Август, время выбирать картошку. Для городского жителя это нудное занятие, которое отнимает время на поездку к месту уборки урожая, возвращение домой, потому что назавтра на работу, хорошо если своя машина, а то на электричку или проходящий автобус надо успеть, сплошная маета. Иное дело в деревне, где посадка и уборка картофеля сродни празднику, когда собираются родственники, соседи, когда после совместной работы накрывается стол, и все празднуют успешное завершение дела.
В один из августовских дней супружеская чета дед Василий и баба Настя решили убирать картофель, для этого надо созвать команду. Решили позвать соседей деда Антона и его супругу, двух молодых ребят Витька и Кольку. Молодые будут копать, а старики собирать. Если с соседями вопрос решался просто, стоило подойти к забору и пошуметь, появлялись Антон со своей половиной и веди переговоры, то за ребятами надо было погоняться. Витёк жил с родителями через два огорода от усадьбы Василия, а по улице идти минут двадцать, но ради важности момента на переговоры Василий отправился по улице. Уговаривать долго не пришлось, Витёк сразу согласился: - отчего не помочь соседям?
Иначе дело обстояло на переговорах у бабы Насти и Кольки. Колька с утра полегоньку перебранивался с матерью, пытаясь усовестить её и склонить к выдаче денег на опохмелку. Мать громыхала посудой на кухне, сопротивляясь доводам сына. Он же, лежа на кровати не унимался, попутно продумывал другие способы добычи выпивки. В это время и пожаловала к ним в дом бабка Настя. Поприветствовав хозяев, поинтересовалась, как дела? Не копали ли картошку? Как урожай? Догадавшись, к чему клонит Анастасия, Колька притих, молча слушал продолжение разговора. Обратившись к его матери, Настя поинтересовалась, дома ли Николай? И не сильно ли он занят? Можно с ним поговорить?
Мать Кольки, сразу поменяв тон голоса, позвала сына:
- Коля, сынок, ты не сильно занят? Напустив важности, Николай появился в дверном проёме: - А что такое?- будто ничего не слышал, спросил, обращаясь к матери. – Да, вот баба Настя просит помочь картошку копать, - смущаясь, с надеждой в голосе, что сын не откажет в помощи её подруге проговорила мать. – Ну, не знаю! Своих дел по горло, не знаю, за что браться! - Да уж помоги, пожалуйста, - проговорила бабка Настя, - а я отблагодарю! Колька понимал, что картошка это не только работа, но и посиделки за столом в приятной компании с выпивкой и закуской, но чтобы о нём не подумали, что он из-за стакана пошёл, ещё раз почесал затылок, многозначительно посмотрел в окно, махнул рукой и спросил деловито: - Когда? – не забыв, при этом нахмурить брови. – Да сегодня хотели…
Колька чуть не подпрыгнул, вот так повезло! С утра всю голову сломал, как здоровье поправить, а тут удача сама попёрла. Ещё раз вздохнув, дескать, оторвали от важных дел, стал собираться, надел рабочие брюки, футболку, взял лопату.
- Ну, пошли, что ли? – недовольным тоном позвал бабку Настю.
Собралась вся компания, работа закипела, ребята копали быстро, не всегда качественно, торопились. Старики едва поспевали за ними, собирали картошку в ведра и тут же в огороде ссыпали, чтобы перебрать какую на еду, какую на семена, отдельно мелочь на корм курам, мало-помалу на огороде появилась пирамида из картофеля.
- Шабаш! – скомандовал хозяин, - пора обедать!
Хозяйка засуетилась, собирая на стол, разогревая приготовленное заранее угощение, нарезала хлеб, ставила стаканы, раскладывала вилки и ложки. Мужская часть степенно курила, вела неспешный разговор, ожидая приглашения к столу. Наконец команда последовала.
- Проходите за стол! – пригласила бабка Настя, стоя у двери, смотрела, пока все рассаживались, чтобы всем хватило места, чтобы у всех всё было. Теперь наступила очередь хозяина, он разлил по стаканам спиртное, предложил выпить за урожай, потом за удачное начало уборки картошки, потом за тех, кто копал, за тех, кто выбирал, за тех, кто накрыл стол, за хозяина, за хозяйку… Выпивали, закусывали с аппетитом, понемногу усталость отступала. Соседка предложила хозяйке сыграть на балалайке, та долго отнекивалась, ссылаясь на то, что давно не играла, да и не время вроде, картошка же ещё не убрана до конца. Но тут вмешался хозяин:
- Тебя люди просят! Уважь! – Стукнув по столу ладонью, повысил голос дед.
Полилась мелодия, запела бабка Настя, её поддержала соседка, в старом маленьком доме разыгралось веселье, далеко разносились по селу звуки балалайки и голоса частушечниц. Когда хозяин, поймав взгляд одного из ребят, предложил выпить, оказалось, спиртное закончилось. Хозяева, почувствовав неловкость, упрекали друг друга за промашку, решили попросить Витька сгонять за бутылкой. Сказано сделано, ко всеобщему удовольствию бутылочка вскоре появилась на столе, потом ещё одна… Хозяин приказывал, хозяйка не возражала, Витёк исполнял и все были довольны.
Между старшими возник спор, чья бабка послушней.
- Я в доме хозяин! Как скажу, так и будет! – горячился Василий.
- И у меня также! – кричал Антон.
- Да, куда там, стану я тебе подчиняться, - возразила ему жена.
- Что-о-о-о?! Ты мне поперёк? Да я тебя сейчас… - потянулся дед Антон к супруге.
Но она, зная, что последует за таким вступлением уже стояла у порога. Антон за ней, она в дверь, за калитку, в свою усадьбу, где и продолжились догонялки вокруг собственного дома, пока Антон не упал, споткнувшись о неудачно подвернувшийся пень. Бабка заскочила в дом, заперлась изнутри, а Антон, полежав на траве, захрапел.
Настя с Василием продолжали наслаждаться самодеятельной музыкой, Колька потихоньку выпивал, а Витёк пошёл в огород, уселся на меже под сливами, потом лег, засмотрелся на облака, глаза сами собой закрылись, сладкий сон, как-то незаметно окутал его.
Проснулся он от холода, в огороде белела гора картошки, в небе висела огромная луна, от света которой вокруг всё было видно, в доме свет не горел и, Витёк, поразмыслив немного, отправился домой.
Дверь мать не закрыла, ожидая сына. В доме тишина, родители спят, лёг на кровать, укрылся одеялом, почти уснул, проснулся от того, что кто-то теребил за руку. «Кот» - подумал Витёк, - «Нет, кот не тащил бы, а терся. Надо посмотреть». Открыв глаза, к своему удивлению он увидел чёрта! Тот тянул его одной лапой, а другой указывал путь. Витёк, повинуясь неожиданному гостю, пошёл за ним в зал. Там, на шкафу сидел ещё один чёрт, только маленький и играл на балалайке так весело, так задорно, что ноги у Витька сами пустились в пляс. Он плясал на пару с чёртом, выписывая ногами немыслимые кренделя, как ему казалось, на самом деле вся его пляска сводилась к тому, что он долбил пяткой в пол. Мать, проснувшись от шума, вошла в зал, включила свет. Всё пропало и большой чёрт, и маленький со своей балалайкой. Витька пошёл в свою комнату, собираясь поспать, но как только он улегся черти опять тут как тут! Мать несколько раз входила к нему в комнату, включала свет, просила успокоиться, всё напрасно, пока до неё дошло, что пора вызывать медиков.
Очнулся Витёк в палате. К нему подошёл один из обитателей:
- Ну, очухался? – спросил парень, - теперь поправляйся! Тебе тут лекарства принесли, только ты их не ешь, выкинь, на ночь надо выпить снотворных, чтобы поспать.
С умным видом знатока он рассортировал таблетки, отделяя «полезные» от «вредных», потом метнулся по палатам, насобирал ещё от бессонницы и вручил Витьке. Тот, подчиняясь бывалому человеку с опытом, как тот сам о себе отзывался, принял лекарство.
В окне появилась странная девица, глаза ярко зелёные, волосы рыжие, плащ яркий оранжевый, загадочно ухмыляясь, одной рукой она манила его в окно, а в другой руке держала бутылку три четверти.
- Вот отчаянная! Ты, погляди, что делает! Сейчас упадёт! Дай я окно открою! Третий этаж! – метался Витька по палате, порываясь к окну. Сосед схватил его за майку и крепко держал, уложил кое- как в кровать. Витька лег. Прямо перед лицом оказалась розетка, из неё выползла муха, потом ещё одна, ещё… И вот уже целый рой кружился над ним, пришлось укрываться с головой, чтобы спастись от насекомых. В палату вошла медсестра, взглянув на Витьку, констатировала:
- Всё ясно!- вскоре появилась со шприцом в сопровождении доктора. Потом Витька куда-то провалился и очнулся только утром. Потянулась череда процедур: капельницы, таблетки, анализы… По ночам гости его не тревожили, видения пропали, он шёл на поправку.
А тем временем бабку Настю скрутила непонятная хворь, что-то кололо в боку, мешая двигаться и даже лежать невозможно, не помогали таблетки, не помогали народные средства, пришлось вызывать «скорую». Дед Василий со скорбным видом, тяжело вздыхая, проводил свою половину до машины.
Наутро к нему пожаловал Колька, и, узнав, что бабка в больнице, предложил её проведать, но сначала выпили за её здоровье, потом на посошок. Придя домой, Колька приказал матери готовить передачку-гостинец:
-Вари картошку! Там больничная еда, сама знаешь! Да огурков малосольных положи! Сальца! Яечек с десяток! Я щас луку надергаю! - увидев, что мать собирается чистить картошку, зашумел, -Ты что! Кода она сварится! Вари в шкуре! Там люди голодные! – прокричал Николай и выскочил в огород.
Собрали узелок, не забыли положить лук-чеснок к благоухающим огурцам и без того щедро сдобренными при засолке укропом, листьями хрена, чесноком, варёная картошка была тщательно укутана, чтобы не остыть по дороге, сало и яйца сложены отдельно, всё на своих местах. Взяв узелок, Колька отправился проведывать больную и вскоре предстал на пороге больничной палаты. Поинтересовавшись здоровьем у бабки Насти и всех, лежащих в палате, приступил к угощению. Женщины вначале отнекивались, но под напором подвыпившего гостя уселись за стол, где их взору предстали деревенские яства. Колька кормил их, очищал картошку, яйца, поднося каждой, заставлял пробовать огурцы, сало, не забывая приговаривать: «Матушка готовила. Да вы с чесночком, с чесночком!». Потом он заметил лежавшую на кровати девицу, не принимавшую участия в трапезе, позвал за стол, но она наотрез отказалась. Колька подошёл к ней:
- Ну-ка подвинься! Разлеглась тут! Я шёл, шёл, уморился. Дай, полежу! - бубня себе под нос, Колька завалился на кровать, в чём был, ботинки снять он посчитал неприличным в присутствии дам. Девицу как ветром сдуло. Она отскочила в сторону, оторопев от происшедшего. Бабка Настя попросила всех не шуметь, мол, сейчас он проспится и уйдёт.
В окнах постепенно угасал день, становилось темнее. В палату вошла медсестра, чтобы пригласить на вечерние процедуры, увидела мирно спящего Кольку, предложила пациенткам проводить его, те принялись будить гостя. Спросонок он не понял в чём дело, уразумел только, что его куда-то выгоняют, обиделся и ушёл повторяя: «Жалко вам места? Я шёл, шёл, а вы…» Заглянул в палату рядом и обнаружив незанятую кровать, решил доспать здесь, но не нашёл понимания у обитателей и вконец разобиженный людской жестокостью и неблагодарностью вышел на улицу. Здесь он остановился, соображая, где он и куда теперь идти. Мимо шёл парень, у которого Колька попросил закурить не потому, что хотелось курить, а чтобы поговорить, но парень ответил отказом, и узнал куда ему идти, чей он сын, какой он ориентации и в конце пожелание сдохнуть, не дойдя до дома. Высказав всё это незнакомцу и не услышав возражений в ответ, Колька разочарованно плюнул, почувствовал некоторое облегчение и направился восвояси.
… Витёк после больницы летел на крыльях домой, доктор сказал не пить, вести здоровый образ жизни. Да кто же против! Хотелось жить! Мать встретила на пороге, заплакала, обняла, принялась кормить. Витёк был неплохим сыном, помогал по дому и в огороде, не скандалил. Отдохнув, он решил отправиться на речку, настроил удочки, взял наживку, спросил у матери, не нужно ли что сделать по дому? Мать ответила, что пока таких дел нет, направилась на кухню, чтобы порадовать сына его любимыми оладушками. Витёк с удовольствием рыбалил, пока не раздалось за спиной:
- Ну, хвались уловом! – Колька и компания, тоже шли « отдыхать», в пакете звякнула полная посуда с пивом, самогоном и для запивки – ситро. Дальше они не пошли, расположились здесь же, расставили на газете содержимое пакетов.
- Ты как? С нами? – обратились к рыбаку.
- Не! Я ток из больницы! Всё! Завязал! – радостно сказал Витёк.
- Ну, хоть ситреца выпей!- предложил дружок.
Компания от предвкушения пирушки, весело переговариваясь, пересыпая речь остротами и нецензурными словами готовила «поляну». Вначале Витьку дали попить ситро, а потом двое, переглянувшись, налили в ситро, сначала пиво, а потом и самогона. Витёк не хотел пить, отодвинул руку с протянутым стаканом с запахом пивом, но ему сказали, что это просто запах, а потом уже уговаривать не пришлось, стаканы как-то сами собой находили путь к организму, хотя Колька пытался его остановить и усовестить ребят.
Домой Витя не пришёл так и остался на берегу, удочки без присмотра рыбака мягко покачивались на волнах с карасиком на крючке, на удилище присела стрекоза, переливаясь перламутровой краской, рыбак этого не видел, душа его выпорхнув, витала над селом, рекой, родным домом, прощаясь с тем, что было дорого и мило с детства.
Мать, ожидая сына, в тревоге переходила от одного окна к другому, выходила на крыльцо, наконец, не выдержала, отправилась искать его. Отодвигая руками, нависаюшие ветки вербы прошла почти весь участок реки, огибавшей село, нашла уже остывающее тело с остановившимся сердцем, не перенёсшим нагрузки.
С ЧИСТОГО ЛИСТА.
… С поминок Колька шёл один, все как-то разошлись, кто, куда и он шёл медленно, переживая смерть приятеля, к тому же ноги почему-то стали тяжелыми и непослушными. Дома он попытался одеть комнатные тапки, но они упорно не хотели налезать на ноги. В комнате он увидел мать, сидевшую тихо на стуле, посмотрел на неё другими глазами: « Совсем седая, лицо в морщинах, руки тёмные от бесконечной работы. А если я умру, кто о ней позаботится?» - вдруг пронзила его мысль, раньше не приходившая в голову, хотя по правде мать о нём заботилась.
Утром Колька обнаружил, что у него опухли ноги и живот, передвигаться становилось совсем невмоготу. Соседка, зашедшая к матери, осмотрела его и вызвала доктора.
В больнице ему сделали прокол в животе, из него вылилось почти ведро жидкости. «Не жилец!»- услышал, он сказала санитарка кому-то. «Может не обо мне? Мало ли тут людей» - подумал с надеждой Колька, но в душе поселилась тревога.
После выписки из больницы жизнь пошла иначе. Приятели больше не заглядывали, денег не хватало, решил занять у крёстной, но она ответила прямо:
- Я тебе займу, а ты помрёшь, кто отдавать будет?- глядя в сторону сказала, как обухом по голове ударила.
Зима тянулась так долго, что казалось, конца ей не будет, но солнце пригрело, ручьи потекли, река набухла и вот-вот должна была очиститься ото льда неминуемым ледоходом. Колька едва двигался по дому, ловя сердобольный взгляд матери, понимал – скоро конец. Решил напоследок сходить на речку глянуть, а то закопают и лежи как дурак ничего не видно. Пока ходил, встретил то одного, то другого, узнал много новостей. Пообедал с аппетитом и подумал: «Может ещё поживу? Жить бы я стал по другому, бросил бы пить, ремонт надо делать…» - дальше он не успел додумать как бы он хорошо жил, к дому подъехала «крутая» машина, из которой вышел бывший одноклассник. Визит гостя удивил и Колку и мать. Дружок то выбился в люди – своя строительная фирма, семья, дом. «Всё как у людей - подумал Колька, - на фига ему доходяга со своими проблемами?».
Но гостю был рад несказанно, понимал – больше не увидятся. Ошибся, дружок не только навещал его не раз, но и помог с лечением, ремонтом, познакомил Кольку со своими приятелями. Так незаметно наступило лето. Об огороде Колька не думал, мать что-то там сажала по старой крестьянской привычке, а он вспомнил время, когда был жив отец. Приходила пора полоть огород, выходили всей семьей с тяпками на борьбу с сорняками. Колька работал плохо, отец выходил из себя, кричал, замахивался чем-нибудь, и, наконец, прогонял с огорода, чего и добивался нерадивый сын. Он исчезал с глаз долой до самого вечера на речку, где уже ожидали дружки. «Ох, и дурак же я был! Отца доводил, мать не слушал…».
Стал вспоминать свою нескладную жизнь, вспомнил, как однажды поехали родители в гости к родственникам и его взяли с собой. У родственников были два сына моложе Кольки, а ему тогда было целых десять лет, и решил он этим местным показать какой он крутой, первым делом, когда дети остались одни он спросил у братишек:
- Ну, что курите? – тоном, каким взрослые разговаривают с детьми, спросил он.
Братья дружно отрицательно замотали в ответ головами.
- А я привык с утра затянуться сигареткой! – продолжал гость, одновременно примечая, какое впечатление он производит на местных. От предложенной сигареты они отказались.
- Может, вы и не пьете?- уже с явной издёвкой спросил он.
- Да мы не пробовали ещё! – неуверенно проговорил тот, что постарше.
Решили исправить этот пробел, стянули бутылку вина, выпили за огородом, братьям при этом стало плохо, их стошнило. Посидели, пока их обдуло ветерком. В бутылке ещё оставалась жидкость. Колька, взял тёршегося об ноги детей котёнка и залил ему в рот остатки вина. Братья пытались робко возразить, но Колька резко пресёк попытки вырвать котёнка из его рук. Котёнок сделал несколько шагов, потом ноги его стали заплетаться и он упал.
- Сдох! – заплакал меньший.
Испугавшись, что за котёнка заругают взрослые, Колька взял его за хвост и оттащил к стоявшему неподалёку самосвалу, там он размахнулся и забросил тельце в кузов, послышался глухой удар.
…Когда время визита истекло, стали прощаться. В глазах своих меньших родственников Колька не увидел грусти от расставания, скорее наоборот, читалось облегчение от того, что гости их покидают.
«Может, наступила расплата? Неужели за того котёнка? Или ещё что вспомню?» - рассуждал Николай, как сквозь сито, пропуская в воспоминаниях события своей жизни. «Ну, были ходки на зону, первая по «малолетке», потом по инерции. Мать приезжала на свиданки с передачками, плакала, просила одуматься, было ЛТП…». Как живой предстал главный врач учреждения: в халате на голое тело, в сандалиях на босу ногу с давно нестрижеными ногтями, чуть ли не цеплявшимися за землю, волосы развевались львиной гривой. Говорили, что он сын высокопоставленных родителей, поэтому его сослали сюда руководить, хотя ему рядом с пациентами в палате лежать самое место. Шуток в свой адрес он не терпел и пресекал в корне, обещая вколоть препарат, и произносил мудрёное название, пациенты опускали глаза, стараясь быстрей проскользнуть мимо. Доктор выходил с баяном наперевес, садился на ступеньки главного корпуса и начинал играть. Судя по его манере обращения с инструментом, «музыкалку» он прогуливал довольно часто.
- Ё моё! Неужели нечего вспомнить? – произнёс вслух Колька.
Вышел на улицу покурить. Воздух чистый, свежий, промытый весенним дождем. Вдалеке раздался колокольный звон, на душе стало почему-то легче. «К вечерней» - подумал неожиданно для себя и решил как-нибудь заглянуть в храм. Эта мысль не давала покоя прочно засев в голове. В один из таких однообразных дней, а вернее вечеров, дождавшись, когда стемнеет, он отправился в храм, стараясь пройти незаметно для посторонних взглядов. На зоне он бывал в храмах, как себя вести знал. Зашёл, поставил свечку. В сторонке стояла женщина, худенькая, в платочке. Колька подумал: «О чём она молится? Какие у неё грехи? Вот у меня другое дело…» Во время службы к нему пришло умиротворение. После беседы с батюшкой он решил исповедаться и причаститься.
На следующий день Колька отправился в магазин, набрав, разного товара, прикупил «мягких» конфет для матери. Она их раскладывала в вазочки и расставляла по всему дому: на столе, на тумбочке, на подоконнике, потом становилась в центр комнаты, любуясь на них, приговаривала:
- Вот! Сколько у нас конфет! – довольно улыбалась.
«Эх! Матушка! Как же ты с нами намучилась!» - думал Колька, - «Конфетам рада как дитё!».
Невдомёк ему было, что рада она не конфетам, а тишине в доме, покою, тому, что засыпает без страха, и, просыпаясь, не думает куда бежать и где прятаться.
- Мам, а ты жила счастливо? – спросил у неё как-то Колька.
- Да!- живо отозвалась мать, - я тогда в заводе работала на сортировке, по 23 тонны вырабатывала.
- !?
- Домой приду, тут вы, сопли вам вытру, накормлю. Всё живые, малые, хорошенькие! – продолжала мать, - приберусь и в огород.
«Ни хрена, себе – счастье! Кирпичи ворочать! Странно…Эх, матушка!»
Однажды возвращаясь из магазина, он увидел у забора дачного домика собаку, смотревшую на него с надеждой. Отломив от хлеба кусок, бросил ей и пошёл дальше. Дома разложил покупки по полкам, сел пообедать и только поднёс ложку ко рту, как увидел того самого пса, сидевшего прямо напротив окна. Колька сначала задёрнул занавеску, потом отодвинул, взял миску и вылил в подвернувшуюся посуду.
- На! Подавиться можно! – произнёс он, отдавая собаке суп, - Вот эти дачники…
Пёс остался жить во дворе, преданность его новому хозяину была безграничной, никого не подпускал во двор, страшно выл, если хозяин отлучался, пёс таскался следом за хозяином по деревне, что нравилось и псу и хозяину. Не брал собаку только в храм.
Колька готовился к причастию тщательно, без спешки. Пошёл на службу. Исповедался. Причастился. Душа, так долго томившаяся в путах грехов, очистилась, успокоилась, просила об одном: «Не греши больше!». «Постараюсь…». Шёл домой к матери, домашнему очагу, к собаке. Сами собой в голове его складывались строки
Вас приветствую, друзья!
Николай зовут меня,
Не угодник, не святой,
Парень русский я, простой.
И, случалось, ошибался,
Напивался и влюблялся.
Мамку родную ценил
И ничем не дорожил.
Пронеслись мои года,
Голова почти седа,
И не так уж резво ноги
Мои скачут по дороге,
Много я ещё смогу,
БУДУ ЖИТЬ!!!
Назло врагу.
Продолжение следует.