Четыре года школа пыталась указать девочке Вике её место. Девочка выросла и нашла своё место. Только совсем не там, где его видела школа. Сейчас Виктория Дергунова — известный и успешный адвокат, партнёр BGP Litigation, руководитель практики семейного права и наследственного планирования, Президент благотворительного фонда «Юристы помогают детям». Виктория — моя коллега по рабочей группе антибуллингового закона. О том, что Виктория пережила в школе, какой след оставил этот опыт в её жизни и как это повлияло на выбор профессионального пути, - в сегодняшней истории.
Я убеждена, что в травле виноваты не дети, а взрослые, которые ее допускают, а порой и запускают. Поэтому травля одинаково возможна и может быть одинаково жестокой как в элитной школе, так и в массовой. Происходит она главным образом от безнаказанности. Школа всегда в курсе. Школа всегда всё видит, но выбирает игнорировать или даже поощрять. У меня были кейсы травли в юридической практике. Одному мальчику, например, сломали колено, а он профессионально играл в теннис. Он больше не сможет играть, вместе с коленом ему сломали мечту. Таких случаев много. Я уверена, что травля — это проблема, которую нужно решать. Если школа заявляет, что у них нет инструментов, что они не видят травлю, значит, нужна законодательная база, которая заставит разглядеть и эффективно реагировать на нее.
Мой папа военный. Из-за частых переездов я сменила четыре школы, но с травлей столкнулась, в двух. Одна была со стороны учеников при игнорировании ситуации учителями, вторая случилась и продолжалась с их подачи и при их поддержке. Это два совершенно разных сценария.
В пятом классе мы переехали в Ленинградскую область. Я попала в самую обычную школу, в которой учились в основном дети из не самых благополучных семей, предоставленные сами себе. Я была очень домашним ребёнком, меня встречали из школы, заботились о моей безопасности, родители были всецело вовлечены в мою жизнь – водили на пение, рисование, учили играть на фортепьяно. К тому же отличница, которая не ругалась матом, не курила во дворе и не выпивала с одноклассниками в туалете. В общем, я не вписывалась в коллектив. Я себя чувствовала белой вороной. Дети меня не приняли, но и я не приняла их. Вначале это было именно непринятие, непопулярность. Спасало то, что я хорошо училась, была занята в разных активностях вне школы, у меня была поддержка учителей. Ну, как поддержка... они меня хотя бы сами не травили, справедливо оценивали. Хотя с травлей со стороны одноклассников ничего не делали.
Помню поворотный момент, когда неприятие превратилось в травлю. Я была симпатичной девочкой. У меня было два друга, мальчики, которые нравились всем – Ваня и Сеня. А им нравилась я. Буллинг начали девочки. Они подбили класс меня травить. К девочкам быстро присоединились мальчики, с которыми я не очень хотела общаться. К Новому году пятого класса травля уже цвела.
События развивались быстро. Меня не могли назвать «уродиной» или «тупой», это объективно было не так. Находили другие болевые точки, стыдили за то, что родители встречают, что многое не разрешают, что я стремлюсь хорошо учиться, что я выслуживаюсь перед учителями. До седьмого класса (до следующего переезда) я прожила в бойкоте. Но я восприняла его нормально, не страдала. Мне и тогда было хорошо наедине с собой. И сейчас. Несмотря на то, что я публичный человек, меня окружает огромное количество людей, я много выступаю. В детстве было так же. Я даже думаю, что в той конкретной школе бойкот был для меня лучшим сценарием.
Кроме бойкота, было и физическое воздействие. Отвешивали пинки, хватали за волосы, подкарауливали на уроках физкультуры. К счастью, я могла за себя постоять. Во-первых, у меня был и есть брат, старше меня на 10 лет. Он всегда учил меня, что если кто-то агрессивно нападает, то надо понимать, что страшно не только мне. Агрессору тоже может быть страшно. Во-вторых, каждое лето я проводила в городе Шахты Ростовской области, у бабушки, на улице, в компании мальчишек, которые научили меня не только кататься на велосипеде и лазить по деревьям, но и драться. Поэтому страха никогда не было.
Однажды меня окружили, угрожали побить. Я вспомнила своего брата, вспомнила весь свой летний опыт, схватила стул и сказала: «Давайте!» Их было человек пять-шесть. Драка не состоялась. Один из них, мальчик, позже всё-таки со мной подрался. Он порвал мне одежду, колготки, мы летели с лестницы кубарем, но я наваляла ему так, что больше ни он меня не трогал, ни кто-то еще. После этого физических нападок не было, только психологические.
Родителям я ничего не говорила. Я понимала, что они ничего не смогут сделать. Если бы они пришли в школу жаловаться учителям, они бы только подтвердили, что всё, что про меня говорили, «иди пожалуйся мамочке», правда. Перевести меня в другую школу было невозможно, других школ рядом просто не было. К тому же я берегла их. Боялась, что у мамы сердце не выдержит, а папа закатит скандал.
Что дал мне опыт тех двух лет? Понимание, что если есть цель, а у меня была цель –выбиться в люди, поступить учиться в Москву, стать адвокатом (я мечтала об этом чуть ли не с рождения), то надо просто к ней идти, упорно и добросовестно делать свою работу. Ещё я чётко для себя усвоила тогда, что я не то, что про меня говорят. Только я решаю для себя, кто я, и насколько другие могут влиять на меня, моё восприятие себя и мою жизнь. Моя следующая школа только подтвердила эти выводы.
В 7 классе я попала в элитную по меркам Санкт-Петербурга школу. Расслоение было очень заметно. Детей привозили охранники на дорогих машинах. А у меня папа - военный, мама - учитель. Не взять меня в школу оснований не было. Во-первых, прописка, во-вторых, я блестяще прошла собеседование по английскому, моя мама — преподаватель по языку. На собеседовании директор сразу сказала, что семьи в школе в основном обеспеченные, и мне там будет непросто.
Травля началась в первый же день, когда я увидела своего классного руководителя, к слову, учителя русского языка и литературы. Я зашла в класс, села за какую-то свободную парту. При всём классе мне было сказано: «Пересядь вон туда (за самую дальнюю парту), ты должна знать свое место!» Это стало командой «фас». Я рассказала дома родителям, мы даже не поняли, что это было и как на это реагировать. Уже позже стали происходить события, которые все расставили по местам. Родители других детей оказывали школе спонсорскую помощь. У моих такой возможности не было.
Дальше было много чего. Пытались, как и в первой школе, объявлять бойкот. Это не подействовало. Задевали, указывали на бедность, очень пренебрежительно общались, не садились со мной рядом в столовой, как будто я заразная и со мной лучше не дышать одним воздухом. Унижали жёстко и изощрённо. Портили и прятали одежду, обзывали. Пинали. Плевали. Отстригли мне волосы. Прямо на уроке химии. Учителя не обращали внимания. Сломали мне куклу, которую родители подарили на день рождения, а для меня кукла тогда была целым событием. До сих пор храню ее.
Один раз я пожаловалась брату. Он тогда учился в военном училище, пришёл в школу с другом. Попросил показать, кто конкретно в меня плевал. Я показала. Мой обидчик увидел брата и его бритоголового друга с кулачищами, его сразу смыло. После этого хотя бы физические атаки прекратились.
Самое неприятное воспоминание оставил случай, когда ставили на колени. За какой-то проступок, к которому я не имела никакого отношения, но в классе был «стукач», этот человек указал классной на меня, ну и вообще он все ей докладывал, а она через него уже руководила «процессами». Всё происходило прямо в коридоре школы. Собрался чуть ли не весь класс. Я должна была встать на колени и извиняться. Я не согласилась. Поставили силой. Я тогда думала о том, как в плену пытают солдат. Решила, что бы они ни сделали, только от меня зависит, сломает меня это или нет. Поступить как-то иначе тогда, было просто небезопасно.
В один год всё осложнилось еще и тем, что маму позвали работать в ту же школу. Учителей тогда не хватало. Каждая плохая оценка, поставленная мамой, отзывалась мне очередным событием в школе. А к маме приходила директор и прямым текстом упрекала, что родители ребёнка оказали школе спонсорскую помощь, поэтому оценку надо ставить такую, какую нужно. Мама не подчинялась. Я своей принципиальностью в нее. Она смогла проработать в этой школе только год.
А потом произошли совершенно неожиданно изменения в нашей семье. Папа сменил работу, мы начали гораздо лучше жить. В какой-то из дней на фоне очередного неприятного события, я не сдержалась и разревелась дома. Папа был уже влиятельным человеком, он пришёл в школу и поставил директору две задачи: чтобы меня перевели в другой класс (раньше говорили, что нет мест) и чтобы больше ни учителя, ни дети меня не трогали и дали спокойно учиться.
В итоге последние два года я училась в параллельном классе. У меня как раз там были друзья ещё до перевода, и они периодически пытались своими силами забрать меня в свой класс. Это были очень самостоятельные ребята в хорошем смысле. И классный руководитель была такая же. Учитель музыки. Учила нас всех стоять друг за друга, так и говорила: «Запомните дети, всех не выгонят». С прежними одноклассниками я больше не общалась. Доучивалась сравнительно спокойно, если не считать того факта, что желание учиться мне отбили напрочь. Учителя, не все, конечно, всячески пытались задеть. В ответ на какое-то мнение по книге на литературе мне могли сказать: «Ты это сама придумала?» Говорили родителям, что такие, как я, могут сгодиться разве только для замужества, что я ничего никогда не достигну. Постоянно ставили под сомнение любое моё высказывание, компетентность, знание. Я так и доучивалась с ощущением, что я «должна знать своё место».
Никогда не забуду, как однажды в десятом классе директриса меня отловила в коридоре и сказала: «Ты идёшь на серебряную медаль, пусть родители ко мне зайдут!» Я там же в коридоре сказала ей в лицо: «Мы не будем платить за медаль!» Я даже не передала родителям этот разговор. Тут же в конце четверти мне влепили «тройку» по русскому языку. Предмет вела бывшая классная. Когда я попросила журнал, оказалось, что меня вызывали чуть ли не на каждом уроке к доске и я постоянно не знала предмет. Родители пытались разбираться, почему в журнале появились оценки, которых нет в дневнике. Оказалось, что я «не каждый раз подавала дневник». Так я впервые столкнулась с подделкой документов и «системой», в школе была такая культура – занижать детям оценки, чтобы родители платили за дополнительные занятия этим же учителям для «подтягивания» знаний. Это демотивировало так, что в старших классах я прогуливала всякий раз, когда была такая возможность. Меня стращали вызовом мамы в школу. На это я отвечала, что придёт не мама, а папа. Видеть папу желания ни у кого не было.
Вспоминаю школу с ужасом и отвращением. Помню, как стыдно было на последнем звонке смотреть на парад незаслуженных грамот ребёнку директора, детям учителей, родителей-спонсоров. Ярмарка тщеславия. Мне, конечно, ничего не дали. Не могу сказать, что я сильно расстроилась, наоборот, поняла, что, если ты делаешь что-то, делай потому, что ты этого хочешь сама, потому что считаешь, что это нужно или так правильно, а не для того, чтобы это оценили или сказали «спасибо».
Вся эта «школьная» история сильно повлияла на меня, я думаю, она во многих аспектах сформировала мою личность. После двух этих школ мне ничего было не страшно. Я научилась бороться за себя, за своё место под солнцем, поняла, что солнце не всем светит одинаково, что не все должны меня любить, что я не должна всем нравиться, что думать «иначе» и не быть «как все» — это нормально. Говорят, что чуть ли не в каждой истории успеха лежит ряд жизненных трагедий, трудностей. Мне кажется, что это в какой-то степени про меня. Родители не могли оказать мне протекцию, а мне очень хотелось доказать, что я не то, что про меня говорят. Я думаю, что я смогла это сделать. Я окончила Высшую школу экономики в Москве с отличием и со всеми стипендиями, которые там только давали, наконец, я встретила людей, таких же целеустремленных, как и я, в среде которых хорошо учиться было не стыдно и не возбранялось, где все друг другу помогали и поддерживали, и по сей день. История, пережитая в школе, стала основой моего жизненного кредо: «верь в себя - другие смирятся»
Считаю ли я, что опыт травли полезен? У меня растёт 5-летний сын. Я не желаю ему пройти мой путь, чтобы закалиться, сформировать стержень и «вырасти человеком». Залог здоровой психики человека — это жизнь в здоровом обществе. Безусловно, если травля тебя не сломала, если у тебя изначально сильный характер и ты в какой-то момент не выпрыгнул из окна школы на глазах обидчиков, этот опыт тебя многому научит. А если нет этих задатков и поддерживающей семьи? Что будет тогда? Естественный отбор? Вспомните «Повелителя мух»: «Я боюсь. Я нас самих боюсь». Да, травля дала мне веру в себя, понимание того, что любые слёзы, неприятности, события конечны. Но одновременно сколько боли она мне дала, сколько она у меня забрала... Я считаю, что цена за отсутствие страха и веру в себя - слишком высокая. Каждому ребёнку точно не нужно ее платить за подготовку ко взрослой жизни. Ну и давайте не забывать, что задача у школы все-таки не устраивать мясорубку из жизни ребенка, испытывая его на прочность, уверена, воспитать характер и ценности можно и нужно более безопасным образом.
Виктория Дергунова - адвокат, к.ю.н., партнер BGP Litigation, руководитель практики семейного права, президент благотворительного фонда «Юристы помогают детям», Анна Копылова – юрист программы «Травли NET», Сергей Макаров - Руководитель практики по семейным и наследственным делам мка «град», к.ю.н, Советник ФПА РФ и я, Светлана Моторина, стали соавторами законопроекта против травли. Законопроект был инициирован зампредом думского комитета по просвещению Яны Лантратовой («Справедливая Россия»), но до сих пор не внесен на рассмотрение.