БАЙКИ ОТ СЕМЕНЫЧА
Дружный заразительный смех взорвался на кладбище, подняв в воздух стаю ворон, чинно сидевших в ветвях старого раскидистого дерева. Семеныч вздрогнул, разбрызгивая известку с лохматой кисти. Прищурившись, он осмотрел территорию. Редкие посетители погоста перекрестились, вглядываясь в том же направлении, что и сторож. Подслеповатые глаза выхватили юркую фигуру могильщика.
Генка ловко вылез из ямы, воткнул лопату в землю и потрусил в сторону столь неуместного для некрополя звука. Смех постепенно затихал, переходя в жалостливый плач.
Семеныч бы и не обратил внимание. Он привык за годы работы кладбищенским сторожем к эмоциональным всплескам провожающих в последний путь. Но обычно солировал один голос: матери, вдовы или жены. Остальные стояли скорбным молчаливым фоном.
Старик неуверенно потоптался, засунул кисть в ведро с белым известковым раствором, которым покрывал стены домика смотрителя. Договорившись с Петровичем, они поделили здание пополам. На прошлой смене тот работу выполнил, чему негаданно подивился Семеныч, взявшись красить свою сторону. Спустившись со стремянки, стянул защитные перчатки и положил их возле ведра.
— Семеныч, там клоунада такая! — задыхаясь от бега возвестил вернувшийся Генка. — Пойдем, увидишь!
Старик спорить не стал, как и задавать вопросы. Чего сторожу только не приходилось видеть! Казалось бы, удивляться нечему, но любопытства ради Семеныч пошел вслед за парнем, по привычке заложив руки за спину и чуть подавшись вперед.
Генка никогда не слыл треплом и понапрасну старика не беспокоил. Недвусмысленная улыбка не сходила с лица могильщика, и Семеныч успокоился: ничего страшного не произошло. Но глянуть для порядка следовало.
Пройдя вдоль забора, Семеныч увидел сквозь заросли кустов жимолости группу людей, облаченных в яркие костюмы. Рыжие парики, красные носы и щедро нанесенный на лицо грим перечеркнули любые сомнения: провожающие – клоуны.
— То-то мне почудилось, что в микроавтобусе, который на территорию въехал во след ритуальной машине, клоуны сидели. Да подумал, известки надышался, — признался старик.
— Циркачи они, коллегу провожают, — пояснил Генка, который уже успел выведать новости. — Последняя воля покойного – похоронить того как клоуна, а провожатым выглядеть соответственно. Смех и слезы вместо траурной речи. Ух, Семеныч, до мурашек пробирает!
— Да, печально, — поддакнул старик, осматривая процессию.
— Интересно, он и после смерти смешить будет, — полюбопытствовал парень, — или навек печальным клоуном ушел?
— Кто знает, — протянул задумчиво Семеныч, — люди этой профессии умные и тактичные, а в отличие от клоунов среди людей занимаются ремеслом не ради себя и наживы, а делая других счастливыми.
Старик развернулся и пошел обратно, Генка присоединился к нему, по пути указав на хрупкую барышню, которая стояла возле могилки, глотая слезы.
— Я сколько копаю, она стоит и плачет. Хотел вылезти и подойти, да тут клоуны...
— Ты иди, Генка, работай! — старик хлопнул парня по плечу, а сам свернул на узкую тропинку и прошел к девушке. Поравнявшись с ней, встал рядом, кивнув на могилу. — Бабушка?
— А как вы узнали? — прерывистым голосом спросила та, вытирая нос мокрым насквозь платком.
— Я сторож, мне положено знать, кого охраняю, — ответил старик и глянул на табличку на кресте. — Но Зинаида Павловна уже месяца три как упокоилась. А ты все слезы льешь. Нехорошо это, душу покойницы тревожить зря. Она же так не уйдет: держишь ты бабушку.
— Как не думать, когда волю ее нарушают, — всхлипнула девушка, и поток слез прорвался вновь.
— Пойдем-ка, милая, ко мне в сторожку, — Семеныч настойчиво подтолкнул незнакомку, направляя к выходу из кладбища.
В том же направлении мимо проехали клоуны, поглядывая из окон автобуса. Многие сняли парики, но гротескный образ с маской печали остался. Девушка проводила удивленным взглядом процессию:
— Почему они так оделись?
— Выполняли последнюю волю умершего. Вот так петрушка, — крякнул Семеныч, — совпадение. Как звать-то тебя?
— Аня.
— Проходи, Анна, не стесняйся! — запустил ту в сторожку. — Вот раковина, зеркало. Приведи себя в порядок, а я пока чай заварю, а ты расскажешь, что случилось.
— Чем же вы мне помочь сможете? — девушка пустила воду в кране, поплескав на лицо и промокнув его бумажным полотенцем.
— Да хоть словом добрым, — улыбнулся Семеныч, — бывает, его достаточно, чтобы почувствовать себя окрыленным. Присаживайся на стул, вот и чай уже готов. Тебе сколько сахара?
— Лучше без него, спасибо! — девушка глубоко вздохнула, принимая стакан в металлическом подстаканнике, с интересом рассматривая резной рисунок.
— Ну, поведай старику, что такого приключилось, — произнес сторож, присаживаясь на скрипучий табурет. — Кто волю покойной выполнять не желает и грех на себя призывает?
— Да все квартирный вопрос, — прошептала Анна, прихлебывая кипяток, придерживая пальцем ниточку чайного пакетика, — будь он не ладен. А я ведь не из корысти за бабушкой ухаживала! Я всегда любила ее!
Едва сдерживая подступившие рыдания, девушка поставила стакан на деревянную столешницу, чтобы ненароком не пролить горячий чай. Вытащила скомканный грязный платок, но Семеныч подал рулон бумажных полотенец.
— Простите, — Анна высморкалась и продолжила, — бабушка квартиру мне завещала и всем перед смертью наказала, что только я наследница. Но брат ее родной с женой Людмилой отсудить решили. У них деньги водятся, взятку дали. А мне бабушка во сне приходит и говорит, чтобы не отдавала. Что я могу сделать против них? С меня и взять нечего...
— Ну дела, — протянул Семеныч, — во сне видишь бабушку, говоришь?
— Да, каждую ночь, — призналась Анна, — боязно мне и тоскливо одновременно. Вот пришла на кладбище проведать.
— Ты только плакала или на могилке Зинаиды Павловны рассказала обо всем?
— Рассказала, но что толку? Как она поможет, если нет в живых?
— А ты подсоби бабушке, — подмигнул старик, вытащил из выдвижного ящика стола бумагу, нацарапал карандашом названия трех церквей и пояснил, — закажешь в один день в каждом святом месте панихиду по бабушке и поставишь свечи за упокой всех умерших родственников вашей семьи. Да помолись тщательно и слезы не лей более, не отвлекай дух понапрасну. Поняла?
— Да, — кивнула девушка, с интересом перечитывая названия, — а почему именно эти церкви?
— Неспроста, — загадочно прищурился Семеныч, — но тебе скажу: кладбище наше, где покоится Зинаида Павловна, чью последнюю волю игнорируют родственники, находится в середине треугольника, вершинами которого являются эти церкви. В центре – глаз божий и сила заключена. Вот так, милая! Иди, да не забудь: панихиду в один день надобно провести! После приходи бабушку на кладбище проведать, да расскажешь, чем дело закончилось...
Всякий раз, как сторож проходил мимо могилки старушки, подмигивал той и вопрошал:
— Что скажешь, Павловна? Утрясли квартирный вопрос?
Но дух покойной молчал, а девушка не появлялась на кладбище. Семеныч терпеливо ждал, наблюдая за работой строителей, которые возводили через дорогу от входа на погост здание, где администрация открывала лавку ритуальных услуг. Сторож скептически относился к решению, но молчал: его мнение никто не спрашивал.
Из-за поворота показался автобус. На остановке вышла миниатюрная девушка и бодрой походкой прошла ко входу на кладбище, удерживая в руках искуственные цветы с большими яркими шапками по типу хризантем. Семеныч сразу признал в ней Анну с одной лишь разницей: девушка улыбалась.
— Здравствуйте! — расплылась та в лучезарной улыбке. — Вы меня помните?
— Конечно, Анна! Я мертвых помню, а уж живых сам бог велел, — улыбнулся старик, а вокруг глаз увеличилась паутина морщин.
— Все получилось! — выдохнула Анна. — Бабушка заступилась за меня! Это так странно, удивительно и немного страшно...
— Что же произошло? — спросил Семеныч, жестом приглашая пройти к могилке старушки.
— Я сделала, как вы велели. С первой же ночи бабушка перестала приходить ко мне, но спустя время позвонила тетя Люда и попросила простить ее. Сказала, что согрешила и теперь расплачивается. Я испугалась, поехала к ним, чтобы проведать. Оказалось, что брат бабушки и не виноват, он не хотел отбирать квартиру, но пошел на поводу у жены.
Они подошли к могилке Зинаиды Павловны. Анна заменила старый букет на новый и натянула перчатки, чтобы убрать пожухлую траву с холмика. В процессе работы продолжила рассказ:
— После проведенной панихиды, бабушка стала являться к тете Люде, зная, кто виновен. Вы представляете? Ведь все произошло после ее смерти, а бабушка знала...
— Тело умерло, Анна, душа-то жива, — сказал Семеныч, — что дальше было?
— Тетя Люда слегла: инсульт и частичный паралич тела, — глухим голосом произнесла девушка. — Я так испугалась! Но она не переставала просить прощения. Судебный процесс остановили, заявление забрали, издержки оплатили. Я простила ее...
— Дух оставил тетку? Более не навещал?
— Нет, и тетя Люда пошла на поправку, — со вздохом облегчения ответила Анна. — Конечно, до полного восстановления пройдет время, но она поняла, что последнюю волю покойного надо чтить и выполнять.
— Дай бог, каждому это понимать, — согласился Семеныч. — Никогда не отталкивает бедность человека, другое дело, если бедны его душа и помыслы...
