ему казалось, аккуратно сложил все очищенные от содержимого ракушки беззубок, из которых потом планировал либо сложить мозаику, либо наделать ложек, вставив их в расщепленные с одной стороны палочки, как показывал отец. Они предательски хрустнули под ее ногой. Бабка наклонилась, подняла одну, вторую и отбросила с воплем сковороду:
— Ах! Ох! Ух ты ж! Паразит! Ленька, ты ж свинячий сын! Ты что ж, нас потравить решил, паршивый пес?! Прохор! Прохор Михалыч, ты ж погляди, чего он удумал!
— Чего расшумелась, тетка Фрось? — ворчливо отозвался командир, только что удобно пристроившийся на мшистом холмике в тени огромной ели, дабы отдохнуть и обдумать свои партизанско-командирские планы. Он недовольно приподнялся и сдвинул кепку на затылок. Бабка уже подскочила к нему и под самый нос протягивала раковины беззубок. Она махала ими и, все набирая обороты, шумела:
— Ох же, гаденыш, чо удумал… потравил нас всех… лягухами накормил, злыдень клятый! Чтоб ты пропал! Гляди! Гляди, вот они отсель выковернутые. Он их наловил на пруду-то и нам изжарил. Да ишо наврал, что грибов боровиков набрал. Где ж они, боровики-то, нонче? А? Где, я спрашиваю?!
— Ничего я не врал! — из-за кустов отозвался Ленька, благоразумно не приближаясь к ругающейся тетке Фроське.
— Ах ты ж мерзавец, а ну иди вихры тебе пообдеру! Чтоб тебе ни дна ни покрышки! Убивец! Выдрать его, изверга, надо, Проша! Прям энтой сковородой отходить по башке его вреднючей! — верещала бабка, размахивая ракушками.
— Ну-ну, успокойся, Фрось. Не надо никого драть и тем паче сковородой бить! Остынь! Щас разберемся. А ну-ка, Ленька, ходь сюды. Давай, давай! Набедокурил? Будь мужиком — отвечай!
— А драть не будешь?
— Слово командира. Не буду. Только судить.
— А это как «судить»?
— Ну сейчас послушаем всех, тебя, тетку Фроську, остальных и решим все вместе, наказать тебя али… — Чего «али», он и сам не знал, а потому решил просто послушать мальчишку о том, как его угораздило нажарить этих улиток или лягушек, не поймешь сразу, кто они такие есть…
Ленька вылез из куста и опасливо, бочком приблизился к командиру, сделавшему решительный останавливающий жест в сторону бабки Фроси, которая, увидав парня, чуть не вцепилась в его лохматую белобрысую голову. Прохор показал пальцем по другую сторону от себя, где не было женщины, место для мальчишки.
— Сюда иди. Эй, народ! Подходите, суд будем вершить! — выкрикнул он в сторону домика, возле которого играли девчонки и о чем-то болтали Петька с Иваном. Все подошли к командиру. Он вкратце объяснил сложившуюся ситуацию, в которой вкусное, не будем отрицать, блюдо, приготовленное партизаном Ленькой, оказалось вовсе не грибами, а прямо-таки наоборот: не то улитками, не то лягушками. Хорошо, что не пиявками! По мере его повествования лица слушателей и они сами менялись очень разнообразно и прямо противоположно. Сперва лицо кузнечихи Вороновой вытянулось и побледнело, а Иван, наоборот, порозовел, захохотал и весело хлопнул себя по брюху. Петька и вовсе ухмыльнулся и равнодушно ковырялся веточкой в зубах, а старшая дочь кузнечихи Ольга стремительно отбежала от остальных, и по звукам стало понятно, что ее вытошнило. Прохор Михалыч закончил свой краткий рассказ и перешел к главному:
— Вот теперь нам и предстоит решить, что делать с партизаном Ленькой за его проступок.
— Хм. А какой такой проступок? Я вот, например, считаю, что его надо отметить. Как находчивого и добычливого члена отряда. Если б не он, мы б сегодня лапу сосали, что твой медведь! Мы с пацанами и раньше эти ракушки собирали и жарили у себя в деревне. И ничо. Все живы-здоровы! — вдруг выступил защитником Ваня Буцаев.
— Ежели хотите знать, во Франции вообще эти ракушки едят. Да еще и сырыми! Их там вустрицы зовут. Я точно знаю, — выпятив грудь поддержал его Петька-боцман. Он, бывший моряк, и впрямь слыхал от товарищей, что когда-то ходили в загранплавание, о таком деликатесе.
— А ты небось сам, что ли, ел-то? — огрызнулась Фроська.
— Сам не сам, а мужики ели. Да и сегодня не жалуюсь! Вполне сносная жратва была. Я б еще съел дюжину этих грибочков-вустричочков! Ха-ха! Да, кстати, французы и лягух едят за обе щеки! Это уж точно мужики подтверждали. Их даже так и зовут, этих французов, — «лягушатники»! Вот так-то!
— Ой, Господи! — всплеснула руками Маруся Воронова. Она ничего не могла сказать, потому что хоть и поела с аппетитом, думая про белые грибы, но одна мысль о том, что внутри в желудке теперь плавают непонятные лягушки-улитки-ракушки, приводила ее нежное существо в дрожь, и муторное чувство требовало вырваться наружу. Дочери тоже отказались обсуждать этот тонкий вопрос, грозивший всеобщим извержением съеденной пищи. Поскольку тетка Фроська уже высказала все по этому поводу, что могла, командир отряда Прохор Гольтяпин закончил всенародные прения и вынес вердикт:
— Ну, видать, Ленька, повезло тебе на этот раз! Хвалить, брат, тебя сегодня не с руки, бабы не поймут, а наказывать вроде как и не за что. Так что прощен и свободен. Впредь, ежели задумаешь нас еще чем кормить неведанным и невиданным, сперва мне докладай. А опосля уже и готовить будем. Все! На сем суд окончен. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Колонка опубликована в журнале "Русский пионер" №113. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".
